Для обработки всего этого материала и подготовки данных для руководства партии в Информотделе ЦК в конце 1920‑х годов имелись группы: промышленная, деревенская, национальная, территориальная, а также группа разработок, предлагавшая темы для сбора материалов и схемы информотчетности. Здесь составлялись специальные тематические обзоры. Например, «О положении и настроениях рабочего класса и крестьянства» (за июнь — июль, сентябрь — декабрь 1923 года), «О настроениях крестьян» (за вторую половину 1926 года), «О некотором повышении активности интеллигенции» (февраль 1926-го), «О требованиях крестьянских союзов, организации демобилизованных красноармейцев, красных партизан и пр.» (март 1926 года), «О реагировании различных слоев населения СССР на опасность войны» (1928 год) и т. д. [397]
С 1 сентября 1924 года аппарат Информотдела ЦК готовил в 22 экземплярах, с грифом «Совершенно секретно» и указанием «Хранить как шифр», ежедневную информационную сводку. Ее объем составлял от 6 до 13 машинописных страниц. Каждая сводка состояла из разделов: «внутрипартийное состояние», «партработа на местах», «состояние промышленности и рабочего класса», «состояние сельского хозяйства и крестьянства», освещавших эти вопросы по губерниям [398].
Все виды информационных материалов партийных комитетов содержали не только данные о политических настроениях населения, но и элементы политического сыска и политического доноса. В отчете коллектива РКП(б) завода «Красный путиловец» за октябрь 1923 года отмечалось, что накануне проходивших выборов в Петросовет на заводе были разбросаны прокламации, но «установить, кем они были принесены, и их разброску не удалось, кроме вагонного отдела, где установлен один чернорабочий, бывший студент, распространявший прокламации, за ним установлено наблюдение» [399]. Организатор ячейки вагонно-механической мастерской этого же завода писал в сентябре 1925 года, что «токарь Данилов, известный противник Соввласти, сильно вредит на массу, <…> постоянно вокруг себя у станка собирает несознательную кучку рабочих и начинает вести вредную агитацию» [400].
Такое поведение руководителей первичных организаций было правилом. Организатор вагонно-столярной мастерской в своем отчете сообщал, что в цеху сложилась группа из столяров Галкина, Павлова, Евдокимова, Иванова и Георгия Евстигнеева. Тут же указывались их «грехи»: Галкин — «бывший хозяйчик», Павлов во время прохода по цеху немецкой рабочей делегации «старался убедить немецких рабочих, что <…> заработок столяров» от 30 до 40 рублей, а у жены Г. Евстигнеева, бывшего члена РКП(б), отец имеет дом в Сестрорецке [401]. В обзоре по инструментальной мастерской отмечалось, что здесь «есть отдельные личности, которые ведут не открытую агитацию <…> за то, что и расценки низки <…> и вообще коммунисты-воры». Далее перечислялись самые «зловредные элементы»:
Из слесарей есть <…> Бакланов который ведет явную агитацию против Советской власти, опираясь на демократию мол, а всегда имеете готовые списки на то или другое место. <…> Попов, ярый защитник церквей, из бывших домовладельцев <…> говорит, что мол коммунистам придется делать еще большие уступки, чем сделали с нэпом <…> Дмитриев <…> вообще он большой националист черносотенец. Самый замечательный по своему тихому подходу это бывший (по слухам) меньшевик Макаревич, который как производственник очень нужный человек в мастерской, но со всеми начинаниями Советской власти он ни с чем никогда не согласен, а критикует все поголовно (во всех цитированных отчетах сохранено правописание подлинников. — В. И.) [402].
Первичные парторганизации не только докладывали наверх о «подозрительных личностях», но и вели за ними наблюдение. Организатор партколлектива котельной мастерской «Красного путиловца» писал, что у них «работают <…> бывшие эсеры: Герасимов — рабочий № 199, рабочий № 352 — Андреев — зав. инструментальной кладовой, рабочий № 71 — Рыжеев — бригадир чеканщиков. Указанные лица сильного влияния на массу не имеют, но имеют влияние на отдельных рабочих. <…> имеются бывшие члены РКП(б) <…> особенно выделяется Соколов, которого взяли на особый учет. <…> Все указанные рабочие <…> на собраниях мастерской не выступают, все же <…> организация имеет за ними наблюдение и держит их на учете» [403].
Подобную работу выполняли и специально выделенные информаторы. В мае 1927 года в Информационный отдел Ленинградского губкома ВКП(б) поступило заявление члена партии, «выделенного для работы по информации», Л. Н. Пантелеева. Он сообщал о попытке создания в апреле отдельной секции хромолитографов, граверов и картографов при Союзе работников полиграфического производства, указывая, что инициатором этой акции выступил некий Шалыгин, проживающий по проспекту К. Либкнехта, д. 13, кв. 3 [404].
Особенно подозрительно были настроены партийные организации в сфере образования, культуры и науки. В сводке за декабрь 1923 года отмечалось, что на собрании биологического кружка Петроградского университета при перевыборах Правления «у части присутствовавших выявилось антисоветское течение». Оно проявилось при обсуждении одной из кандидатур и было выражено в словах о том, что «чистая наука» должна быть на первом месте, а политические убеждения — не важны. Также обращалось внимание руководства на появление в Военно-медицинской академии стенной газеты «Из студенческого быта», редактируемой членом РКП(б). По мнению информатора, «газета саркастически критикует советские порядки и общественные студенческие организации» [405]. В связи с перевыборами правления Ленинградского университета в марте 1926 года, проходившими в обстановке острой борьбы между значительной частью профессорско-преподавательского состава и коммунистическими организациями, организатор коллектива ВКП(б) университета И. В. Тесленко направил в Ленинградский губком партии 7 апреля докладную записку о настроениях в коллективе после перевыборов. Ссылаясь на различные слухи, он стремился всячески опорочить академиков В. И. Вернадского, С. Ф. Платонова и А. Е. Ферсмана. В частности, он утверждал, что «академик Вернадский подписал протест группы ученых русских эмигрантов против признания Францией СССР», а группа правой профессуры возглавляется «академиком Ферсманом и направляется Академией наук» [406].
Академия наук вообще вызывала особое раздражение партийных коллективов в сфере науки. Летом 1927 года сводка партийного коллектива Академии наук отмечала, что 80 % служащих Академии из «бывших», настроенных антисоветски [407].
Наряду с партийными органами политический контроль над населением в 1920‑х годах осуществляли советские органы и политическое руководство Красной армии и флота. В частности, Президиум ВЦИК на протяжении нескольких лет требовал от председателей губисполкомов представлять примерно раз в месяц секретные письма о положении на местах. Форма письма предлагала ответить на 15 вопросов, среди которых были такие, как «были ли попытки восстания, место их и количество, наблюдается ли работа некоммунистических политических партий и группировок, были ли забастовки, наблюдались ли контрреволюционные выступления и агитация духовенства» [408]. Эти отчеты составляли от 4 до 30 страниц, но изобиловали общими фразами. Сроки их представления соблюдались еще хуже, чем партийными органами.
