«Неужели он бросил меня? Почему? Почему он бросил…?».

– Пхымм, – проворчал Хэн сквозь плотно сжатые губы, но уже более сдержанно, – нет его, девочка. Это все сказки грязных язычников, которыми те пугали своих детей.

– Но я видела…

В голосе ребенка было столько печали и тоски, что даже черствое сердце цзы готово было растаять под ними. Но старейшина никогда не давал слабину. Сумел не дать и сейчас.

– Хватит глупостей, – сурово, но тихо повторил он, – я не собираюсь стоять тут всю ночь. Идем, Нюнг. Твои родители волнуются.

Девочка заставила себя успокоиться. Слезы все еще блестели на юном лице, когда она обернулась к старейшине.

– Благодарю тебя… цзы Хэн… за заботу.

Уголки его губ дернулись, будто он хотел улыбнуться, но сдержался. Взгляд карих глаз оставался серьезным. Брови хмурились.

– А как иначе? Я цзы. А вы – дети мои. Я в ответе за вас, – и протянул руку девочке.

Та с опаской воззрилась на предложенную ладонь. Все-таки старейшина внушал ей почтенный трепет. Однако сейчас он не выглядел таким суровым, как обычно. И уж тем более не таким, как несколько минут назад. Поколебавшись, она ухватила цзы за руку, сухую и крепкую.

– Давно бы так, – проворчал Хэн, – пошли. Быть сожранным ху я не хочу.

– Спасибо, цзы, – повторила Нюнг, – и прости.

– Шанди простит, – буркнул тот в ответ.

Они неспешно двинулись вдоль берега в сторону деревни на холме. Лунный свет заливал джунгли серебристым сиянием и отражался от поверхности воды. По пути Нюнг несколько раз бросила взгляд на просторы могучей реки. Взгляд, полный надежды. Но ей не суждено было сбыться. Течение оставалось ровным, а под ним не угадывался знакомый силуэт…

Ху бесшумно вышел из джунглей, мягко ступая когтистыми лапами по песку. Охота оказалась неудачной. Ловкая косуля удрала буквально из-под носа. А еще эти макаки в кронах пальм подняли на смех. Полосатый хищник был зол и хотел есть. Хвост гневно рассекал воздух. Желтые глаза пылали яростью. Однако большая часть ночи еще впереди. Возможно, ему удастся сегодня утолить голод. Но для начала нужно успокоиться. Иначе он наделает шума.

«А что может успокоить лучше, чем глоток свежей воды? Могучая река так приятно переливается в лунном свете. От нее исходит запах свежести».

Облизнувшись, ху направился к кромке. Лапы мягко ступали по песку, оставляя за собой кошачий след. Подойдя вплотную к воде, хищник огляделся и, не заметив ничего подозрительного, почерпнул ее шершавым языком. В следующую секунду ху резко отпрянул. Желтые глаза удивленно уставились перед собой. Хвост рассек воздух. Хищник тихо зарычал. Острый нюх уловил нечто странное… опасное. Не сводя взора с реки, ху стал пятиться назад. Медленно. Шаг за шагом. Лапы бесшумно ступали по песку. Отойдя от кромки на пару бу, он резко развернулся и ринулся в чащу.

Чутье продолжало говорить об опасности до тех пор, пока ху не скрылся среди джунглей, а лесная завеса не оградила его от берега. Тогда хищник перешел на шаг и немного успокоился. Однако на языке по-прежнему оставался вкус воды из реки. Она была холодной, как лед…

[1] Бу – традиционная мера длины в Древнем Китае. 1 бу ровнялся примерно 1 метру.

[2] Шанди – верховное божество китайской религиозной традиции эпохи династии Шан (ок. 1600 г. до н.э.).

[3] Бо – с древнекитайского «князь», «граф». Также этим термином пользовались для обозначения старшинства.

[4] Ху – тигр.

[5] Цзы – титул управителя местности.

Глаз видит правду, ухо слышит ложь.

Китайская пословица

– Она сказала вдоль змеиного берега, – с тревогой молвила Абхе.

– Да, – тихо подтвердил Шанкар.

Охотник чувствовал, как Каран продолжает нервно прижиматься к его левому боку и бросает опасливые взгляды на реку. Вода ярко переливалась в свете дня. Солнечные лучи начинали сильно припекать, однако свежий ветерок нес прохладу.

