– Чего, по-вашему, не хватило в этой речи? – спросил доктор Ларочку.

– Хм, затрудняюсь ответить.

– Во всей этой речи, Ларочка, нет ни одного заверения в том, что родители любят сына. Тогда как, насколько вы помните, раньше во всех диалогах с ребёнком родители буквально вдалбливали в его голову эту информацию. Разумеется, тогда они делали это интуитивно. Но в этот раз они как бы изменили собственному подходу к ребёнку. Ведь для них словно предыдущая модель воспитания оказалась несостоятельной. И для сына это был первый разговор, лишённый уверенности в том, что родители его любят. Сейчас вы понимаете, какие были чувства у ребёнка?

– Да.

– Но как вы считаете, отец в этом виноват?

– Сложно сказать, Дмитрий Борисович.

– Хороший ответ, Ларочка! – вновь радостно возбудился доктор. – Хороший потому, что он честный. И я также буду с вами честен. Нет, Ларочка, отец не виноват. Ведь в то время никто толком не читал книг по психологии. Откуда отцу было знать, что смена модели поведения так кардинально повлияет на ребёнка?

– Да, вы правы.

– Но тем не менее родители всё равно считают себя виноватыми. Отец – за то, что изменил самому себе. Мать – за то, что в нужный момент ей не хватило силы воли встать между отцом и сыном. И далее отношения сына с отцом стали только ухудшаться. Ребёнок больше не видел в лице отца опоры, защиты, а воспринимал его как главную опасность. Отстранённость от семьи вполне естественным образом обратилась в поиск истин на стороне, и тогда в жизни мальчика появились дурные компании, а потом и наркотики. Тщетные попытки родителей излечить сына не увенчались успехом. Ведь их подход исходил из позиции, что сын попал под влияние дурных людей, как бы снимая с себя ответственность за происходящее. А значит, их попытки сводились к «правильным» наставлениям, лишённым любви. По крайней мере, так виделось это сыну. Родители, разумеется, любили его, но просто из-за глубокого чувства обиды не знали, как ему показать свою любовь.

Доктор прервал речь. Заглянул в пустую чашку. Отодвинул её в сторону. Потом достал из ящика какие-то документы и начал в них копошиться. Он копался в них уже несколько минут, поэтому у Ларочки сложилось впечатление, будто доктор и не собирается закончить свой рассказ. Тогда она несмело спросила:

– Так что же случилось с мальчиком?

– Ах да… – словно выйдя из забытья, сказал доктор. – Мальчик… Мальчик покончил с собой. Повесился на ветке сосны на берегу Финского залива, аккурат напротив того дома…

Доктор посмотрел на Ларочку. По её щекам текли слёзы.

– Да, – сказал доктор в солидарность с её понимающим молчанием. – Но это не конец истории. Ведь теперь, Ларочка, наша с вами задача, а точнее, долг – помочь его родителям справиться с чувством вины. Ведь в этом мире, Ларочка, никто ни в чём не виноват. Каждый человек живёт первый раз и один раз и толком не знает, как ему поступать.

Доктор встал из-за стола, подошёл к окну и, опершись обеими руками на подоконник, продолжил:

– Чувство вины родителей было настолько сильным, что они сделали из этого культ. Они решили во что бы то ни стало разбогатеть! Но только лишь с одной целью: чтобы купить дом у моря, в память о сыне.

– А откуда они узнали про дом у моря?

– Нашей клиентке об этом рассказал друг мальчика на похоронах.

– Понятно.

– Да. И для родителей это стало навязчивой идеей. Напряжённая работа помогала им забыться. Они открыли аудиторскую фирму. Для 90-х это была очень актуальная услуга. Так потихоньку они начали копить на дом. Но по мере обогащения их требования к дому всё увеличивались, увеличивались. То им вдруг захотелось изменить проект – не устраивало расположение комнат по отношению к сторонам света. Не по фэншую то бишь. То им участок не нравился: якобы вид на море могут закрыть другие, ещё не построенные дома. То их не устраивала в целом строительная компания или какие-то её отдельные сотрудники. Казалось бы, обыкновенные буржуазные замашки. Но на самом деле всё обстоит куда сложнее. Их подсознательное нежелание завершить строительство – это страх лишиться последней светлой цели. Ведь эта цель, по сути, единственное, что у них осталось. И если они завершат её, что им тогда останется? Только сходить с ума.

