— Так это мы мигом! — Похвист поднялся из-за стола так проворно, что едва не опрокинул чарку с бледно-жёлтым пахучим сбитнем. — Выдую его одним махом.
— А ты не спеши, внучек Стрибожий, — фыркнула Морена, дёрнув бровью. — Смотри, увалень какой, чуть стол мне не перевернул. Аспид-то мой залётный хоть и небольшой, да с тебя ростом выйдет. А если в битве сойдётесь? Разворошите половину Нави? Я не удивлюсь, что специально ты супротив меня пойдёшь, лишь бы насолить царству моему. Поняла я уже, что не по нраву тебе.
— Да Род с вами, Морена великая! Зря вы о Похвисте мнения такого? Не злой он! — запротестовала Ульяна и тут же задохнулась от собственной дерзости, захлопав перепуганными зелёными глазами.
— Хм… — Морена нахмурилась, переводя заинтересованный взор с русалки на Похвиста и обратно. — Не первый раз ты за него заступаешься и сдаётся мне… Эка невидаль… Впрочем, не мне вас судить, — резко мотнула она головой и неожиданно нежно обратилась к Ульянке: — Не знаю, что забыла ты в Нави, душа живая, но тебе к пещере даже приближаться опасно. Воздух местный не для тебя. Сух он больно, и сама ведь чуешь?
Ульяна быстрым движением опустила рукава, закрывая запястья. Лёля дёрнулась от стремительного жеста подруги и успела углядеть, что никогда ещё чешуйки серебристые так на светлой коже русалки не выделялись. А она и не заметила, мыслями о Догоде увлечённая. Похвист тоже бросил на Ульяну обеспокоенный взгляд.
— Чуешь, — удовлетворённо выдохнула Морена. — Тебе ли, водянице, в логово аспида огнедышащего соваться? Пропадёшь.
— Огнедышащего? — впервые за долгое время прокаркал Аука и вытянул тонкую шейку, чтобы видеть всех сидящих за столом. В голове Лёли мелькнул тот же вопрос, что успела до неё озвучить говорящая птичка. — Огнём, что ль, харкается?
— Жаром обдаёт. Оттого мы с Чернобогом его и не тронули, хоть и бессмертны. Боль от ожогов проходит долго. — Морена поёжилась. — Ну а русалку сожжёт мигом, как подлесок сухой.
— Кажется, понял я, к чему ты ведёшь, Нави хозяйка, — Похвист прищурился, не опускаясь на скамью. — Меня к аспиду не допустишь, Ульяне смерть от него грозит. Неужто осмелишься сестру родную…
Лёля, несмотря на непривычно тёплый и сухой воздух вокруг, заледенела изнутри под взглядами четырёх пар глаз. Трёх — встревоженных и растерянных, одной — торжествующе-лукавой.
— Лёлюшка?.. Да ни в жизнь! — задохнулась от негодования русалка.
— Издеваешься над нами, Морена? — взревел Похвист. — Совсем остатки разума в Нави потеряла! Извести родню вздумала!
Под возмущения бога ветра и Ульяны Лёля без слов смотрела на сестру. Морена улыбалась краешком губ, казалась спокойной и даже не взглянула в сторону ругающихся гостей, только к Лёле взгляд её обращён был. Не хотела Морена им зла, это Лёля чувствовала так же ясно, как и свернувшийся липким комком страх в животе. Сестра всегда была такой — замкнутой, со своими понятиями о правде и справедливости. И всё же, именно эта тихая, скрытная девушка отказалась от Прави ради своей любви. Кому, как не Морене, из всей Лёлиной большой семьи понять те чувства, которые зовут её сделать всё ради юноши, которого она не знает, но уже любит?
— Никто, кроме тебя, ему не поможет, — едва слышно произнесла Морена, но Лёля уловила каждый звук. — Ты Берегиня, исцелять чужие раны — твоя стезя. Усмири несчастного аспида, верни его к семье, даруй моим подданным покой. Тогда, Родом клянусь, отдам вам то, за чем вы пришли.
Ульяна причитала, Похвист сжимал и разжимал кулаки, Аука воинственно проскакал по столу, остановился напротив Морены и вперился в богиню чёрными глазками. А Лёля… Лёля сглотнула, выдохнула, борясь с накатившей от осознания неминуемой встречи с исчадием Нави тошнотой, и кивнула в ответ.
***
— Ох, Лёлюшка, не ходи туда. Гиблое место, боюсь я за тебя, мочи нет!
— Не волнуйся так, Ульяна. Там всего-то аспид. Змей такой, вроде ящерицы, наверное...