Абхе, шедшая чуть позади, истерично хихикнула:

– Только змей нам сейчас не хватало.

– О ком она говорила? – прошептал паренек.

– Не знаю, – угрюмо ответил он.

Шанкара самого не воодушевил рассказ маленькой девочки, которую они встретили на берегу, когда вышли из джунглей. Переход из долины Синдху[1] отнял слишком много сил. Память о том, что произошло в Мохенджо-Даро[2], была слишком свежа.

– Че еще за Башэ? – не унимался Каран.

Шанкар вздохнул и остановился. Затем обернулся к Абхе. Девушка смотрела на него своими черными глазами. В них сквозила тревога. Охотник невольно подметил, что утомительный переход почти не сказался на ее красоте. Да, она похудела, а темные локоны слиплись от грязи, но в остальном Абхе была по-прежнему прекрасна.

– Я не знаю, – повторил он, – да и откуда мне знать?

– Ну… – протянула та, – вдруг ты слышал что-нибудь о змеюках, пожирающих слонов?

– Нет, – сокрушенно покачал головой охотник, – о таких не слышал. Но могу сказать одно – змей с меня достаточно… Каран!

– Чего?

Тот продолжал хвататься за Шанкара, как утопающий за соломинку, и во все глаза таращился на сверкающие воды реки.

– Отцепись, – мягко попросил охотник.

– А?

– Ты сейчас с меня набедренную повязку стащишь.

Абхе хмыкнула и криво усмехнулась:

– А чего я там не видела?

– Гхм!

Каран внял-таки просьбе и слегка отстранился. Однако Шанкар видел в зрачках паренька неподдельный испуг. Немудрено. После того, что им пришлось пережить. Теперь в нем с трудом можно было узнать того шумного и дерзкого сына соседской рабыни. Мальчонку с курчавыми волосами, стремящегося познавать мир. Словно тень легла на его душу. Как и на всех них. И Шанкар искренне надеялся, что это не навсегда.

Поправив кинжал на поясе, он развел руками:

– Давайте по порядку. Сперва доберемся до деревни. Узнаем, примут ли нас?

– Та девчонка сказала… – Абхе скрестила руки на обнаженной груди и нахмурилась, – как ее звали…

– Нюнг, – прошептал Каран, продолжая с опаской глазеть на реку и держась ближе к охотнику.

– Да, точно. Она сказала, что в деревне живут несколько беженцев с Сарасвати[3]. Значит, нас тоже должны принять.

– Увидим, – нахмурился Шанкар, – не станем загадывать. Но если так, то попробуем освоиться и решим, что делать дальше.

– И спросим о Башэ? – подал голос Каран.

Продолжая ловить на себе пристальный взгляд Абхе, охотник кивнул:

– Да, не помешает.

– Змеиный берег, – хмыкнула она, – пха… и почему нам так везет?

Шанкар натянуто улыбнулся:

– Иногда дети могут заводить воображаемых друзей.

– Но не змеюк же, глотающих слонов! – Абхе подернула плечами и покосилась на реку.

– Я не завожу никаких друзей, – вновь встрял Каран, – мне и вас хватает.

Охотник издал тихий смешок и потрепал мальчишку по голове:

– Ладно. Нет смысла гадать. Стоя тут мы ничего не узнаем. Давайте по порядку.

Пухлые губы Абхе скривились в усмешке, природа которой осталась неясна. Каран вздохнул и кивнул. Он продолжал косо посматривать на воду. Течение было тихим и спокойным. Поверхность ярко блестела в лучах солнца.

– Мы все устали, – добавил Шанкар, окидывая их взглядом, – нам надо отдохнуть. А там видно будет.

– Ну… тогда пошли? – молвила девушка.

Он кивнул, и они продолжили путь вдоль берега. Влажный песок лип к ногам и заглушал шаги. Джунгли, подступающие почти вплотную, стояли неподвижно. Временами из чащи доносились крики обезьян и щебетание птиц. Шанкар невольно ловил себя на мысли, что рад слышать пение пернатых обитателей леса. Раньше он не придавал этому значения. Но теперь красивый перелив разных голосов привносил в душу покой и умиротворение. Осознание, что все хорошо…

«Раньше я многому не придавал значения… но теперь… теперь все будет иначе».