– Я одинок, а мадам была щедра, – вдруг смущенно пробормотал старик, подняв милую, фарфоровую особу со стола, – не могу устоять перед этой красотой.

– Они действительно прекрасны, – согласилась с мсье Оуэном, заглядывая в соседнюю комнату, пока с трудом представляя себе, где старик в этом доме спит.

– Проходите мадемуазель, – внезапно засуетится старик, распахивая дверцы шкафчика, – ваша одежда мокрая, не ровен час, падучая придет. Вы в комнату идите, шторкой прикройте вход, а я пока воды вам нагрею. Ванны у меня нет, вы уж не сердитесь, но таз большой имеется.

– Спасибо, – рассеянно промолвила, проходя в следующее помещение и с любопытством осмотрелась. Комната была ненамного больше кухни, но тоже заставлена мебелью так, что свободного места практически не было. Три комода, на каждом стояло по лампе, там же снова разной формы и размера статуэтки. Диван в углу явно использовали вместо кровати. У окна два кресла с пухлыми на них подушками и пледом, там же чайный столик и пуф. Пузатый шкаф с зеркалом на дверце занимал половину стены, возле него приютилась тахта. Снова шкаф, затем секретер, письменный стол, большое, с высокой спинкой кресло. На стенах снова гобелены, а пол устилали ковры.

Задернув, как и сказал мсье Оуэн портьеру на двери, закрывшись от нечаянно брошенного взгляда. Я, чувствуя, что еще немного и окончательно окоченею, быстро распахнула чемодан и достала одно из домашних платьев Кэтрин.

– Мадемуазель, вода нагрелась, негорячая, в самый раз для умывания, – раздался из-за шторы старческий голос, следом что-то звонко звякнуло, и дворецкий едва слышно выругался.

– Мсье Оуэн, у вас всё в порядке? – спросила, торопливо, меняя мокрую одежду на сухую. Старик показался мне приличным человеком и подсматривать, а уж тем более приставать не должен, но рисковать все же не хотелось.

– Да, кувшин упал, – отозвался старик, тотчас добавив, – я выйду на улицу, а вы, мадемуазель, умойтесь с дороги.

Спустя час, приведя себя в порядок и отобедав вкусным овощным рагу, так и не уговорив бывшего дворецкого составить мне компанию. Я, укутавшись в теплый плед, устроилась на узкой тахте и, время от времени, прикрывая ладошкой зевки, слушала разговорившегося старика.

– Ваша матушка сразу мадам Маргарет не понравилась. Говорила, что та, мол, слишком эгоистична и знатная притворщица. Мадам Жанет тоже не любила здесь бывать, у мсье Майкла был дом неподалеку, там они и останавливались, когда в Грейтаун приезжали. Только года два назад хозяева дома сменились, до меня доходили слухи, что за долги забрали.

– Долги? – тут же встрепенулась, не помня, чтобы у маман было столько долгов, тем более имея возможность беспрепятственно пользоваться наследством Кэтрин, она пусть с задержкой, но платила по счетам.

– Не знаю я, мадемуазель, то слухи, – неопределенно пожал плечами дворецкий, продолжив, – а здесь, посчитай лет семь, никого не было, разве что раз в год мсье Майкл заезжал, дом проверял. А как его не стало, вообще никто не заходил, бродяги лишь забредали. Я, сколько сил хватало, присматривал за домом, мусор, пыль убирал. Только года три назад стихия в столице разгулялась, ветром крышу сорвало, стекла разбило, да двери покорёжило, я и оставил всё.

– Мсье Оуэн, а письма на этот адрес приходили? Может, счета у вас лежат?

– Как же, всё храню, здесь всё лежит, – ответил старик, поднимая крышку секретера, – и счета, и письма.

– Благодарю, – произнесла, с тяжелым вздохом, принимая большую коробку. Бумаг за все года накопилось изрядно, Кэтрин никогда не интересовалась финансами, да и мадам Жанет тоже. И я, признаться, опасалась смотреть счета, предполагая, что налогов насчитали немерено.

Но вначале внушительного размера пачке оказались приглашения на приемы от незнакомых мне господ. Первым порывом было выкинуть ненужные мне карточки, но что-то меня остановило, и я решила их отложить, чтобы чуть позже заочно познакомится с каждым.

