Защитник вновь прислушался. Он больше не слышал звуков боя.

– Разбежались, тараканы, – снова сплюнул он.

В тот же миг раздался свист. Нечто рассекло воздух. Тело пронзила боль.

Воин удивленно скосил взор вниз. Доспех был пронзен стрелой. Медный наконечник торчал наружу из груди. В том самом месте, где красовался священный узор…

Защитник медленно обернулся и поднял глаза на городскую стену. Мимолетный взгляд заметил соратников. Они все лежали в мутной грязи, в которую превратилась площадь. Дождь барабанил по их телам, утыканным стрелами, словно спины огромных ежей. Когда же тускнеющий взор достиг вершины укреплений, то он увидел проклятых вражеских лучников… и его рядом с ними!

Сердце пронзила дикая боль. Но не от наконечника стрелы.

Губы разошлись в гримасе отчаяния и бессилия.

– Гнусный… предатель, – сорвалось с холодеющих уст.

Через миг еще пара стрел вошла в тело. Колени подогнулись, меч выпал из руки, и воина окутала тьма.

– Ты хорошо потрудился сегодня, почтенный, – обратился Янь к человеку, стоявшему рядом на стене.

– Благодарю, светлый муж, – тихо ответил тот.

Воин в волчьей шкуре заметил, как плотно этот человек прижимает к груди края желтого одеяния, окаймленного черными нитями. Ткань слегка потемнела от дождя, продолжавшего лить с серого неба. Волосы, тронутые сединой, были заплетены в косички. Они вяло покачивались на ветру. С морщинистого лица вниз устремлялся взор, полный пустоты.

– Светлейший Лаоху не забудет того, что ты сделал для него, – добавил Янь, пристально глядя на человека.

Мужчина кивнул и отрешенно бросил:

– Я должен был.

Воин Повелителя еще раз окинул того взглядом, пожал плечами и приказал лучникам:

– Бой окончен. Идемте, бравые бойцы и выпьем за победу нашу и светлейшего Лаоху!

Послышался одобрительный гул и топот множества ног. Но мужчина не поднял глаз. Он продолжал смотреть вниз. Туда, где во мраке ночи виднелись поверженные тела. Дождь барабанил по их холодным доспехам… таким же холодным, как и они сами…

Скоро его окутала тишина. Тело стала пробивать дрожь. Руки начали неметь. А он все стоял и смотрел вниз. И во взгляде его была пустота…

Он уже не чувствовал пальцев, когда из-под одежды раздался слабый писк. Во взгляде мужчины промелькнула искорка жизни. Он чуть приоткрыл края, и на свет показалась маленькая головка с черными глазами-бусинками. Пушистый зверек с рыжеватой шерсткой осторожно водил сырым носом и испуганно озирался по сторонам.

– Замерз, дружочек? – мужчина ласково провел пальцами тому меж ушек. – Не бойся, все кончено, скоро пойдем домой.

Услышав знакомый голос, крошечное создание притихло и успокоилось. Мужчина же, закусив губу, вновь посмотрел вниз.

– Все кончено… – повторил он и беззвучно добавил, – Выбор сделан. О, духи, надеюсь, он того стоил… простите… простите меня.

Он простоял так под дождем еще какое-то время. Пока рыжеватый комочек вновь не шевельнулся. Комочек, что он спас от яда змеи.

«Надеюсь, я спас от змеиного яда нас всех».

Дрожь пробрала сильнее. Завернув одеяние покрепче, мужчина развернулся и спешно направился к лестнице.

Девочка с темными распущенными волосами сидела на берегу могучей реки. Ноги, согнутые в коленях, были прижаты к груди. Малышка обхватила их хрупкими руками. Локоны блестели в серебристом свете луны, будто смоченные водой. В глазах, устремленных вперед, застыло выражение глубокой тоски. Отрешенный взгляд не замечал ничего вокруг. Ни густой завесы джунглей на противоположном берегу. В сумраке ночи они напоминали непроходимую стену. Ночь выдалась тихой, и деревья стояли не шелохнувшись. Ни журчания воды и тусклых отблесков сияния луны на поверхности. Река продолжала свой путь с севера на юг. Ничто не нарушало ее ровного течения. Лишь изредка плескалась рыба. В небе раздавался крик совы. Из чащи доносилось приглушенное рычание ху[4]. Опасный хищник вышел на охоту. Но девочку будто не пугало присутствие рядом дикого зверя. Она не замечала ничего вокруг… Отрешенный взгляд больших черных глаз продолжал смотреть перед собой в пустоту. Поэтому она не услышала, как позади раздались шаги.

