– Вели́кий дед твой, царь Ива́н Васи́льевич почему́ англича́нам беспо́шлинную торго́влю дарова́л? Потому́, что други́х не́ было. Сейча́с ино́е вре́мя. Не́мцы, францу́зы, датча́не, голла́ндцы все здесь и все пла́тят, а англича́не нет. У них ви́дишь ли на то иско́нное пра́во! Тро́нешь вы́жигу – визжи́т как сви́ньи на бо́йне, а про́ку с него́ как с коня́ кумы́су! Голла́ндцы, госуда́рь, за год по шестьдеся́т судо́в к нам шлют, а англича́не и двух деся́тков не наберу́т, а по́шлину не пла́тят. Несправедли́во э́то…
Нача́льник Зе́мского прика́за не на шу́тку разошёлся. Предста́вив себе́ на́глую ры́жую ря́ху ве́чно пья́ного англи́йского фа́ктора, он да́же зашипе́л от возмуще́ния.
Михаи́л никогда́ не повыша́л го́лоса. Никто́ никогда́ не слы́шал, что́бы он крича́л и руга́лся гря́зными слова́ми, но при э́том он мог одно́й-двумя́ фра́зами, ска́занными в сво́йственной ему́ споко́йной да́же усыпля́ющей мане́ре, образу́мить са́мые горя́чие го́ловы в своём окруже́нии. Вот и сейча́с царь, положи́в ру́ку на плечо́ Проестева сказа́л ти́хо:
– Охолони́сь, Степа́н! Ты ду́маешь, я того́ не зна́ю? Мне купцы́ на́ши все у́ши прожужжа́ли. Несправедли́во? Да несправедли́во! Но всему́ своё вре́мя. Сейча́с оно́ са́мое не подходя́щее. Я с королевусом и́хним Я́ковом догово́р сою́знический подпи́сываю. Страну́ из разру́хи поднима́ть на́до. Зе́мли, поля́ками и шве́дами захва́ченные, освобожда́ть. Враги́ вокру́г. Без сою́зников в Евро́пе ника́к не обойти́сь. Англича́не по́мощь обеща́ют. На догово́р согла́сны. Ору́жие и специали́стов ра́зных шлют. И э́то хорошо́! Так что ты, Степка, ли́шний раз англича́н не зли. Ну́жны они́ мне пока́. По́нял и́ли нет?
– По́нял, госуда́рь! – хму́ро гля́дя в пол, отве́тил Проестев.
Михаи́л удовлетворённо кивну́л и попыта́лся встать с ла́вки, но Проестев удержа́л его́ вопро́сом:
– Так чего́ де́лать-то? – спроси́л он расте́рянно, – то что уже́ взя́ли, отда́ть им что ли?
– Заче́м? – удиви́лся Михаи́л, – что взя́ли, то взя́ли. Почём кста́ти?
– Да не до́рого, госуда́рь, – как от чего́-то несуще́ственного отмахну́лся Степа́н, – Мало́й по́шлиной обошли́сь. Всего́ по 8 де́нег с рубля́.
– Ну и ла́дно. Казне́ люба́я копе́йка прибы́ток, – хи́тро улыбну́лся Михаи́л, – а вот не подпи́шет Я́ков догово́р, тогда́ с англича́нами совсе́м друго́й разгово́р бу́дет. По справедли́вости!
Полага́я, что разгово́р око́нчен, царь встал с ла́вки и, прихра́мывая, тяжёлой по́ступью напра́вился к алтарю́, жела́я продо́лжить пре́рванную моли́тву. Проестев, нело́вко ка́шлянув в ладо́нь, ти́хо произнёс:
– Госуда́рь, позво́ль мне ещё заня́ть немно́го твоего́ вре́мени?
– Что́-то ва́жное? – спроси́л Михаи́л, возвраща́ясь обра́тно на ла́вку и внима́тельно гля́дя в глаза́ нача́льнику Зе́мского прика́за.
