— Ты не это имела в виду, — прошептал он, она не возразила.

Их окружали темные тени, свет от костра не проникал в убежище за скалой. Казалось, они отделены от всего мира, и Трейс, не в силах совладать с собой, еще крепче обнял Бетани, чувствуя, каким отзывчивым стало ее тело и как неистово бьется ее сердце у его груди. Его руки соскользнули со спины девушки на бедра; прижимая нежные формы к своему мускулистому телу, он чувствовал ее судорожное дыхание.

От смущения Бетани готова была провалиться сквозь землю. Но она жаждала новых поцелуев, и собственная реакция хотя и не была неожиданной, испугала и поразила ее. Каким-то образом ее руки обвились вокруг его шеи, грудь прижалась к его сильному торсу, а губы отвечали на поцелуи с такой страстью и пылкостью, о которых она и не подозревала.

Бетани удивилась себе не меньше Трейса и, когда он повлек ее дальше в тень, подчинилась беспрекословно. Она дрожала всем телом и могла думать лишь об охватившем ее неистовстве, заставлявшем ее страстно желать прикосновений губ Трейса, его ласк. На какое-то время она потеряла способность думать. Небывалой силы эмоции, захлестнувшие ее, отодвинули на задний план все другие чувства; подобного она не испытывала с тех пор, как Стефен… нет, никогда она не ощущала таких страстных порывов, сотрясающих теперь ее тело. Стефен был слишком хорошо осведомлен о ее воспитании, чтобы целовать ее так, как это делал Трейс Тейлор. Его поцелуи были легкими и приятными, касания нежными, едва уловимыми. В его объятиях, в отличие от объятий Трейса, не было ни страсти, ни мучительного восторга.

На секунду ее пронзило воспоминание о свидании Трейса с незнакомой женщиной в комнате гостиницы в Хуанкайо, но его рука, скользнувшая вдоль ключицы и вниз под легкую блузку, заставила ее забыть обо всем. Горячая ладонь, легко накрыв ее грудь и еле коснувшись мгновенно затвердевшего соска, породила всплеск какого-то глубокого первобытного чувства. Обжигающая волна прокатилась по всему телу.

Вцепившись обеими руками в его плечи, Бетани не могла не почувствовать их силу. Мускулы под ее пальцами были тверды, будто изготовлены из стали, и она затрепетала, когда он не обратил внимания на ее слабую попытку отвести его руки от груди. Он мог сделать с ней все что угодно, и она не в силах была остановить его. Сколько бы усилий она ни предпринимала, он с легкостью справлялся с любыми попытками отстраниться от него.

— Трейс, нет, — отчаянно зашептала она, когда он обхватил набухший кончик груди большим и указательным пальцами и принялся массировать, вызвав почти болезненное, но сладострастное ощущение. Глубинные частички ее тела, о существовании которых она раньше и не подозревала, горели огнем, и она тихо застонала.

— Ты же не хочешь, чтобы я останавливался. — От его сиплого голоса у нее по спине пробежали мурашки.

— Да! Мой отец… все остальные… О Господи, что ты делаешь?

Его голова наклонилась, и губы повторяли путь, который до этого проделали руки; она инстинктивно выгнулась навстречу, вместо того чтобы отстраниться. От этого движения она оказалась вплотную прижатой к нему и могла чувствовать, как его мощное тело вдается в упругую поверхность ее живота. Руки Трейса обвились вокруг нее, он обхватил ее за бедра и приподнял. Ртом он вновь нашел ее губы, язык сильным толчком проскочил мимо них, дрожащее тело обволакивало его бедра.

Озадаченная изменением, происшедшим с его телом — ведь у него не всегда есть этот твердый холмик, разве нет? — Бетани еще более недоумевала по поводу того, что происходило с ней самой: где-то глубоко, в самом низу живота, разгорелся огонь, от которого ее бедра охватила неистовая жажда его прикосновений. Это же нехорошо! Это ненормально! В том, что они делали, не могло не быть чего-то определенно неестественного, иначе это не связывалось бы с восхитительным ощущением непристойности.

