Annotation
Роман
о дружбе и влюблённостях,
об изменении людей на сломе эпох
и
романтике лингвистических открытий
Семь незнакомых слов
1. О настоящем
2. Вечера у карты
3. Вера в Науку
4. Мой соавтор Ромка Ваничкин
5. Как расставаться с девчонками
6. Профессор Трубадурцев
7. По исторической стезе
8. Ромка Ваничкин и новая училка
9. Историческое мышление
10. Рука Судьбы
11. В раю про ад не говорят
12. Москва, Москва...
13. Встреча в августе
14. Год с Вероникой
15. С тех пор, как мы окончили школу
16. Скука счастливых лет
17. Встреча с катастрофой
2.01. Тайный план
2.02. Севдалин
2.03. Новый план и новое слово
2.04. Ваничкин приходит на помощь
2.05. Жизнь в стиле хао
2.06. Путь к богатству
2.07. Дела домашние
2.08. Когда кончается везенье
2.09. В незнакомой квартире
2.10. Тягостные недели
2.11. Прыжок в окно
2.12. Неудачное начало
2.13. В роли гения
2.14. Серебристый дирижаблик
2.15. На пустом месте
2.16. Да будет театр!
2.17. Первая ночь с Клео
2.18. Ледовый месяц
2.19. Обратная сторона необычности
2.20. Семь незнакомых слов
2.21. Когда...
Семь незнакомых слов
1. О настоящем
«Сначала человек поглощает Пространство, потом противостоит Времени, а после — жаждет Вечности».
За год до окончания школы я узнал об этом от отца. Это было его собственное открытие — как и несколько других в подобном роде. Иногда я понимал их сразу, иногда лишь годы спустя.
Специальностью отца была лингвистика. Он питал слабость к эффектным определениям — ёмким и убедительным, как математические формулы. Ещё его привлекали ветвистые структуры языковых семейств, сложные схемы синтаксических систем и сравнительные таблицы со словами из разных языков. Слова были отцовским призванием, и иногда казалось, что со словами ему интересней, чем с людьми.
Благодаря словам у отца выработались аналитическое мышление и дотошность. В обыденности эти качества не всегда срабатывали, как надо, а порой даже и мешали взаимопониманию.
— Да, коллега, я понял вашу позицию, — говорил он однажды по телефону. — Единственное возражение: вы утверждаете, будто выражаете своё мнение, так? Ну вот, а я всё-таки настаиваю, что это не мнение, а позиция. Что?.. Как это «какая разница»? Это же ясно, коллега… Мнение — ничто иное, как искренняя позиция, верно? Но позиция, хочу заметить, также бывает и неискренней. Когда человек сознательно говорит неправду — это тоже его позиция. Но вы ведь не станете утверждать, будто ложь может быть искренней? Искренним бывает заблуждение, а ложь — сами понимаете... Что? Просят освободить телефон? Что ж, всего доброго, коллега.
Потом отец поделился с матерью:
— Представляешь, Лариса, я практически прямым текстом сказал человеку, что он лжёт, а он меня, кажется, так и не понял!
Мама ответила: если бы с ней изъяснялись столь прямо и ясно, она тоже ничего бы не поняла.
— Я же не занимаюсь перевоспитанием, — объяснил отец. — Нравится человеку лгать — на здоровье… И всё же удивительно, когда врёт словесник. Кому как не ему понимать, что ложь по своей сути — отрицание языка, этакий язык-наоборот? Это, как если бы физик отрицал законы Ньютона, не находишь?
— А-а, — отозвалась мама, — тогда другое дело...
От отца я узнал, что слова можно дарить — почти, как предметы. Когда мне стукнуло семь, у нас завёлся обычай: каждый день рождения помимо общепринятых подношений я получал в подарок телеграмму на поздравительном бланке — вместо бодрых фраз с пожеланиями она содержала новые, пока ещё неизвестные мне, слова. Их число соответствовало достигнутому возрасту, а потом отец объяснял их смысл.
— Разве не здорово, старик? — объяснил он на первый раз, видя моё недоумение. — Игрушки сломаются, из одежды ты вырастешь, а эти слова будут служить тебе много лет — всю жизнь!
