Первая секция парка открылась в 2009 году, сейчас построили еще две секции. Длина парка – примерно два с половиной километра, и, вроде как, продлевать его уже больше некуда. Скамеек здесь столько, что кажется, парк создан не для прогулок, а для посиделок. Они могут двигаться по рельсам, хочешь, приближайся к соседу, а хочешь, катись от него. Променад идет вдоль рынка Челси, подняться на платформу можно по лестнице или на лифте.

Там, на высоте десяти метров, вас встретит непонятно с какой целью бредущий в никуда человек в одних трусах. Ненастоящий, конечно, статуя. Глаза закрыты, руки протянуты вперед, как будто боится натолкнуться на что-то. Сделан очень натурально, сразу и не поймешь: живой, не живой? Я так до последнего была уверена, что это – человек, странных людей в Нью-Йорке хватает. А что кожа блестит, так жиром мужик намазался, чтобы не мерзнуть.

Какой-то парень долго вглядывался в лицо скульптуры, чуть ли не касаясь его носом. Потом присел на корточки и недоверчиво потрогал большой палец ноги. Правдоподобность нереальная, даже ноготь обломан на среднем пальце. Лиза, которая и посоветовала нам сюда пойти, иначе как придурком его не называет, потому что здорово испугалась однажды. Подсвеченный снизу, в темноте он производит сильное впечатление.

Лиза работает неподалеку и ходит иногда сюда обедать. Так она рассказывает, что в теплую погоду здесь бывает столько народу, что сантиметра свободного на скамейках не найти! Тени особой нет, но повсюду включаются брызгалки-фонтанчики. Молодые и не очень тела лежат на теплых скамеечках, солнышком наслаждаются… А нам сейчас лишь бы пробежать побыстрее по этому замечательному и интересному парку! Потому что так холодно, что сил никаких нет! И где вчерашние плюс пятнадцать?

Траву в парке никто не сажает, она растет по принципу самосева еще с тех дней, когда ходили поезда. Дикорастущий высокохудожественный бурьян, так я это называю. Ну а кусты и деревья, тут уж садовники и специалисты по парковому ландшафту решают, чему расти, а чему нет.

Не знаю, с какой целью расстреливали стену нового дома красными шариками краски. Может быть, была какая-то художественно-политическая акция, а может, кто-то баловался. Здесь периодически устраивают разные выставки – постоянные и временные. Тот мужик, что в трусах людей пугает, тоже часть очередной экспозиции.

Манхэттен находится в перманентном состоянии строительства, вдоль всей Высокой Линии тянутся в небо новые и ремонтируются старые небоскребы. А за стройкой плещется Гудзон. Где-то правее – пирсы. Оттуда уже завтра отойдет наш корабль. Даже не верится, что поплывем в лето! А пока дует очень сильный ветер, он сдул нас с платформы на ближайшем же спуске. Все равно мы почти до самого конца дошли, до конечной точки парка со станцией метро буквально сто метров осталось. Но мы в метро не пойдем, мы дальше мерзнуть собираемся.

Я редко передвигаюсь по Манхэттену на общественном транспорте и вообще считаю, что лучший транспорт – это ноги. В метро скучно и много народу. К тому же под землей ты пропускаешь все самое интересное, а за границей, как известно, интересно все. Даже отражение совершенно неинтересного дома в другом таком же неинтересном доме – интересно. У себя в стране мимо этого пройдешь спокойно, а здесь тут же родилась фраза, что в Нью-Йорке домам даже отражаться тесно.

Честно говоря, я развлекаюсь афоризмами от холода, тут же на ходу озвучивая их мужу. Потому что пока болтаешь о всякой ерунде, вроде как согреваешься. Вот почему, интересно, где-нибудь во Флоренции примитивный подворотный пейзаж мы считаем нормальным, а в Америке – убогим? Потому что Америка богаче и современнее, наверное, а Флоренцию облагораживает древность.