С совершенно удивительной для себя смелостью она начала поигрывать с его языком, жадно изучающим ее приоткрытый рот. Она почувствовала, как он содрогнулся от этого робкого ответа, и поняла, что он тоже в ее власти. Это очень справедливо, смутно подумалось ей, ибо он совершенно вымотал ее. Одна лишь его рука, просто поглаживающая и даже слегка царапающая ее обнаженную грудь, заставляла ее плавиться в его объятиях. Чувствует ли он хоть десятую долю того, что заставляет чувствовать ее своими ласками и поцелуями?

— Трейс… Я не понимаю, что со мной. — Она почувствовала, как от ее полувсхлипа руки его напряглись.

Некоторое время он ничего не говорил. Он не мог. Его мужские желания достигли той остроты и силы, что он не решался сказать хоть что-нибудь, пока не возьмет себя в руки. Дьявол, как ей удается так быстро привести его в это состояние? Один взгляд на Бетани, на ее бледное классическое лицо, на тяжелую копну светло-каштановых волос, сверкающих на солнце подобно дорогому шелку, заставлял его забывать обо всем, кроме желания прижимать ее к себе.

Тяжело дыша, он ослабил тесное объятие. Когда он заговорил, его голос звучал глухо и натянуто:

— Знаю, что не понимаешь. Не теперь. Однажды, когда настанет срок и ты будешь готова, ты поймешь.

Ровный лунный свет посеребрил скалы вокруг них, укрывшаяся в тени Бетани в изнеможении прильнула к Трейсу. Щека ее покоилась у него на груди, она чувствовала, как ровно и сильно бьется его сердце.

— С тобой? — Она не смогла удержаться от этого вопроса, хотя была совсем не уверена, что хочет получить на него ответ. В голове у него не было мыслей о женитьбе; она в этом не сомневалась. А если нет, что же тогда?

Трейс не нашел в себе достаточно сил, чтобы сказать правду. Да, черт возьми, он и сам точно не знал, что происходило. Он, так же, как себя самого, клял Бентворта, по чьей вине создалась эта ситуация. Нужно не быть дураком и немедленно выйти из игры. Но он не мог этого сделать, и, пока он не убедит Бетани остаться в Кусто, проблемы сохранятся.

— Может, — уклончиво ответил он, — если ты захочешь.

Его ответ поверг ее в еще большее замешательство. Если она захочет? Уж не означает ли это, что сам он не хочет? Или для него это не имеет значения?

— Чего ты хочешь? — услышала она собственный голос, и по тому, как Трейс напрягся, поняла, что вопрос ему не понравился.

— Я не могу ответить.

— Не можешь или не хочешь? — не отступала она. И чего она спрашивает, недоумевала Бетани, внутри же нарастала горечь.

— Скажем так, для меня еще слишком рано, чтобы я понял точно, чего я хочу. — Он снял ее руки со своих плеч и задержал их в ладонях. На губах его появилась кривая улыбка. В его прошлом ему не раз задавали подобные вопросы. Они могли по-разному формулироваться, но спрашивали всегда об одном и том же. И он не намерен был давать какие-либо обещания. — Я не могу позволить себе быть связанным, — проговорил он так буднично, будто они обсуждали погоду. — Это только усложнит все.

Бетани чувствовала, как щеки ее покрываются красными пятнами, а на глазах проступают слезы разочарования. Она высвободила пальцы и кивнула:

— Конечно. Мне тоже так кажется. Я думаю, мне было просто… любопытно.

С кроткой улыбкой он переспросил:

— Любопытно? И это все… лишь удовлетворение любопытства?

Бетани изобразила удивление.

— Ну конечно! Не могли же вы вообразить что-то большее!

— Когда дело касается женщин, — сухо проговорил Трейс, — что бы мужчина ни думал, он всегда окажется неправ. Нет, прелестная Бетани, я не придавал никакого значения обычному поцелую, рад, что и вы тоже.

Бетани отступила на шаг назад и заставила себя широко улыбнуться.

— Теперь, когда все выяснено, я полагаю, мне лучше вернуться к костру. Папе будет интересно, что мы тут делаем.

— Не ему одному, — пробормотал Трейс вслед пошедшей прочь девушке.

Уставившись себе под ноги, Бетани едва ли замечала пасущихся по обе стороны от проложенной по равнине грязной дороги лам и овец. Но древняя церквушка с двумя башенками, стоящая на обочине, пробудила у нее воспоминания о культовых постройках Калифорнии. За зданием виднелись островерхие горные вершины, покрытые шапками искрящегося снега, отчетливо выделяющегося на фоне ярко-синего неба.