Показ квартир всегда таил опасность потенциального сговора между покупателями и продавцами — дабы избежать платы за риэлтерские услуги. Несколько раз с нами такое произошло — даже взятые на ответственное хранение документы на жильё не гарантировали выплаты гонорара. Документы требовали вернуть, грозили милицией и прокуратурой, соглашались выплатить максимум сто долларов и не понимали: с какой стати за три-четыре-пять показов мы хотим существенно больше? Объяснение «для того, чтобы вы нам могли позвонить, мы должны были снять офис и дать рекламу» как довод и аргумент не рассматривался вообще, — мы смотрели на ситуацию с противоположных сторон. Ещё несколько раз наших клиентов перехватили коллеги-риелторы.

Две сделки пришли по линии екатеринбургских знакомых Севдалина, пожелавших обзавестись недвижимостью в столице — то ли из соображений престижа, то ли в инвестиционных целях, то ли на перспективу. Точней, речь шла о друзьях и бизнес-партнёрах его отца.

Одна из причин не слишком успешного хода дел крылась в нашем возрасте — недостаточно солидном, чтобы доверить такое важное дело, как размен жилья. Нередко люди, с которыми по телефону устанавливался доверительный контакт, увидев нас в жизни, спрашивали: «А где ваше начальство?» и, узнав, что мы и есть начальство, вежливо передумывали. В наш огромный опыт в сфере недвижимости мало кто верил — несмотря на то, что в офис мы всегда приходили в строгих костюмах и ни в коем случае не забывали о галстуках.

В июне я начал понимать, что наш хао-план упёрся в суровую реальность, и кругосветное путешествие откладывается на неопределённый срок. Мы пока даже близко не подошли к намеченной сумме в сто тысяч, но дело было не только в этом. Для странствий по миру требовался загранпаспорт — у меня, как лица без гражданства его не было. В свою очередь, чтобы стать гражданином России (а другое я не рассматривал) факт русской национальности ничего не значил — требовалось где-то прописаться. А для этого — приобрести даже самую условную недвижимость в виде какого-нибудь заброшенного дома в деревне. Иными словами, потратить, как минимум, три, а то и пять тысяч долларов — сумму непозволительную при текущем положении дел.

Для путешествий напрашивалось возвращение к старым проверенным, более скромным, маршрутам. Растяпа никогда не видела моря: мне очень хотелось свозить её хотя бы на несколько дней куда-нибудь под Одессу — в Балабановку или Затоку. Но когда я намекнул об этом Севдалину, он ответил: сейчас для сделок с недвижимостью — самый сезон, потому что люди предпочитают переезжать с квартиры на квартиру в тёплое время года. Не может быть и речи, чтобы в такой момент мы оставили фирму на него одного. И если уж на то пошло, добавил Сева, кое-кто уже ездил отдыхать — сейчас его очередь.

Он уехал на две недели в середине июля. Его родители решили провести отпуск в Китае и настояли, чтобы сын к ним присоединился. Социальная разница между нами, которую мы предпочитали не замечать внутри хао-команды, получила новую проекцию. Я легко представил, как ещё через полгода Севдалин полетит куда-нибудь на Канарские острова, а после — в Таиланд или Арабские Эмираты, и по возвращении будет рассказывать нам с Растяпой о дальних странах, а мы с ней так и будем обходиться внутренним туризмом и ближним зарубежьем. Постепенно такой порядок станет привычным, времена общежитского единства и питания из одного котла будут вспоминаться, как чудачество и аномалия, и, кто знает, возможно, мы даже научимся гордиться тем, как много стран объездил наш друг.

Насчёт сезона Севдалин оказался полностью прав. В его отсутствие мне удалось заключить целых два договора — о чём я и сообщил с гордостью, тщательно замаскированной под небрежную деловитость, когда сильно загоревший директор «Лучшего решения» вновь появился в офисе. С ответной небрежностью нам были выданы дары Китая: элитный красный чай в красивой расписной банке и шёлковые халаты с красными драконами: мне — чёрный, Растяпе — белый.

Подарки, впрочем, уже плохо скрывали факт, что к тому времени мы начали уставать друг от друга — всё меньше могли сообщить друг другу интересного, наперёд знали, кто как сострит в определённой ситуации, а почти бессловесное взаимопонимание, которое раньше вызывало чувство неслучайности нашей дружбы, теперь, скорей, раздражало.

