В тот день я проигнорировала разговоры о Мел в короткой юбке и очень обтягивающей розовой маечке, которая подчеркивала ее стройную фигуру. Мел, разведенная и успешная финансовая консультантка, не очень вписывалась в общество мамочек-домохозяек. Ее пригласили, потому что я попросила. Она уже переехала, и я не могу отделаться от мысли, что перешептывания дошли и до нее. Теперь мне жаль, что я не вступилась за нее, но мне не хотелось ссориться с остальными.

Не считая чувства вины из-за Мел, я вспоминаю день, фото с которого поставила в рамочку, с теплотой. И неважно, что сразу после того, как снимок был сделан, Вивиан упала в холодную воду, и Беатрис прыгнула ее спасать. Мы выудили их обеих веткой дерева. В общем, получился идеальный, счастливый день с замечательными подругами. Мы даже начинали многие свои истории с «А вы слышали?».

За минувшие годы эти мамы, особенно Беатрис, спасали меня в дни, когда в противном случае я бы просто свернулась клубочком и умерла от стресса, потому что нужно было справляться и с Майей, и с работой по дому, учитывая, что я почти не спала. Взрослые разговоры стимулировали мой мозг, ведь бо́льшая часть моего дня состояла из детского лепета.

Беатрис слушала, как я плачу из-за сожженных спагетти. Она сказала, что у нее тоже такое случалось. Ложь во благо, чтобы мне стало лучше, ведь даже я знаю, что сжечь макароны в кипящей воде почти невозможно.

Голос Беатрис звенит у меня в ушах: «Фэллон, ты слишком строго к себе относишься».

Беатрис – единственная подруга, которой я позволяла видеть этот ежедневный хаос. Ей было легко открыться, она никогда меня не осуждала. У нас есть миллион и одна история о том, как все летело к чертям, а Беатрис умудрялась обратить мой уродливый громкий плач в хохот. За нашу дружбу стоит бороться, я это знаю.

От Эйвери приходит сообщение, значит, мой телефон в порядке. Отлично. Теперь я точно знаю, что Беатрис меня игнорирует. Что я сделала не так? ПОЧЕМУ она меня кинула?

Теперь, когда меня игнорируют, мне страшно думать о том, что ни одна женщина не будет так добра ко мне, как были добры подруги бабушки к ней. Что со мной не так? Я вздыхаю и мотаю головой.

Может, я слишком остро реагирую.

Или нет?

Я умру в одиночестве?

Уф! Шоколад вытекает из формочек на кухонную стойку. Столько добра пропадает… Я вытираю лоб тыльной стороной ладони, и струйка шоколада стекает мне на переносицу. Ну и беспорядок.

С учетом того, как последние семь лет я координирую расписание с точностью до последней минуты, мне впору работать в логистике. Я наполняю бутылку Майи водой, хватаю пакетик с крендельками, солнцезащитный крем и спрей от насекомых, складываю все это в ее рюкзак.

– Майя, доедай завтрак.

– Но он размок. Мне не нравится.

– И чья же это вина?

Если бы Майя начала есть завтрак, когда я налила молоко ей в тарелку, ничего бы не размокло.

Здесь постоянно творится какой-то хаос, а у меня ведь всего один ребенок. Не знаю, как справляются матери в многодетных семьях, особенно та старушка, что жила в дырявом башмаке. Сколько у нее там было детей, сто? У меня начинается чесотка, стоит об этом только подумать.

Нет, я не бездельничаю, поедая конфеты. Ладно, именно так я и поступаю, но это для бизнеса. Это другое. Иногда попадаются конфеты с алкоголем, и сочетаю я их с кофе, в который тоже подливаю алкоголь.

Кстати, о кофе. Сейчас он мне крайне необходим. Майя пришла к нам в кровать в час ночи, и меня каким-то образом зажало между ней и Максом. Я ощущала себя ломтиком чеддера в панини. Жарче, чем в аду. Ночная потливость – тоже симптом менопаузы.

Перед тем как Майя пошла в кровать, я убедилась, что: она перекусила, на прикроватной тумбочке есть вода, диффузор распространяет запах лаванды, солевая лампа горит, CD-проигрыватель крутит успокаивающую музыку, дверцы шкафа закрыты, дверь в спальню открыта, ноги обмазаны успокаивающим маслом, животик – маслом для пищеварения, спрей от монстров рассеивается в воздухе. Я улеглась рядом и уснула. А как иначе? Тут целое спа и никаких монстров. Через два часа я проснулась и ушла к себе.

