– Как ду́маешь, отче, что э́то?

– Не ду́маю, княже, а зна́ю – отве́тил тот глухи́м скрипу́чим го́лосом, отвора́чиваясь и уходя́ прочь от зава́ла.

– Опа́сно тут – поясни́л он Щенятеву, – на́до бы люде́й в охране́ние поста́вить. Неро́вен час – да́льше осы́плется.

– Так что осы́плется, оте́ц Ника́ндр?

– Про подземе́лья Гледена слы́шал?

– А кто не слы́шал? Ду́мал ба́йки наро́д ме́лет…

– Не ба́йки, как ви́дишь. Тут вся гора́ та́йными хода́ми изры́та. То́лько хо́ды те забы́ты давно́. Сам про них знал, да ви́жу вперво́й. Выставь охра́ну, Михаи́л Дани́лович, от греха́ пода́льше. Всем споко́йней бу́дет.

Князь Щенятев согла́сно кивну́л голово́й и помани́л руко́й стоя́щего ря́дом каза́чьего деся́тника, но пре́жде, чем дать распоряже́ние, оберну́лся и ещё раз бро́сил взгляд на прова́л. Непосе́дливый Пе́тька стоя́л на деревя́нной ба́лке, вися́щей над про́пастью и беспе́чно раска́чивался на ней, с любопы́тством гля́дя вниз.

– А ну пога́нец, пошёл вон отту́да! – заора́л не на шу́тку испу́ганный князь, грозя́ сы́ну уве́систым кулако́м.

– Да чего́ тако́го, тя́тенька? Тут же безопа́сно. Ба́лка плито́й прида́влена. Пятеры́м не сдви́нуть. – отве́тил удивлённый Пе́тька, продолжа́я раска́чиваться на ста́ром гнило́м брусе.

– Я тебе́ вожжа́ми по дристалищу сейча́с объясню́, где тут безопа́сно. А ну жи́во слеза́й отту́да – рассерди́лся оте́ц.

– Изво́ль ба́тюшка, уже́ иду́… – поспеши́л успоко́ить отца́ бесстра́шный мальчи́шка, развора́чиваясь, что́бы идти́ обра́тно.

В э́тот моме́нт ба́лка, каза́лось кре́пко зажа́тая ме́жду двумя́ пли́тами, неожи́данно просе́ла и разверну́лась в сто́рону. Не удержа́вшись на бревне́, Пе́тька сорва́лся вниз и с ди́ким кри́ком полете́л в прова́л. Сле́дом одна́ из плит с гро́хотом сошла со своего́ ме́ста и соскользну́в по стене́ прова́ла на́глухо заку́порила щель, подня́в при э́том большо́е о́блако из пы́ли, штукату́рки и ме́лкого ще́бня. Пыль стеля́сь как тума́н клуба́ми распространя́лась по всем закоу́лкам монасты́рского двора́ ме́дленно оседа́я на изры́тую зе́млю и разворо́ченные сте́ны. Наступи́вшую вслед за но́вым обва́лом гнету́щую тишину́ взорва́л отча́янный вопль кня́зя Щенятева:

– Пе́тька-а-а, паску́дник… убью́!

Пе́тька откры́л глаза́ и не уви́дел ничего́. Кроме́шный мрак. От наполня́вшей во́здух пы́ли бы́ло тяжело́ дыша́ть. Стра́шно садни́л лоб и боле́ло пра́вое коле́но. Приподня́вшись на локтя́х, па́рень вы́тащил и́з-под себя́ кусо́к би́того кирпича́, бо́льно вре́завшийся в спи́ну, прока́шлялся и закрича́л, задра́в го́лову вверх.

– Эй, кто-нибу́дь, я здесь! На по́мощь! Спаси́те!

Прислу́шался. Тишина́. То́лько давя́щий звон в уша́х и негро́мкое шурша́ние со всех сторо́н, от кото́рого у па́рня всё похолоде́ло внутри́. От стра́ха хоте́лось пла́кать, бежа́ть сломя́ го́лову прочь из э́того ме́ста. Но бежа́ть бы́ло не́куда. Остава́лось наде́яться на тех, кто оста́лся наверху́.

