Я был хорошим слушателем: кивал, говорил: «Здорово!», делал вид, будто впечатлён и нетривиально заинтересован, но меня занимало другое: что будет, когда мы выйдем из столовой.

— Значит, ты — сын Ильи Сергеевича? — когда с едой было покончено, Вероника приступила к самому вкусному для себя, и неудобоваримому для меня.

Она расслабленно склонила голову, оперев её на ладошку, — словно хотела разглядеть меня под каким-то новым углом. Но об отце мне хотелось говорить меньше всего. Гораздо приятней было смотреть на спонтанное знакомство, как на самостоятельное приключение двух симпатичных и интересных друг другу людей.

— Нет, я — дочь Аркадия Семёновича, — это была моя первая попытка сострить.

И она наполовину удалась: я несколько раз хмыкнул и даже коротко хохотнул. Но, к сожалению, недостаточно заразительно, чтобы Вероника разделила мое веселье. Наоборот: она посмотрела на меня с подозрением:

— Ты что — стесняешься своего отца?

— Нет, — я смутился. — С чего ты взяла?

— А ты знаешь, как его уважают у нас на факультете?..

Веронике почему-то захотелось поведать мне о том, какой у меня замечательный отец. И не просто поведать, а так, чтобы я ни о чём таком не догадывался: какой Илья Сергеевич демократичный, какие у него замечательные лекции, и с каким пониманием он подходит к разным жизненным ситуациям (например, беременным студенткам на экзамене сразу ставит пятёрку). Я поддался и по ходу рассказа один раз даже произнёс вожделенное для Вероники: «Надо же!» Но в какой-то момент меня стало подташнивать.

— Я его сын от первого брака.

Сказал — и сам испугался. Мне показалось, что я предал родителей. Особенно отца.

Вероника охнула и испуганно прикрыла рот ладошкой. Потом стремительно перегнулась через стол и погладила меня по руке:

— Прости, солнышко, прости! Я не знала…

— Ерунда, — великодушно пробормотал я, — ничего страшного.

На улице я попросил Веронику показать мне — как без пяти минут студенту — университет.

— Где тут что, понимаешь?

— Готовишься к студенческой жизни? — она одобрительно покивала. — Молодец, солнышко, правильно.

Идея выступить в роли моего гида пришлась ей по душе: она важно наморщила нос.

— Но только недолго, хорошо?

— Хорошо.

— Я столовые не люблю, — объяснила она, — но тут в читалку надо идти, пришлось заскочить перекусить.

— Сессия? — спросил я понимающе.

— Она самая. Тебе это ещё предстоит. Два экзамена осталось, и каких!.. — Вероника закатила глаза, показывая сложность предстоящих испытаний. — Столько всего повторить надо.… Ну, ладно, не могу же я бросить тебя и не познакомить с университетом?

Я тоже так считал.

— Тогда начнём с первого корпуса.

Мы обошли университетский квартал. Вероника рассказывала про расположение факультетов, про библиотеку и читальный зал, а заодно просвещала насчёт буфетов: в каком здании и на каком этаже в буфете нормальная еда, а куда лучше не ходить.

Я слушал, делая вид, что мотаю эти ценные сведения на ус. И меня опять унесло вперёд: в какой-то момент показалось, что через какой-то месяц-другой мне и впрямь предстоит стать обитателем одного из учебных корпусов и завсегдатаем университетских буфетов. Из-за этого наша экскурсия всё больше походила на воспоминание.

Круг — или точней, квадрат, — замкнулся у главного корпуса, не имевшего отдельного номера. На всё-провсё ушло минут пятнадцать-двадцать.

— Вот, — Вероника пожала плечами и слега развела руками. — Это наш университет.

Я кашлянул.

— Спасибо. Очень интересно.

— Тебе, правда, понравилось?

— Конечно. Ещё бы.

— Я рада. Ну, что, солнышко, тогда расстаёмся? Приятно было с тобой пообщаться.

Я посмотрел в сторону.

Университет находился на самом верху наклонной плоскости, и здесь, сразу за дорогой начинался спуск на другую сторону — по широкой, отделанной красным гранитом, лестнице в Центральный парк.

— Может, в парк сходим? — я указал рукой.

— О-о! — её глаза удивленно расширились. — Не могу, солнышко, не могу. Мы же договаривались, помнишь? Недолго!

— Недолго ещё не прошло. Ещё немного осталось.