Мишка Майи, которого она так хотела, смотрит на меня с дивана. Она спит с ним каждую ночь с тех пор, как ей исполнился годик. И как я только забыла найти ее мишку? Поэтому Майя и забралась к нам в кровать посреди ночи.

– Майя, пожалуйста, обувайся. Мы выходим через две минуты.

– Помоги мне с носками, – говорит она, держа в руках длинные голубые футбольные носки. Я тянусь за ними, потом убираю руку. Педиатр посоветовал возложить на нее больше ответственности, чтобы у нее росла уверенность в себе. По-моему, надеть футбольные носки – это хорошее начало.

– Хотя бы начни их надевать, и там я тебе помогу. – Протягивать носки через щитки – та еще головная боль даже для взрослых. Потом я быстро добавляю: – И, пожалуйста, загляни в туалет, прежде чем выходить.

Я напоминаю ей уже третий год. Если забуду, то потом, стоит нам пройтись дальше по улице, Майя непременно объявит: «Мам, я хочу пи́сать».

– Мне не надо, – мотает головой она, и ее каштановый хвостик качается из стороны в сторону.

– А ты попробуй. – Я подталкиваю ее в сторону ванной.

С секунду ее голубые глаза метают кинжалы в мою сторону, потом она фыркает, поворачивается на пятках и уходит, громко топая.

Кофе. Мне нужен кофе. Я ищу термос, который поместится под носиком кофемашины. Отлично. Он среди грязной посуды. Я заливаю туда чистящее средство и быстренько его мою.

– Майя, ты скоро?

– Я какаю! – кричит она в ответ.

Я бросаю взгляд на часы. Глубокий вдох. Время еще есть. Можно заехать в кофейню, заказать пять стаканчиков кофе и поехать на поле. Я думаю, не позвонить ли и сделать заказ заранее, чтобы Майя не опоздала, но потом решаю, что мы успеем.

Я давно поняла, что нужно рассчитывать время с запасом и накидывать как минимум полчаса на то, чтобы выйти из дома. Всю жизнь я гордилась тем, что никогда не опаздываю, но с ребенком это почти невозможно. Я завариваю себе кружку кофе и начинаю драить кастрюли с застывшим соусом для спагетти, гора которых все растет и растет.

Натирая посуду, я смотрю в окно, где наша семидесятилетняя соседка миссис Крэнделл склоняется над своим небольшим огородиком. Вряд ли растения пережили тот недавний однодневный мороз. Миссис Крэнделл жутко не везет. Помню, как однажды она решила завести кур и настроила против себя весь район. Как оказалось, у нашего объединения есть устав, запрещающий курятники, потому что они могут привлечь грызунов – переносчиков инфекций, которые портят электрические провода и устраивают небольшие пожары. Те, в свою очередь, перерастают в опасные лесные и распространяются по всему району. Пуф! И все охватывает дымом. Никаких куриц. В туалете смывают за собой и включают кран, выдергивая меня из размышлений.

– Сходила? – спрашиваю я.

– Да.

Я сдерживаюсь и не произношу: «Я же говорила». Я устала это говорить, а она, я уверена, устала это слышать.

Помогаю ей надеть носки и переделываю кривой хвостик. Она очаровательно смотрится в своей белой футбольной форме с номером семь голубого цвета. Я быстренько фотографирую ее и целую в лоб.

– Мамуль, я хочу сиденье без спинки, как у Сесилии, – говорит Майя, спрыгивая с четырех последних ступенек лестницы в гараж. Я поеживаюсь. Она могла серьезно ушибиться.

– Сесилия больше и выше тебя, – говорю я, думая о том, какая высокая у нее мама, Беатрис. Я всегда хотела такие длинные ноги. – Твое сиденье для тебя безопаснее.

Черт, я забыла кофе на столешнице. Мне нужен мой утренний кофе, прежде чем заезжать в кофейню и взять еще кофе.

– Пристегивайся, я пока возьму свой термос.

Помню времена, когда я ее пристегивала. На одну заботу меньше. Радуемся маленьким победам.

– Да, мамуль, иди, пожа-алуйста, за своим кофе. – Майя уже понимает, что без него я буду психовать и буйствовать.