Первые напасти пожаловали в гости в Дом Ортанов примерно с месяц назад. Это были не проблемы, не беды, а так, мелкие хлопоты и незначительные неприятности. Епископ Варбленс, духовный куратор Висварда, Менпросы, Кельверборга и остальных городов Деленруза, попросил отца Тибара о помощи. В провинции завелась довольно многочисленная банда нежити, в основном состоящая из оборотней, перевертышей и вампиров. Как водится, нечестивцы промышляли лишь по ночам, кормясь на лесных дорогах, озорничая по удаленным от городов придорожным трактирам и лишь изредка осмеливаясь появляться на окраинах деревень. Особых хлопот шайка пока не доставляла, но кто знает, что может случиться через год или два? Епископ собрался задушить угрозу в зародыше, но поскольку воителей церкви поблизости не было, а панику среди прихожан поднимать не хотелось, старший над всеми святыми отцами не стал обращаться к герцогу Финцеру с просьбой прислать войска. Как бывало уже не раз, когда служителям Храма требовалась помощь, они запрягали коней и ехали в Дом Ортанов, благо, что старый граф никогда не отказывал в подобных делах, а его люди быстро и, главное, не поднимая лишнего шума расправлялись с нежитью.

Тибар понимал, почему его отец никогда не говорил «нет» преподобному Варбленсу Деленрузскому. Положение их Дома не отличалось устойчивостью, поскольку слишком многим при королевском дворе была известна их тайна. Несмотря на расположение самого правителя и пожалованные еще несколько веков назад привилегии, у Ортанов имелось много врагов, только и ждущих возможности наложить свои грязные лапищи на их богатство и земли. Святая Церковь являлась могучим союзником. Пока она покровительствовала одному из древнейших родов королевства, алчущие добраться до чужих сокровищ злопыхатели молчали, а придворные пустомели даже не осмеливались распускать какие-либо сплетни. Но стоило графу хотя бы раз отклонить просьбу епископа, как на Род Ортанов одно за другим посыпались бы несчастья… мгновенно вспомнились бы старые истории, о которых все, даже их самые лютые враги, предпочли забыть.

В отличие от старшего брата Дразмар не одобрял союз с Церковью, превративший их людей в бесплатных наемников. Юный граф ставил под сомнение плюсы негласного соглашения и придавал слишком большое значение минусам. По молодости лет он был строптив, своенравен и пылок, поэтому иногда осмеливался критиковать решения отца, но ни разу на деле так и не ослушался его воли. Граф Кервилонг Милдор Ортан был абсолютно уверен в преданности и исполнительности младшего сына, поэтому и не стал дожидаться возвращения более опытного и осмотрительного первенца из поездки в Персв, а поручил возглавить карательную экспедицию в лес Дразмару. Если бы граф тогда знал, чем его решение обернется, то непременно уговорил бы преподобного Варбленса подождать несколько дней до приезда Тибара.

Чуть меньше недели отряд Ортанов бродил по лесам, к концу шестого дня они вернулись, привезя с собой, к великой радости епископа, с дюжину пар вампирских клыков и шесть шкур освежеванных оборотней. Дразмар достойно исполнил приказ и ни на йоту не нарушил воли родителя, но отчудил, то ли из-за великих чувств, вдруг вспыхнувших в его юной груди, то ли просто ради того, чтобы немного позлить отца, заставлявшего его действовать вопреки убеждениям. Он привез с собой пленницу, красавицу-вампиршу Виколь, на которой вскоре собирался жениться.

Старый граф был, конечно же, недоволен выбором сына, но не мог запретить неразборчивому отпрыску вступить в брак. Такова уж была традиция у Ортанов, древний обычай, чтимый в их Доме на протяжении не одной сотни лет: «Каждый мужчина сам подыскивает и выбирает себе жену; старшие не предлагают и не запрещают!»