Счета тоже имелись, суммы были разные, и за разный период, пришлось спуститься на пол, так как более свободного места нигде не было, я начала раскладывать занимательный пасьянс, стараясь не смотреть на итоговую цифру в столбце. Мсье Оуэн, чтобы не мешать мне, вышел из домика, время от времени в чуть приоткрытое окно доносился шорох, ворчание старика и шелест листвы.

Только через час, разложив по годам и порядку счета, письма и приглашения, я с кряхтением, словно столетняя старуха поднялась с пола и с тихим стоном, периодически морщась от болезненного покалывания в отсидевшей ноге, пошаркала на кухню.

Там, провозившись больше десяти минут, мне все же удалось включить плиту и поставить греться чайник. А из чемодана достать кулек печенья, купленное мной в кондитерской лавке у вокзала в Этбугре и благополучно мной же позабытое. К тому времени, когда вода в чайнике согрелась, а на улице заморосил дождь, мсье Оуэн вернулся в домик.

– Управились уже? – удивленно уточнил старик, не увидев разложенных на полу бумаг.

– Только разобрала по датам, – покачала головой, с улыбкой добавив, – не хочу на ночь глядя считать, боюсь, после этого я не усну.

– Тоже верно, – согласился дворецкий, кивком показав на шкаф, – буженина осталась и сыр.

– У меня печенье нашлось, – проговорила, пока, ещё продолжая успешно бороться со сном, но справляться с этим с каждой минутой становилось все сложнее, – чай? На этот раз вы составите мне компанию?

– Кхм… не откажусь, – усмехнулся старик, доставая тарелки.

Спать на узкой и коротковатой для меня тахте, под оглушительный храп мсье Оуэна, было сущим кошмаром, так что, проснувшись, я ещё некоторое время приходила в себя. И только убедившись, что согнутые на протяжении всей ночи ноги все же двигаются, пусть и со скрипом, я осторожно села на постели. Стараясь не снести руками развешанные на стене многочисленные картины, лениво потянулась, тут же поморщившись от неприятных ощущений в затекшем теле.

Мысленно пообещала сама себе побыстрее привести в порядок и в жилой вид хотя бы пару комнат в особняке, так как больше недели я таких спартанских условий просто не выдержу. Отдернув штору, наскоро натянутую между шкафом и стеной, тем самым создав крохотный уголок уединения, я украдкой бросила взгляд на уже пустующий диван и прислушалась.

Из кухни едва слышно доносился тихий стук посуды и неожиданно пение, а через щель в шторе в маленькую комнату проникал аромат свежезаваренного кофе. Быстро надев домашнее, жуткого коричнево цвета платье и прибрав волосы в растрёпанную косу, я отодвинула тяжелую портьеру и вышла из спальни.

– Доброе утро, мадемуазель Кэтрин, вы рано, – поприветствовал меня дворецкий, что-то с серьезным видом неторопливо помешивая в небольшой кастрюле.

– Доброе утро, мсье Оуэн, – поприветствовала в ответ, проходя к табурету, на котором стояли таз и кувшин для умывания, – забот хватает, не время для отдыха.

– Я тут подумал над вашим вопросом, – вполголоса проговорил старик, продолжая сосредоточенно размешивать булькающее варево, – есть место, где можно нанять работников. Сейчас вам что надо? Уборка в особняке, срочный ремонт, а для таких дел можно и с площади Лорса людей взять.

– Отлично, вы только мне объясните, как на эту площадь пройти, – поблагодарила дворецкого, наливая в таз ещё теплой воды.

– Зачем? – удивленно спросил мсье Оуэн, даже на секунду отвлекся от своего важного занятия, – сейчас позавтракаем, и я схожу. Вам там, мадемуазель, бывать не стоит, не по статусу.

– Хм… хорошо, тогда я займусь счетами, а то мало ли… там долгов накопилось столько, что и смысла в дом вкладываться нет, – задумчиво проговорила, набирая в ладошки воду.

– Мадам все строго платила, а вот как ее не стало… – недоговорил старик, тяжело вздохнув. Из нашей вчерашней беседы я узнала, что мсье Оуэну идти некуда, накоплений осталось немного, хотя их, конечно, хватит снимать комнатку у какой-нибудь вдовы. Но на старости лет мыкаться по углам дворецкому не хотелось, а в этом особняке он прослужил больше сорока лет, и он давно стал ему домом.