Мы двигаемся в сторону ресторана «Русский Самовар», фиксируя по дороге все, что видим. Ирландский паб, например. Ирландцев в Нью-Йорке очень много, а стало быть, и пабов. Кстати, ирландцы занимают особое место в классификации пациентов у американских врачей. Они считаются очень сложными и проблемными пациентами, потому что в больницу идут только тогда, когда боль терпеть уже невозможно. Еще они редко разговаривают о своих проблемах, в том числе и о медицинских. Эту информацию я прочитала в американском учебнике по психиатрии. Одно время муж подумывал о работе врачом в Америке и готовился к экзамену, так что этих учебников у нас в доме было много. Для первого экзамена надо было выучить девять учебников, на третьем муж решил, что нам и здесь живется неплохо.

Мимо проезжают машины желтого цвета, это все такси. Всего по Манхэттену их бегает тринадцать тысяч. Цифра эта фиксированная, установлена давно и изменению пока не подлежит. На капоте каждой машины прикреплен жетон – пожизненная лицензия на работу таксистом. Наличие жетона на машине вовсе не означает, что ее водитель является обладателем жетона, чаще всего он просто наемник. Первый жетон был продан в 1937 году за десять долларов, двадцать лет назад он стоил порядка двухсот тысяч, а еще совсем недавно – миллион! Сейчас цена упала. Виной тому Убер, новая альтернатива такси. Американские таксисты очень недовольны!

Иду и удивляюсь… Вот почему туристы в Нью-Йорке пользуются экскурсионными автобусами? Мне кажется, в них больше стоишь, чем едешь. Разве можно здесь быстро передвигаться? К сожалению, машина скорой помощи тоже торчит в пробке. И желтый грузовик с портретом усатого мужчины и американскими флагами на прицепе тоже. Я ее отметила за красоту, яркость и мой любимый цвет и пошла дальше. Через два блока и один светофор мы опять поравнялись с ней, и только на следующем блоке машина исчезла из поля зрения. А теперь представьте, что эта машина – ваш автобус и вы в нем сидите! Лично мне это бы не понравилось, хотя в других городах автобусами hop on hop off я иногда пользуюсь. Все, прекращаю болтовню, пришли уже.

Ну какой нормальный русский, будучи за границей, пойдет в русский ресторан? Мы тоже так думали и много раз напрасно проходили мимо этого удовольствия. Начнем с того, что ресторан находится в доме, где раньше жил Фрэнк Синатра! Далее, он открыт на часть Нобелевской премии Иосифа Бродского, который был совладельцем заведения вместе с Романом Капланом2 и Михаилом Барышниковым3! Последний и сейчас сюда частенько захаживает, чтобы откушать борщ. В следующий раз я поселюсь здесь, но его дождусь! Приставать с автографом не буду, все равно потеряю, так, рядышком побуду.

Итак, в 1972 году из Советского Союза эмигрирует Роман Каплан. Сначала он едет в Израиль, потом – в Америку. Советский и американский литературовед, искусствовед и переводчик, он родился в Ленинграде. Там окончил иняз, работал экскурсоводом в Эрмитаже, дружил с Довлатовым, Аксеновым, Бродским. В Нью-Йорке первое время был швейцаром, затем работал в художественной галерее.

Далее цитирую самого Каплана: «В шесть часов наша галерея закрывалась, но никто не хотел расходиться. Я жил напротив, и все художники шли ко мне. Каждый день». Лариса, его жена, подавала гостям к столу и мыла посуду. Через семь лет она вконец измучилась и как-то в сердцах бросила мужу: «Если ты хочешь кормить и поить своих друзей каждый вечер, открой ресторан!» И он открыл. Произошло это в 1986 году. Сначала ресторан назывался «Калинка», потом его переименовали в «Русский Самовар».

Ресторанное дело – не самое прибыльное. Денег катастрофически не хватало, каждый день работы мог быть последним. Этих русских ресторанов в Нью-Йорке – немерено, возникали и разорялись они с завидным постоянством. Но «Русскому Самовару» повезло, он приобрел двух звезд. Не мишленовских, настоящих! Я говорю об Иосифе Бродском и Михаиле Барышникове. Бродский как раз получил Нобелевскую премию, и Каплан честно сказал ему, что нуждается в помощи. Но в долг просить не хочет, так как не уверен, что сможет отдать. Он предложил поэту долю в ресторане, Барышников присоединился.