– Ба́тюшка! Дани́ла! Вы́тащите меня́ отсю́да!

Сло́вно вняв его́ мольба́м с ве́рху послы́шались приглушённые то́лстыми сте́нами голоса́, разда́лся шум па́дающей о́сыпи и в лицо́ уда́рил я́ркий со́лнечный лу́чик.

– Сыно́к, э́то ты? – послы́шался све́рху взволно́ванный го́лос кня́зя.

– Я ба́тюшка!

– Цел?

– Цел, то́лько но́гу кре́пко уши́б. Ка́жется, кровь течёт.

– Сиди́, не дви́гайся – приказа́л оте́ц – Мы тебя́ вы́тащим. Ты гла́вное не шевели́сь, а то неро́вен час ещё чего́ обва́лится. Тут всё давно́ истле́ло в труху́, одно́ гнильё круго́м. Подожди́ немно́го мы ско́ро.

Ви́димо оте́ц отошёл. Го́лос его́ стал глу́ше. Слы́шно бы́ло как он распека́ет и подгоня́ет рабо́тников, расчища́вших зава́л. Успоко́енный, немно́го прише́дший в себя́ Пе́тька поудо́бней устро́ился на ку́че би́того кирпича́ и доста́л из ко́жаной калиты́, вися́щей на по́ясе голла́ндский шпанхан, обме́нянный по слу́чаю на ста́рый тата́рский саада́к у Афоньки, сы́на воево́ды Тере́нтия Забелы. У мушке́тного замка́ был обло́ман курко́вый винт, но э́тот недоста́ток не меша́л ему́ испра́вно рабо́тать. Ударя́я кремнём об огни́во Пе́тька вы́сек я́ркий сноп искр, разлете́вшихся как поте́шные огни́ в ночно́м не́бе на мгнове́нье освети́в мра́чные сте́ны подзе́много казема́та. Сколь не скороте́чна была́ вспы́шка све́та, но ма́льчик успе́л заме́тить, что сиде́л он на небольшо́й ку́че ка́менного кро́шева и строи́тельного му́сора, осы́павшегося то ли со стены́ – то ли с большо́й коло́нны, подпира́вшей свод подземе́лья. Ещё и ещё раз высека́я и́скры из кремнёвого замка́ он смог рассмотре́ть ка́менную ни́шу и челове́ческий скеле́т, прико́ванный к стене́ ржа́вой це́пью. Покры́тый пы́лью че́реп каза́лось внима́тельно следи́л за ма́льчиком, пуга́я его́ бездо́нной глубино́й свои́х пусты́х глазни́ц. Суеве́рный и впечатли́тельный как все де́ти, Пе́тька урони́л шпанхан на зе́млю, зажму́рил глаза́ и зачасти́л гро́мкой скорогово́ркой, су́дорожно глота́я слова́ и осеня́я себя́ кре́стным зна́менем:

Ма́тушка, бро́шенная изба́,

Нет у тебя́ хозя́ев,

Но есть у тебя́ четы́ре угла́.

На тех угла́х есть стена́ без еди́ного окна́.

Как нет окна́ на стене́,

Так что́бы не́ было и прокля́тья на мне.

Ключ, замо́к, язы́к. Ами́нь.

Ами́нь. Ами́нь.

Све́рху с лёгким шурша́нием посы́палась порохня из ме́лкой га́льки, песка́ и и́звести. Лу́чик све́та расши́рился до разме́ров церко́вного пило́на и в образова́вшуюся дыру́ в потолке́, че́рез кото́рую уже́ мо́жно бы́ло наблюда́ть голубо́е не́бо, просу́нулась патла́тая голова́ Дани́лы Загрязского.

– Пе́тька, ты чего́ надрыва́ешься, как диа́кон на амво́не ? Чего́ там у тебя́?

– Тут поко́йник в око́вах! – нело́вко переступа́я с ноги́ на но́гу отве́тил Пе́тька, ука́зывая на скеле́т в ни́ше стены́.

– Ста́рый?

– Кто?

– Поко́йник твой?

– Чего́ он мой? Ста́рый коне́чно. Костя́к оди́н. Да́же ру́хляди на оста́лось.

– Ну и чего́ тогда́ вопи́шь? Не уку́сит чай? Мертвяко́м хоть забо́р подпира́й, всё нипочём.

