Но даже если она там – Хатко плевать.
Лю отворачивается. Альдранец не поможет. Он должен справиться сам. Сам.
Он снова ударяет себя в грудь, чувствует, как хрустят под кулаком ребра, как боль прошивает тело вместе с судорогой первого вдоха. Лю хрипит, сгибаясь пополам и упираясь руками в колени. Дышать больно. Дышать страшно. Потому что он не должен. И мир перед ним продолжает вертеться в пьяной пляске голосов и звуков.
Только через тридцать три вдоха Лю выпрямляется.
– Вот же хрень. – Он смотрит на сигару в руке и презрительно морщится. Хатко ничего не говорит, только смотрит вперед, поднимает с земли ручку санок.
– Пора. – Он ждет, пока Лю поднимется, и только потом идет к длинной веренице Людей у трапа гиганта-гусеницы. Сам Лю не спешит идти следом. Он встряхивает сигару в руке – в маленькой емкости все еще плещется на самом дне прозрачная жидкость, и прячет ее в карман. Зачем-то. И только после этого в несколько шагов догоняет Хатко, встает в очередь.
За ними быстро вырастает хвост из Людей. Все они ждут. Все они уезжают. Если вглядываться в количество, может показаться будто в столицу направляется весь маленький городок – настолько много у трапа собралось народу. Но Лю может их понять. Из столицы раз в две недели улетают космические шаттлы МИРа – единственный шанс для местных покинуть их дом и посмотреть на вселенную. Ведь Лю сомневался, что у хотя бы половины стоящих рядом Людей хватит денег купить поездку на борту местной космической фирмы. Цены от планеты к планете эти бизнесмены драли неимоверно.
Рука снова потянулась к несуществующим карманам, пытаясь нащупать там стартовый ключ. Естественно не нашла. Зато Хатко заметил оборвавшееся на середине движение, но столкнувшись с убийственным взглядом, выбрал промолчать. Только хмыкнул премерзко, на что Лю мысленно показал ему язык. Совсем по-детски. Что с ним делает эта работа? Великая сила гравитации, за что?
В целом, не считая привычных переглядок, своей очереди они ждали очень даже мирно. Хатко неизбежно ловил на себе заинтересованные взгляды местных, какие-то детишки даже пытались дернуть его за нижние руки, а их мамаши с неприкрытым ужасом ловили своих чад и уводили куда подальше. Потому что понимали, кто перед ними. Лю наблюдал за этим с непривычным для себя безразличием. А сам Хатко скалился (улыбался), чем отпугивал от себя народ не хуже разгоревшегося лесного пожара. Лю спиной чувствовал натянутые до предела нервы окружающих. Да, а он с этим монстром жил на одном маленьком кораблике, благо в разных каютах. И благо, что его запиралась изнутри, а альдранская еще и снаружи – бесполезная мера предосторожности, которой Люди часто пользовались чтобы «подшутить», читайте – поиздеваться, над своими соседями по вселенной. Альдранцы в долгу не оставались. Только их месть было невозможно обнаружить, столь тонкой и продуманной она была, но разодранные человеческие тела после совместных миссий говорили все ярче слов.
Альдранцы могли быть очень жестоки. Если хотели того. И мастерски скрывались за маской дружелюбия. Хотя сейчас, Лю видел, Хатко проявлял по отношению к местным именно дружелюбие, и его оскал по правде был улыбкой. Поразительно.
– Эй. – Лю пинает напарника в голень, отрывая того от запугивания собравшихся пассажиров. Хатко поворачивается к нему и даже не обращает внимание на то что Лю его только что пнул.
– Что? Мне уже и улыбаться нельзя?
Лю кривится.
– Нет. – Машет рукой. – Я не к этому.
Он обводит взглядом очередь, но встречает лишь недоброжелательную настороженность.
– Почему ты дружелюбен с ними?
– С ними?
Хатко недоуменно изгибает бровь и тоже оглядывается. Его ухмылка оказывает на толпу просто сверхнаучное действие: шарахаются все, кроме Лю. Хатко хмыкает снова.
– А почему бы нет?
– Понятно. – Это, конечно, мало что объясняет, вернее, не объясняет ничего, но раз Хатко не хочет говорить, выбить из него ответы силой не получится, тут скорее сам Лю скопытится в бессмысленной схватке. На тренировках Хатко пару раз весьма доходчиво это продемонстрировал, поваляв своего напарника во всех позах по всему полу. Без шансов.