Неизвестный тихо ступал по берегу. Мелкие песчинки липли к подошвам сандалий. Деревянный посох, украшенный черными письменами, оставлял на поверхности вмятины. Подол красного одеяния опускался ниже колен, при этом не касаясь земли. Девочка так погрузилась в себя, что не услышала шагов даже тогда, когда те остановились прямо за ней.

Грубый и резкий голос заставил вздрогнуть:

– Нюнг!

Она тут же вскочила и развернулась. Ей не пришлось поднимать глаза, чтобы убедиться, кто это. Очертания красного одеяния развеяли последние сомнения. Девочка сцепила руки перед собой и виновато потупила взор.

– Цзы[5] Хэн, – тихо прошептала она.

Нюнг не видела, как сдвинулись густые брови над орлиным носом. Как посуровел взгляд карих глаз. И как тонкие губы вытянулись в волевую линию. Она не смела поднимать взор на старейшину без его разрешения. Пусть девочка была не из этих мест, правила поведения Нюнг усвоила быстро. Жители здешней долины не отличались терпимостью к тем, кто не чтил их обычаев и нравов.

Хэн резко мотнул головой. Черные волосы, заплетенные в косички, описали короткую дугу.

– Опять ты здесь! – рявкнул он так, что Нюнг чуть не подпрыгнула.

– Прости, цзы, – с трудом шевеля губами, молвила девочка.

Она чувствовала, что тот разгневан. Нюнг закрыла глаза и мысленно вознесла молитву речным духам, дабы те смилостивились и отгородили ее от наказания. Ей очень не хотелось получить несколько ударов по пяткам бамбуковой палкой.

– Зачем сюда пришла?! – продолжал гаркать Хэн. – Знаешь ведь, что нельзя!

– Я… – Нюнг отчаянно пыталась взять себя в руки, несмотря на страх перед старейшиной.

– Ну?! Говори прямо!

Наконец девочка смогла совладать с собой:

– Я хотела вновь увидеть его, цзы… прости.

– Пхым, – презрительно хмыкнул Хэн и вдавил посохом песок, – ты опять за старое?! Сколько раз говорено тебе! Тебе, твоим родителям… Нет его, слышишь, нет! Не существует! Но ты упрямица, Нюнг! Хуже овцы, упрямица!

Голос цзы рассекал ночную тишину, словно хлыст. Каждое слово, сорвавшееся с языка, заставляло девочку вздрагивать. И тем не менее, несмотря на страх, она чувствовала, как внутри зарождаются обида и досада. На то, что ей не верят. А ведь цзы Хэн такой мудрый… знающий. Почему? Почему даже он не хочет прислушаться к ней?

– Кончай свои выдумки! – продолжал тот. – Или мое терпение лопнет!

– Это не выдумки! – внезапно воскликнула Нюнг, сама испугавшись собственной смелости, но было уже поздно.

– Да как ты смее…

– Я видела его! – девочка отвернулась к реке. По щекам потекли слезы. – Видела! Он спас меня от слона!

– Пхым!

Хэн уже собрался продолжить гневную тираду с примесью нравоучений, но увидев слезы Нюнг, сдержался. Хрупкие плечи девчушки сотрясались под грубым одеянием без рукавов.

Цзы вздохнул, однако этот вздох напоминал сдержанный рык ху. Старейшина сделал шаг вперед.

– Если он и вправду есть, – процедил он сквозь зубы, – что ж его никто не видел?

– Я видела, – сквозь рыдания ответила Нюнг.

– А другие у нас слепцы?! Дальше носа своего не видят?!

– Может, он не хочет показываться… может… стесняется…

– Хватит! – Хэн топнул посохом. – Я устал от глупых сказок! Идем со мной, сейчас же! Хочешь, чтобы тебя ху сожрал?!

Нюнг не желала уходить. Она мечтала вновь увидеть его. Каждый вечер девочка приходила сюда, рискуя навлечь на себя гнев родителей и старейшины. За то, что осмелилась пойти на пустынный берег среди джунглей. Ночью. Одна. Но Нюнг знала, что ей ничего не грозит. Ведь он защитит ее. Как в тот раз, когда ее едва не растоптал злой слон… Правда, вот уже месяц, как он не появлялся. Нюнг приходила и садилась на песок. Вечер за вечером. И все было тщетно. Он больше к ней не приходил. И это вызывало дикую тоску в душе.