Виколь осталась, и с того дня в Доме Ортанов поселилось Несчастье. Сначала у старого графа обострился давний недуг, и он, несмотря на свой еще не совсем старый возраст, оказался прикован к постели. Затем пропала вампирша, по воровской привычке прихватив с собой хоть и не ценную, но дорогую для Ортанов вещь. В простенькой сережке не было даже драгоценного камня, ее нельзя было за достойную сумму продать ювелиру, но, как Тибар резонно предположил, его младший братец не удержался и разболтал ветреной красотке, как много значит Армантгул для Ортанов и не только для них…

Состояние здоровья отца ухудшалось, и самые лучшие лекари Висварда не могли с этим ничего поделать, не говоря уже о Вернарде, тоже знающем толк в искусстве врачевания ран и болезней. Жизнь медленно покидала тело старого графа, и он мог умереть в любой миг, так и не придя в сознание. Поиски Виколь не увенчались успехом, шельма оказалась проворной бестией, и отчаявшийся Дразмар с горя запил.

Известие о смерти младшего брата стало для Тибара еще одним сильным ударом, чаша желания жить почти опустела, но от безумного поступка его удержала жажда мести, чувство долга перед Родом и стремление вернуть Армантгул. Он не сидел без дела и не упивался своим горем, он действовал, он пытался бороться с преследующим Род роком, и что он получил в итоге? Только несколько новых ударов от чем-то оскорбленного Провидения. Он потерял время, лишился десятка верных людей и сам теперь не мог встать с постели, но, как ни странно, не последствия неудавшейся вылазки печалили Тибара. Ортанам выдвинули условия гаржи, а эти твари не любили шутить и были очень-очень опасны, в особенности когда сбивались в стайки больше пяти…

Свечи мерно горели, наполняя графские покои тусклым, унылым светом, что создавало соответствующее настроение у двух находившихся в них мужчин. Тибар лежал на спине и с безразличием взирал на свое изуродованное рубцами тело. Графу было больно, но его мысли витали вдалеке от телесных мук. Его телом занимался Вернард: палач и лекарь, верный слуга и близкий друг; могучий гигант, безжалостный и чувственный, в зависимости от обстоятельств и настроения. Соратник в бою и отличный товарищ в мирные будни находился рядом, он делал все возможное, чтобы облегчить господину страдания и спасти его жизнь. Сильные и с виду неуклюжие руки ловко разматывали окровавленные бинты, а затем толстые, похожие на свиные колбаски пальцы бережно и тщательно втирали пахучую мазь в края уродливых ран. Нет, за свое физическое состояние Тибар не волновался, им занимался Вернард, и, поскольку в схватке стражники-«марионетки» не пользовались отравленным оружием, вельможа точно знал, что очень скоро – уже этим вечером или, на худой конец, завтра с утра – он вновь окажется на ногах и будет способен действовать. Боль же – всего лишь ощущение, и если ты долго ее терпишь, то рано или поздно свыкаешься; она становится частью тебя, хотя далеко не самой лучшей…

Граф Тибар Кервилонг оставался единственным представителем Рода Ортанов, который еще был в состоянии хоть как-то сопротивляться Судьбе. Не растрачивая время на пустяки, Тибар пытался просчитать сложную ситуацию, в которой он и его люди оказались по милости нежити, и найти выход, пусть не идеальный, но доступный способ предотвратить надвигающуюся беду. Ортаны были не из тех, кто сдавался на милость врагу, Ортаны боролись, пока дышал хотя бы один из них. Не считая отца, еще живого, но уже ступившего на дорогу, ведущую в иной мир, Тибар был последним Ортаном, и только от него сейчас зависело, прекратится ли его Род или будет процветать, встретит ли он неизбежное с честью или с позором. Огромнейшая ответственность перед предками и потомками не давала раненому вельможе упиваться собственными страданиями и отдаться заботам о ноющем теле…

– Сейчас будет жечь, – предупредил Вернард, бережно затыкая тряпочкой одну из склянок и беря в руки другую, в которой находилась бледно-зеленая мазь, отдающая одновременно прогорклым маслом, прокисшим молоком и протухшими яйцами.

Лекарь не обманул. Чуть не прикусив язык, Тибар со скрипом стиснул зубы от боли, как только зловонная слизь оказалась на поверхности прорубленной ключицы.

– Что, щиплет? – поинтересовался палач, лицо которого расплылось в ехидной усмешке.