Лю качает головой воспоминаниям и тянет руку в карман за сигарой. Поглощенный собственными мыслями, он не видит, каким взглядом на него с высоты своего роста смотрит альдранец. Как и не видит полных ненависти взглядов пары человек в толпе. Зато их видит Хатко. Но ничего не говорит. Ведь куда интереснее загонять добровольно пришедшую в его лапы добычу, чем готовую защищаться.
Лю поднимает голову ровно в тот момент, когда интерес на лице альдранца сменяется жаждой, и вздрагивает, едва не роняя сигару.
Добыча.
Горло в очередной раз сжимает, но Лю давит зарождающуюся в груди панику, силой воли заставляет себя дышать и не подавать вида. О, он в этом поднаторел достаточно, чтобы даже альдранец не заметил его состояния. Годы работы с психотерапевтом не прошли даром, и Лю искренне ему благодарен. За возможность спать с куда меньшим количеством кошмаров, и видеть корабли, не боясь задохнуться. Хотя не сказать, что путь дался ему легко. Как говориться, все стадии от отрицания до принятия он прошел. Иногда даже по нескольку раз.
А ведь ему было всего восемь…
Лю прикрывает глаза и отворачивается, затягиваясь остатками сигары.
– Потому что они милые. – Хатко разрывает повисшую между ними тишину внезапно, и Лю тут же поворачивается обратно.
– Что?
Тот пожимает плечами и оглядывается кругом. Все его верхние конечности скрещены на груди, и Лю, пожалуй, впервые видит напарника в такой позе. В позе крайнего дискомфорта.
– Ответ на твой вопрос, почему я мил с местными. Они кажутся мне милыми. Существа, не перепрыгнувшие в своем развитии двадцатый человеческий век. Живущие на жаркой пустынной планете. И не смотри на меня так, – Лю вздрагивает, когда Хатко совсем по-человечески морщится. – Я знаю, что вы Люди, стали ценить естественность планет еще в веке тридцатом, перестав терраформировать каждый камень. Но все же. Они предпочитают не жить здесь – улетать. Они даже не пытаются спасти свой дом.
Хатко выделяет последнюю часть фразы и отводит взгляд, пока Лю задумчиво наблюдает за окружением.
– Разве? – очередная произнесенная вслух мысль. – Разве вы, альдранцы, не такие же?
Их взгляды сталкиваются: непонимающий и мрачный. Лю делает последнюю затяжку и смотрит в глаза своего ужаса настолько прямо, что кто угодно бы удивился.
Хатко пожимает плечами и расцепляет руки.
– Мы не такие. Мы достигли совершенства. Сделали планету идеальной для нас. Мы бесконечно развиваемся и не остановимся ни перед чем.
– Знаю. – Лю отворачивается. – Мы, Люди, это прекрасно знаем.
В груди вскипает давно посаженная ненависть. Ненависть к чужому, к непонятному. Ее не вытравить, она вшита в подкорку. А еще, она обоюдна.
Они снова стоят в тишине. Под презрительно-опасливые взгляды толпы. Очередь неспешно продвигается, ракуанцы занимают места в гусенице-машине, и Лю очень скоро начинает подозревать, что их хватит не на всех.
– Эй. – В этот раз он дергает альдранца за руку, но глаз от заполняющейся машины не отрывает. – Покажи-ка наши билеты.
Хатко не понимает, но бумажки все же достает. Лю смотрит на них секунд двадцать, пока в голове не щелкает какое-то давно вбитое в память знание. О планете, ее устройстве, выбитых на желтой бумаге чернилами цифрах. Он сам не замечает, как его глаза сжимаются в две щелочки.
– Они это специально.
– Что? – Хатко смотрит на него сверху вниз, а Лю раздраженно пихает ему обратно билеты. – О чем ты?
– О чем, о чем. Об этом. – Лю указывает вперед, и Хатко прищуривается, вглядываясь в забитую до предела гусеницу.
– Не понял. – Честно признается он, вызывая у Лю вздох-смесь усталости, отвращения и бешенства.
– Ты ведь заплатил за билет, да?
– Да, и?
Лю смотрит на него искренне недоумевая: альдранец настолько тупой или наивный?