Сжимая ладони Ульяны, Лёля снова посмотрела на чёрный зев пещеры, из последних сил стараясь скрыть дрожь. Хвала Роду, что платье на ней длинное, наверняка сейчас и коленки её трясутся, как осинки в день ветреный. Конечно же, лукавила Лёля, пытаясь друзей успокоить. Никогда она аспидов не видела и, была бы её воля, век ещё не встречала бы.
Да и округлый вход в пещеру, острыми зубьями камней окружённый, точно пасть зверя дикого, доверия не внушал. Одно успокаивало: если бы Лёля захотела, то смогла бы, на цыпочки встав, до самого краешка потолка неровного дотянуться. А значит, что-то огромное, что за один укус сожрать её могло бы, в пещере не таилось.
— Давай наплюём на наказ её и вместе пойдём? — предложил Похвист, разглядывая пугающую темноту за каменными сводами.
Так разобиделся бог ветра на Морену, что со дня вчерашнего ни разу по имени её не назвал. Всё «она» да «она», и тон его кислый был, как щавеля листья. А ведь вчера Морена хорошей хозяйкой себя пред гостями явила. Похвисту одну из лучших горниц выделила, а после трапезы вечерней велела служанкам баньку растопить, чтобы Ульяну побаловать да и Лёлю заодно. Целую купель воды горячей для русалки молчаливые навьские девицы натаскали. Огненная здесь была земля, жаркая, оттого в воде тёплой, что била из источников подземных, недостатка двор Морены не знал. Давно уже Лёля такое наслаждение не испытывала, тело израненное, синяками и ссадинами покрытое отмачивая в горячей водице. И русалка похорошела, кожа тонкая порозовела, чешуя почти сошла. Да только ночь минула — и снова сейчас Лёля чешуйки колючие на коже Ульяны чувствовала. Быстрее из Нави им всем выбираться надо! Точнее… не всем выбираться. А только друзьям её.
Лёля глубоко вздохнула, отпуская руки подруги. Какая разница, что с ней аспид сотворит, коли она решение твёрдое приняла, что в Нави останется? Свою душу взамен души Догоды Нави в дар принесёт. И жаль, что цветов Яви ей уже не увидеть, под звёздами Прави на траве серебряной не раскинуться, зато рядом Морена будет. А батюшка с матушкой станут их навещать. Может быть, и Лёль с Полёлем как-нибудь в Навь спустятся. Но это, конечно, при условии, что не сожжёт её аспид, к Роду на тысячу лет не отправит. Интересно, тогда жертва её всё равно в пользу Догоды зачтётся?
— Не надо, Похвист, я сама пойду, — отозвалась Лёля, подступая к неширокому проходу. Ну хоть снизу песок ровный, дорожка удобная, не придётся сквозь камни пробираться, платье до дыр раздирая. — Морена тебе запретила мне помогать, не будем её злить. К тому же, — Лёля обернулась к друзьям вполоборота, опасаясь становиться к чёрной бесконечности спиной, — за Ульяной тоже присмотр нужен. Вдруг дурно ей станет от воздуха здешнего?
— Я с ней останусь! Кар! Пускай божедурень тебе подсобит! А ещё лучше — пусть сам к змею в рожу лезет, а мы схоронимся рядышком, издали понаблюдаем! — вскричал Аука с Ульяниного плеча, вздымая взмахом крыльев пушистые волосы русалки.
— Птица правду говорит, — осторожно согласился Похвист, тоже замерев у входа в подземелье, будто не решаясь преодолеть ту невидимую черту, где пропадал даже неяркий свет здешних звёзд. Каменистый свод нависал над их головами острыми выступами-зубами, и Лёля ощущала, как веет изнутри жарким воздухом. Словно не тьма там таилась, а полдень июльский.
— Ну а чем ты в пещере помочь мне сможешь? — спросила Лёля, переводя взгляд с темноты на бледное лицо спутника. — Птицей оборотишься — простора мало, ветром подуешь — его стены поглотят. Нет, права Морена. Я Берегиня. И Велес то же говорил, пока мы к причалу шли. Я знаешь, что придумала? — Лёля встрепенулась, окрылённая внезапной мыслью. — Расскажу я этому аспиду, как по Догоде скучаю. Расскажу, что и аспида где-то родные ждут. Мы же не погубить его пришли, а на волю вернуть. Ему лишь бы из пещеры выбраться — и вся Навь перед ним откроется. Как думаешь, станет слушать он? А на крайний случай, у меня монета Мокоши есть. Одну смерть я ей откупить смогу.