Объяснение меня не убедило — оно было слишком взрослым. Восхищение надёжностью вещей длительного пользования мне ещё было неведомо, к тому же это были и не вещи — их нельзя было потрогать руками. А, главное, новые слова можно заполучить в любой из дней — они бесплатные.
Но я видел, что отец очень доволен своей придумкой, и ему хочется, чтобы она мне понравилась.
— Это игра такая? — на всякий случай уточнил я.
— Точно! — обрадовался отец. — Вот видишь, ты всё прекрасно понял!
После этого всё встало на свои места: это игра, мы так играем. Со временем я даже вошёл во вкус и, получая очередную порцию слов, одобрительно кивал или скептически морщился.
— Вот как? — не соглашался отец. — Тебе не нравится слово «навсклянь»? Зря, старик, зря! Замечательное слово — ты только послушай, как оно звучит: нав-склянь! Как звон колокольчика! И знаешь, что оно означает?..
Среди подаренных слов оказывались и такие, которые я уже слышал, но значения не знал или знал неправильно. В подарок они засчитывались, но их отец подчёркивал красным карандашом. Так пошло уже с первой телеграммы. К примеру, мне казалось, что атом — это то, из чего делается атомная бомба или атомная энергия. Но выяснилось, что «это, пожалуй, и так», но «не совсем так» и «в каком-то смысле ровно противоположное».
— Если говорить о вишнёвом варенье, то всё верно: оно делается из вишен, — согласился отец. — Но ведь не скажешь, что птичий полёт делается из птиц?..
Далее последовало объяснение, что слово «атом» означает — неделимый, потому что когда-то люди считали, что мельче атома ничего нет, поэтому его и невозможно разделить. А на самом деле атом очень даже делимый, и атомная энергия извлекается как раз с помощью такого деления. Отсюда же следовало, что слово «том», которым называют книги из собраний или серий, наоборот означает «доля» или «часть». Ещё отец указал на стоящее рядом слово «индивидуум». Смысл у него был совсем не такой, как у греческого атома, но когда-то на латыни оно тоже означало «неделимый», а его части и доли и по сей день зовутся «дивидендами».
— Вот видишь, как много может рассказать даже одно слово? — спросил он с торжествующей ноткой.
Я кивнул, а мама не удержалась от смелого предположения, что, наверное, где-то существуют отцы, сделанные из приставучести и занудства.
Со временем среди подаренных слов стали попадаться уже знакомые мне. Я обводил их красным кружочком, а отец предлагал что-нибудь взамен — у него всегда имелся запас. При этом мои непредвиденные познания настраивали его на философский лад:
— Так ты уже знаешь слово «абстракция»? — задумчиво удивлялся он. — Как время летит!..
Выработанное с годами аналитическое мышление не мешало отцу время от времени впадать в легковерие, по-видимому, свойственное ему от природы. Помню, вскоре после того, как я пошёл в школу, мне захотелось поделиться с отцом новыми впечатлениями. Впечатлений было много, но по ходу рассказа я увлёкся и для пущего блеска кое-что приукрасил. В наплыве чувств я поведал отцу, будто бы видел на одном из школьных этажей стенд «Великие учёные», где была и его фотография.
Отец очень удивился — стал расспрашивать, в каком пиджаке и галстуке он на той фотографии, кто ещё из учёных представлен на стенде, и даже высказал осторожное предположение — не перепутал ли я его с кем-то внешне на него похожим? Но я не перепутал: под фотографией стояла наша фамилия — Сказкин, и отцовские инициалы — И.С.
Отец сказал: «Занятно, очень занятно» и задумчиво потёр нос. Потом как бы невзначай поинтересовался, скоро ли у нас родительское собрание.
Вечером он, посмеиваясь (чтоб никто не подумал, что им движет тщеславие), рассказал о стенде матери — она в тот момент готовила ужин. Несколько секунд мама смотрела на отца расширившимися от удивления глазами, убеждаясь, что он не шутит. Потом на неё напал такой приступ хохота, что она выронила недочищенную картофелину и несколько раз согнулась-разогнулась в поясе, рискуя наткнуться на нож в собственной руке.