— Какой ты милый!.. — она погладила меня по плечу. — Но мне, правда, надо. Я такой человек: если что-то запланировала и не сделала, меня потом всю переворачивает, я просто места себе не нахожу.

— Ты отличница?

— Да, — в её тоне послышалось лёгкое удивление: как этого можно было не знать?

— Понятно.

Я не знал, как её удержать. У меня не было определённых планов — просто было приятно находиться рядом с Вероникой и хотелось продлить это состояние. Ещё я понимал, что пока мы недостаточно знакомы, чтобы я мог пригласить её, например, в кино.

— Ну, так я…

— Там здорово. В парке.

— Солнышко, ты сбиваешь меня с пути истинного! — Вероника улыбнулась и шутливо погрозила пальчиком. — Ты думаешь, мне хочется сидеть в читалке? Я бы тоже с удовольствием пошла сейчас в парк, покаталась на лодке, но надо готовиться к экзамену.

— Странно, — произнёс я.

— Что «странно»? — не поняла она.

— Что ты не хочешь идти в парк…

После чуда Встречи-в-столовой это и, правда, казалось странным. Мной владело ощущение, что в нашем знакомстве не обошлось без руки Судьбы, и далее всё должно иди, как по накатанному. Но вот Вероника ничего такого судьбоносного не чувствовала и даже противилась руке Судьбы. Это и было удивительно.

— Почему странно? — удивилась она и внезапно обиделась: — Что ты этим хочешь сказать? Что я — странная?

— Нет, я…

— А что? Что я обязана идти тобой в этот парк?

— Вовсе нет….

— Ты думаешь: раз твой отец — завкафедрой, так я сразу побегу за тобой, куда скажешь? Ты так думаешь?

— Да нет же, — произнёс я ошеломленно, — просто вслух подумал. Не обращай внимания…

— Если ты так думаешь, солнышко, то ты не ту напал.

— Да я и не думал на тебя нападать. Совсем не в этом дело.

— А в чём дело? — она смотрела на меня недоверчиво, готовясь при необходимости обидеться с новой силой.

Наверное, правильней было бы рассказать, что она понравилась мне с первых же секунд, и что я просидел полчаса под каштаном в надежде увидеть её ещё раз. Но в ту пору такие простые решения были слишком сложны для меня.

— Как бы это объяснить…, — я набрал в грудь побольше воздуха. — Просто… просто мне показалось, что я знаю тебя давно — год или два.

— Правда? — её голос заметно смягчился. — Как это мило! Спасибо, солнышко, мне тоже приятно с тобой общаться. На самом деле ничего странного в этом нет: с некоторыми людьми познакомишься и сразу чувствуешь — родственная душа, а с некоторыми… Постой, ты ведь не про это сказал «странно», а про то, что я не хочу идти с тобой в парк?

— В общем-то…

— Так, — она решительно подбоченилась, — рассказывай.

— Да что рассказывать… Я подумал про парк, представил, как мы с тобой там гуляем… И получилось, что это уже как бы было, понимаешь? И мне показалось, что мы знакомы давно. И стало странно, что ты не хочешь идти в парк с таким старым знакомым, как я, — я предпринял попытку рассмеяться.

— Вот оно как, — протянула Вероника. — Ну, солнышко, извини, что накричала на тебя. Каюсь, виновата. И часто тебе новые знакомые кажутся давними?

Я пожал плечами. Вероника ненадолго задумалась.

— Ладно, — решила она, наконец. — Пойдём немного погуляем, но только немного, хорошо?

— Хорошо.

— И если хочешь знать, из нас двоих странная вовсе не я, а ты.

— А я и не говорил, что ты странная.

— А я говорю: ты немного странный, солнышко. Не обижайся, тебе это даже идёт. Не обижаешься?

— Не обижаюсь.

— И ещё имей ввиду: если я завалю экзамен, виноват будешь ты.

— Идёт.

По бокам гранитную лестницу обступали старые могучие деревья. Сверху она была видна лишь до середины: её продолжение скрывалось за ветвями клёнов, сосен и акаций. Ступеньки перемежались широкими площадками с тяжёлыми скамейками — вопреки обыкновению они были почти не заняты, словно парк на какое-то время выпал из пространства города. Я вслушивался в лёгкое поцокивание каблучков Вероникиных туфель, чтобы сильней почувствовать реальность и убедиться, что не грежу наяву.