Доктор развернулся лицом к Ларочке.

– Но, – продолжил он, – это только на первый взгляд кажется, что такая цель является светлой. В действительности именно эта цель усугубляет их глубокую скорбь, их закоренелое чувство вины. И чтобы освободиться от чувства вины, им необходимо освободиться от этой якобы светлой цели.

– И как же вы хотите им помочь? – спросила Ларочка.

– На самом деле – дело уже сдвинулось с мёртвой точки. Мать уже нашла в себе силы и уже готова отпустить эту затею с домом. Наши беседы не прошли даром. Но отец… С ним всё сложнее. Как говорится, бывших офицеров не бывает. Он пожилой, больной и закомплексованный человек. Говорит, что ходить к психологу – это бестолковая затея американцев. Что настоящий офицер умирает молча. И ладно ещё, что он со мной не хочет разговаривать, так он и с женой эту тему не обсуждает. А помирать с таким грузом на душе – очень тяжело. Их отношения уже давно более походят на отношения бизнес-партнёров, чем супругов. И основной задачей я для себя вижу: помочь им вновь сблизиться, простить друг друга, простить сына и каждый себя. Бросить эту дурацкую затею с домом. Он им совершенно не нужен. У них прекрасный дом, хоть не на берегу моря. Зато рядом с друзьями и родственниками.

Доктор отошёл от окна. Сел в кресло и сказал:

– Вот такая история…

– Да-а-а… – вдумчиво произнесла Ларочка. – Теперь я понимаю, почему вы мне рассказали эту историю.

– Да, Ларочка. Теперь, когда вы будете встречать эту женщину, вы будете видеть в ней не ходячий диагноз и кошелёк, когда она будет расплачиваться за услуги. Вы будете видеть в ней историю.

– Да-а-а… – вновь вдумчиво согласилась Ларочка.

В конце рабочего дня Ларочка решила перелистать картотеку, пытаясь, глядя на фото клиентов, угадать их истории. Но быстро поняла всю бессмысленность этой затеи. Потом невольно вспомнила того мальчика. И на душе её стало грустно. Потом вспомнила своего сына, и на душе её стало светло.

5

– Сугробин! – крикнула жена из кухни в сторону мужа, который лениво лежал в комнате на диване, наслаждаясь футболом по телевизору и попивая пиво из бутылки.

– Ну что ещё? – нехотя ответил он.

– А почему ты Серёжкину одежду не повесил на батарею? Мне что теперь его в мокрое одевать?

– Ну одень ты его во что-нибудь другое. У него что, одежды другой нет?

Жена вошла в комнату. Осудительно посмотрела на мужа. Потом начала рыться в шкафу, бормоча:

– Тебя о чём ни попросишь, ты обо всём забываешь…

– Так, может, ты слишком много просишь? – возразил муж. – Слишком много просьб! Ты сама разберись со своими желаниями. Тогда я, наверно, перестану путаться и постоянно забывать.

– Слишком много?! – возмутилась жена. – А ты не обнаглел?! Лежишь тут, кайфуешь. А я должна сама всю работу по дому делать?

– Ну ты же сама этого хотела! Ребёнка ты сама хотела. Или ты как думала будет? Я брошу работу и мы вместе будем ему пелёнки менять?

– Но сейчас то ты не на работе!

– Ну я же должен хоть когда-то от работы отдыхать!

– Ой! Заработался! А я, по-твоему, здесь прохлаждаюсь? Забота о ребёнке – это тоже работа, и ещё посложнее любой другой работы. Только вот у тебя есть время от своей работы отдохнуть. А я постоянно должна быть с ребёнком!

– Я же говорю, ты сама этого хотела…

– А ты, получается, не хотел?! Тебе только нравится с ним играть, и то когда он не орёт. Да и от бутылки своей ты явно больше удовольствия получаешь, чем от общения с сыном.

– Ой, ладно! – не найдя, что возразить жене, сказал Сугробин, взял пульт от телевизора и прибавил звук. Потом с гордостью в голосе добавил: – И вообще, чем ты недовольна? Работу я хорошую нашёл? Нашёл! К психу твоему на приёмы записался? Записался! А он, этот твой Дмитрий Борисович, молодец! Это он хорошо придумал про дни, когда можно давать себе послабления в алкоголе.