Вдобавок отец Севдалина созрел для покупки квартиры в пешей доступности от Министерства путей сообщения для ночлегов во время командировок. Таковая нашлась — двухкомнатная, в доме 1920-х годов, в стиле конструктивизма, с просторным коридором, довольно высокими потолками и большими, разделёнными на прямоугольники, окнами. Из окон можно было разглядывать тот самый памятник Лермонтову (отсюда он виделся со спины) и предаваться размышлениям о превратностях судьбы. Жилья в этом районе продавалось мало: по цене Сева не торговался. Он не делал секрета, что сам собирается здесь жить, и сразу после выезда бывших владельцев вплотную занялся ремонтом — нанял бригаду строителей с Западной Украины, подбирал материалы, изучал журналы по дизайну интерьеров и ездил по мебельным магазинам. В офис он приезжал не каждый день и спрашивал о делах так, словно это наш с Растяпой бизнес, а он лишь немного помогает нам по дружбе. Мы, в свою очередь, живо интересовались ходом ремонта в квартире — то ли демонстрируя своё умение радоваться достижениям друзей, то ли видя в этом событии залог и собственного будущего процветания.

Пролетела треть августа. По плану годичной давности примерно в это время следовало заказывать билеты и визы, чтобы первого сентября отправиться в дальние страны. Помнил ли Севдалин о приближении знакового рубежа? Я не сомневался: конечно, помнит. Но заговорить об этом значило бы признать своё поражение, чего Сева, как я убедился, очень не любил. К тому же сразу бы встал вопрос: а что дальше? Дать плану второй шанс, отложив гипотетический отъезд на полгода-год, или что?

Ответ пришёл за неделю до окончания лета. Директор «Лучшего решения», отсутствуя несколько дней по делам ремонта своей квартиры, неожиданно приехал в офис. Хуже момента он выбрать не мог. Из двух сделок, заключённых мной в июле, одна уже сорвалась, и вот теперь позвонила клиентка по второй и сказала, что хочет заехать документами на своё жильё. Я уговаривал её ещё подумать, призывал к совести и даже грозил, утверждая, что риелторы, к которым она переметнулась, скорей всего мошенники — раз они переманивают чужих клиентов. Севдалин выслушивал мои реплики, скрестив руки на груди и не сводя с меня взгляда.

— Сучка, — сообщил я ему. — Четыре показа. Теперь хочет слиться.

Сева задумчиво почесал бровь.

— Пора прикрывать эту лавочку, — произнёс он, словно разговаривая сам с собой. — Всё равно толку не будет…

— В смысле? — уточнил я.

И тут его прорвало. Он стал орать, что с такими работниками ни одно дело не выгорит — всё держится на нём, а мы только номер отбываем, клянчим деньги, а толку от нас никакого, и какие ещё мне требуются объяснения?

Мы смотрели друг на друга, я старался не отводить взгляда от раскрасневшегося Севиного лица и лишь боковым зрением отметил, что Растяпа низко склонилась над своим столом, как будто увидела на деревянной поверхности что-то необычное.

Проорав с минуту, Севдалин внезапно успокоился, взял со стула свой портфель и, как ни в чём ни бывало, вышел. Дверь захлопнулась чуть громче, чем обычно.

Это была катастрофа. Я лихорадочно прикинул, насколько хватит имеющихся денег, и легко допустил, что Сева — не из жадности, а из вредности — при ликвидации фирмы не добавит ни копейки. Значит, надо срочно искать другую работу. Но это — потом. А пока мне было жгуче неловко за Севдалина перед Растяпой.

— Не обращай внимания, — сказал я ей после минуты молчания, и сам удивился лёгкой нотке высокомерия в своём голосе. — Наверное, у него давно не было женщины.

Зря я так сказал.

Нам ничего не оставалось, как продолжать ездить в офис, словно ничего не произошло. На всякий случай, за два дня до начала занятий я заехал в институт и объяснил Мизантропу ситуацию: денег на дальнейшее обучение у меня нет, так что сами понимаете. Декан недоумённо приподнял полуседые брови: буквально вчера Севдалин внёс плату за следующий семестр — за себя и за меня. Он смотрел на меня не удивлённо — скорей, пытливо, пытаясь понять, что происходит между его двумя студентами, которые раньше были не-разлей-вода. «Вот оно как, — пробормотал я, чувствуя, что краснею, — ну что ж…»