– Ду́маю, да! – отве́тил тот, достава́я и́з-за высо́кого голени́ща сапога́ бума́жный сви́ток с болта́ющимися на верёвке двумя́ сло́манными кра́сными печа́тями.
– Что там? Так говори́, – покриви́лся царь, отодвига́я протя́нутую Проестевым гра́моту.
– Наш челове́к из Ри́ма сообща́ет что в Росси́ю та́йно вы́ехал изве́стный иезуи́т Пётр Аркудий, ко́ему по́сле Сму́ты путь в страну́ зака́зан. Пе́ред пое́здкой име́л он до́лгую бесе́ду с генера́лом иезуи́тов Муцио Вителлески и аудие́нцию у и́хнего понти́фика, па́пы Па́вла V. О чём говори́ли, вы́ведать не удало́сь, одна́ко по́сле встре́чи Аркудий собра́лся в путь со всей поспе́шностью, вы́ехав под покро́вом но́чи. Осведоми́тель проследи́л его́ до Сандомира, где след иезуи́та затеря́лся. Спустя́ неде́лю че́рез Пути́вль на на́шу сто́рону прошли́ четы́ре боге́мских торго́вца с това́ром, но в Курск из них пришли́ то́лько тро́е. Лю́ди ку́рского воево́ды Семёна Жеребцо́ва кре́пко допроси́ли негоциа́нтов, и они́ кляну́тся, что не зна́ют, куда́ де́лся четвёртый. Заявля́ют, что до того́ дня, как приби́лся он к обо́зу в Коното́пе, они́ вообще́ его́ никогда́ не ви́дели. По слове́сному описа́нию, кото́рое купцы́ да́ли при́ставам, торго́вец э́тот и есть Пётр Аркудий. Где́ он сейча́с и что де́лает- никому́ неве́домо.
– Кто э́тот Аркудий? – спроси́л царь, недоумённо подня́в бро́ви, – чем он опа́сен?
– Иезуи́т, госуда́рь, всегда́ опа́сен, – хму́ро отве́тил Проестев, убира́я сви́ток обра́тно, за голени́ще своего́ сапога́.
– А у э́того, – доба́вил он, – я слы́шал, есть не́кая та́йна, свя́занная с почи́вшей дина́стией. Она́ де́лает его́ вдвойне́ опа́сным челове́ком.
– Что за та́йна? – насторожи́лся Михаи́л подозри́тельно гля́дя на нача́льника Зе́мского прика́за. Молодо́й царь, совсе́м неда́вно и́збранный и утверди́вшийся на Ру́сском престо́ле для мно́гих сооте́чественников, име́л на него́ не бо́льше прав, чем заре́занный тата́рским мурзо́й Петро́м Уру́совым Ту́шинский вор и́ли пове́шенный в Москве́ на городски́х воро́тах его́ трёхле́тний сын Ива́н, про́званный «Воронёнком».
Михаи́л отча́янно би́лся с любы́м проявле́нием крамо́лы в свой а́дрес. Воровски́е дела́ выделя́ли в отде́льное произво́дство, исполне́ния кото́рого бы́ли лишены́ о́рганы ме́стного самоуправле́ния и церко́вные вла́сти. То́лько воево́ды на места́х име́ли пра́во вести́ сле́дствие с примене́нием всех возмо́жных спо́собов дозна́ния, ча́сто включа́я пы́тку и исключа́я из него́ всё остально́е. Но и они́ не могли́ верши́ть суд, и́бо пригово́р над вора́ми выноси́ли в са́мой Москве́.