При́став исче́з в проёме, но че́рез мгнове́ние опя́ть появи́лся и ободря́юще произнёс:

– Потерпи́ ма́лость. Мы сейча́с плиту́ сковырнём и прохо́д очи́стим.

– Ла́дно – махну́л руко́й Пе́тька и бро́сил опа́сливый взгляд на ни́шу в стене́. Свет из откры́того проёма рассе́ял кроме́шный мрак подземе́лья. Во мгле почти́ сли́тый с окружа́ющим ме́стом че́реп уже́ не каза́лся таки́м злове́щим, каки́м каза́лся ещё совсе́м неда́вно. Скоре́е он разжига́л любопы́тство. Беспоко́йный Петькин ра́зум уже́ иска́л отве́та на вопро́с, кем мог быть э́тот несча́стный, что у́мер здесь столь ужа́сной сме́ртью, не оста́вив по́сле себя́ ничего́ кро́ме гру́ды полуистле́вших косте́й? Что соверши́л, в чём провини́лся? Каку́ю та́йну унёс с собо́й?

Присмире́вший от мы́слей о бре́нности бытия, ю́ный князь, в ожида́нии вызволе́ния из неча́янного пле́на, встал на коле́ни и рука́ми поша́рил вокру́г в по́исках упа́вшего с о́сыпи шпанхана. Он нащу́пал что́-то гла́дкое и прохла́дное, но уже́ в сле́дующий моме́нт нахо́дка с угрожа́ющим шипе́нием вы́скользнула из руки́, в то же мгнове́ние с ближа́йшей коло́нны с глухи́м сту́ком на плечо́ упа́ло пло́тное и ги́бкое как плеть те́ло. Заде́в пра́вую щёку оно́ шурша́ соскользну́ло на зе́млю. Охва́ченный безу́держным у́жасом Пе́тька подскочи́л на ме́сте и исто́шно заголоси́л, задра́в го́лову к проёму в потолке́.

– Данилаааа, вы́тащи меня́ скоре́й!

В проёме опя́ть появи́лась голова́ приста́ва.

– Ну чего́ опя́ть? – спроси́л он недово́льно, – Усо́пший куроле́сит?

– Тут зме́и! Мно́го змей! – дрожа́щим го́лосом прошепта́л мальчи́шка, не сме́я да́же пошевели́ться.

Загрязский кри́кнул что́-то свои́м рабо́тникам и че́рез мгнове́ние просу́нул в дыру́ горя́щий фа́кел.

– А ну Пе́тя, посторони́сь! – кри́кнул он па́рню и бро́сил фа́кел вниз. Сле́дом бро́сил и второ́й чуть в сто́рону от пе́рвого.

Свет впервы́е за сто лет освети́л мра́чное подземе́лье, представля́вшее собо́й большо́й зал с ни́зким сво́дчатым потолко́м, подпёртым кря́жистыми коло́ннами двух са́женей в обхва́т. Из за́ла во все сто́роны вели́ многочи́сленные коридо́ры, не́которые из кото́рых бы́ли откры́ты, други́е закры́ты то́лстыми давно́ сгни́вшими и покоси́вшимися дверя́ми. А не́которые бы́ли про́сто на́глухо зало́жены кирпичо́м и приро́дным ка́мнем. Но гла́вное, что уви́дел Пе́тька в подземе́лье, бы́ли не мра́чные сте́ны из красно́-се́рого кирпича́, не гря́зные зава́ленные му́сором полы́, не коло́нны, поро́сшие то́лстым мхом, а обита́тели э́того угрю́мого ме́ста. Змеи́. Со́тни гадю́к устила́ли собо́й пол, вы́боины стен и тре́щины сво́дов. Они́ собира́лись в огро́мные подви́жные клубки́ в ни́шах и рассе́линах, свиса́ли с гнилы́х попере́чин покоси́вшихся двере́й, по́лзали по капите́лям коло́нн. Копоши́лись у подно́жья о́сыпи на кото́рой стоя́л он едва́ живо́й от стра́ха. До́брый деся́ток ползу́чих га́дов снова́л и среди́ оста́нков челове́ка в ни́ше.