Страх о́бщества за Сло́во и Де́ло госуда́ревы отны́не ли́пким сли́знем запо́лз в ду́шу ка́ждого из них, от никуды́шного мужика́ до ва́жного воево́ды и надме́нного царедво́рца, и́бо в фо́рмуле той не́ было осо́бой ра́зницы ме́жду «непристо́йными слова́ми» о госуда́ре и злоупотребле́нии ме́стных власте́й, когда́ воево́ды на́гло присва́ивали себе́ не подоба́ющие им права́. Всё э́то тепе́рь счита́лось госуда́рственным преступле́нием, а публи́чный полити́ческий изве́т игра́л роль скры́той челоби́тной, пусть и с больши́ми неприя́тностями для тако́го «челоби́тчика».
Михаи́л не счита́л для себя́ возмо́жным игнори́ровать да́же мале́йшие поползнове́ния на зако́нность своего́ пребыва́ния на тро́не. Э́то каса́лось да́же ка́жущихся мелоче́й, таки́х как оши́бки в произноше́нии и написа́нии ца́рского ти́тула, отка́з присоедини́ться к здра́внице в честь госуда́ря и́ли не произнесе́ния моли́твы за его́ здоро́вье. Чего́ уж говори́ть о его́ боле́зненной тя́ге к многочи́сленным та́йнам, оста́вленным по́сле себя́ уше́дшими в небытие́ про́шлыми дина́стиями, в ка́ждой из кото́рых могла́ скрыва́ться реа́льная угро́за для него́ ли́чно и его́ бу́дущих пото́мков.
– Кака́я та́йна? – повтори́л он вопро́с.
Проестев то́лько развёл рука́ми.
– Госуда́рь, – сказа́л он как мо́жно мя́гче и вкра́дчивей, – та́йна – та же сеть: ни́точка порвётся – вся расползётся. Свою́ сеть Аркудий бережёт и тща́тельно пря́чет. Он вообще́ челове́к зага́дочный. Отку́да он, и как его́ настоя́щее и́мя, никто́ не зна́ет. Учи́лся в гре́ческой колле́гии в Ри́ме, там же был рукоположён в сан свяще́нника. На де́ле же он – оди́н из гла́вных организа́торов Бре́стской у́нии и я́рый враг всего́ правосла́вного и ру́сского. Пе́рвый раз появи́лся в Москве́ при царе́ Бори́се в сви́те по́льского посла́ Я́на Сапе́ги . Привёз Годуно́ву посла́ние па́пы, а взаме́н вы́просил каки́е-то бума́ги из ли́чного храни́лища царя́ Иоа́нна Васи́льевича. Каки́е и́менно бума́ги, неизве́стно. Ско́ро благоволе́ние Годуно́ва зага́дочным о́бразом смени́лось на гнев, и наш иезуи́т был вы́дворен из страны́, погова́ривают за уби́йство. Верну́лся он уже́ с пе́рвым самозва́нцем и опя́ть что́-то иска́л, уже́ не име́я никаки́х запре́тов и ограниче́ний, но, ви́димо безуспе́шно. Сле́дующий раз он появи́лся уже́ с поля́ками. Ви́дели его́ в Су́здале и под Вели́ким У́стюгом. Он опя́ть что́-то и кого́-то иска́л. Мы не зна́ем, что и кого́. Аркудий не оставля́ет живы́х свиде́телей, кото́рые могли́ проясни́ть суть его́ по́исков.
Семь лет наза́д его́ могли́ схвати́ть. Дьяк мой, Шестак Голышкин, вспо́мнил что сын бо́ярский Афана́сий Зино́вьев, ве́давший тогда́ зе́мским дворо́м, посла́л его́ в У́стюг для пои́мки и сле́дствия над злоде́ем. Но тот неожи́данно бро́сил по́иски и поки́нул не то́лько на́шу держа́ву, где ему́ грози́ла ви́селица, но и Речь Посполитую, где его́ ничего́ кро́ме по́честей не жда́ло. Объяви́лся он в Ри́ме, стал це́нзором в па́пской ку́рии и ника́к не проявля́л себя́ до неда́внего вре́мени, а тепе́рь вдруг сорва́лся с ме́ста и тайко́м прони́к на на́шу сто́рону.
