В детстве я знал, как поступлю, когда увижу, что в реке тонет человек. Теперь я не уверен, что поступлю именно так.
В детстве я всегда знал, чем себя занять, когда делать было нечего. Теперь же я не в силах убить время. И время убивает меня.
В детстве я даже знал, чем питаются ящерицы. Теперь не знаю. Забыл…
30
А эскулап-то соврал. Мне хоть и худо невероятно, но я всё-таки жив, слава Богу. Жив…
31
Спрашиваю Менахема, что случилось с остальными учениками назаретянина. Но ему ничего о них не известно. Он обещает узнать что-нибудь.
32
Не таков был Иисус на самом деле.
Я вовсе не утверждаю, что всё написанное Матфеем – ложь. Не ложь написана им, но полуправда.
Да, Он исцелял, но и сам был подвержен хвори.
Да, Он ходил по воде (чего я, кстати, не видел), но ходил и в кусты справлять нужду, а однажды из-за протухшей рыбы его, как и всех нас, мучили рвота и понос.
Да, проповедовал милосердие, но торговцев из храма Иисус прогнал кнутом, и в гневе Он выкрикивал такие слова, от которых даже я краснел, точно девушка.
У Матфея Он не живой и однобокий какой-то. А ведь Он умел быть как добрым, так и злым. Он любил и ненавидел. Он был живым. Я видел его слёзы. Я слышал Его смех.
33
Вот что удалось узнать.
Синедрион за богохульство приговорил к побиванию камнями Иакова и Андрея. Иаков продолжает проповедовать. Андрей же вернулся в Галилею.
Иоанн с матерью и сестрой Иисуса живёт в Иерусалиме. Дом его вечно полон людей. Одни приходят, другие уходят. Кто такие, зачем приходили и куда потом идут – это пока неизвестно.
В Иерусалиме обитал и Пётр. Год назад был заключён под стражу в южную башню городской тюрьмы, где содержатся приговорённые к смерти. Спустя месяц Пётр был освобождён. Ходят слухи о чудесном явлении. Будто бы два ангела в белых одеждах, взяв Петра за руки, провели его прямо сквозь стены тюрьмы.
Менахем считает, что Пётр дал согласие на сотрудничество с властями. И всё. Обыкновенная история.
Об остальных учениках ничего толком не слышно. Разносят учение Христа. Себя называют апостолами.
34
Красноречивей всего о нас говорит то, как и что мы говорим о других.
35
Я пока не решил, вернусь ли я. Всего вероятней, что нет. Ибо боюсь, им не понравится то, что я написал. Писать же иначе не желаю.
36
Детям не свойственны муки совести. У ребёнка не болит душа при виде страданий щенка, которому он перебил лапу палкой.
Невольно проводишь параллель, вспоминая слова Иисуса: будьте как дети…
37
Иисус жаждал смерти. Именно такой. Насильственной и несправедливой.
Пророк должен умереть.
Иисус жаждал смерти и бесспорно заслужил её. Он сделал достаточно, чтобы умереть так, как ему хотелось, и укрепить в душах людей и в их памяти и свой образ, и своё учение.
Думаю, предложи кто устроить ему побег, он, как и Сократ в подобной ситуации, не задумываясь отклонил бы сие предложение.
38
Ещё одна встреча с Менахемом.
–– Я постоянно чувствую за собой слежку. Не доверяете? Боитесь, что исчезну?
–– Мы ничего не боимся. –– Менахем щурится единственным оком. –– Тебя охраняют.
У-у, бестия, думаю. Но тебе не удастся выклевать глаза ворону.
–– Спасибо, –– говорю. –– Однако мне не сидится на месте. Сказано же поэтом, не для одного уголка рождён человек… Весь мир стал мне отчизной. Я собираюсь попутешествовать. И желательно без спутников.
–– Хорошо, –– говорит. –– Мы учтём.
39
У меня тут много врагов. Жизнь моя в постоянной опасности. А через три месяца за неё никто не даст гнилой маслины. Зато моя смерть подпрыгнет в цене необыкновенно. Через три месяца.
40
Думаю отправиться в Рим и там осесть.
Как писал Аристофан, где хорошо –– там и отечество.
Часть четвёртая
1
Рыжеволосая красавица с глазами цвета булыжной мостовой.
2
Сытым сидеть, прислонившись к стволу фигового дерева, устремив сквозь трепетную листву взор на небо. И прислушиваться к собственным мыслям, плывущим друг за дружкой, подобно облакам. Есть ли что-нибудь приятней этого?
И до того хорошо, что бывает обидно, когда сон одолевает меня, незаметно подкравшись на кошачьих лапах… обрывая стройную цепь размышлений.
3
Человек –– что-то среднее между животным и Богом. Тварь и Творец соединились в нём одинаково…
4
«Хорошо ли тебе, Иуда?»
«О, да! –– отвечаю себе. –– Хорошо. Спокойно».
«Эх, Иуда… Разве природа тебя обделила? Я надеялся, ты рождён для высот олимпийских… Неужели тебе по душе овечья безмятежность?»
«Напрасно ты так, приятель. Поверь, моё наслаждение отдыхом сладостно потому, что мне пришлось слишком долго скитаться по свету. Даже море –– уж насколько беспокойная женщина –– и та поволнуется-поволнуется, побушует денёк-другой и успокоится: утихнет, уляжется и задремлет… И только пальцами ног шевелит, заигрывая с невозмутимым берегом».
5
Второй год снимаю я комнату в доме богатого аргентария Николая, расположенном на западной стороне Эсквилинского холма. Задолжал ему за два месяца.
Греков в Риме недолюбливают. Особенно ростовщиков.
Если я не заплачу и через год, меня и тогда он не прогонит, ибо очень рассчитывает в случае чего на мою защиту.
Вряд ли он думает, что я из тех, кто станет рисковать собственной шкурой ради имущества, состояния и жизней чужих мне людей. Но в том-то всё и дело! Он пытается внушить, что мы теперь далеко не чужие друг другу. И обхаживает меня, как родного сына. К тому же, кажется, от его внимания не ускользнуло то, какое впечатление производит на меня его дочь. Возможно даже, он думает, что я влюблён в Клементину.
Ей восемнадцать. Я старше её на четверть века. Но поистине, эта разница в возрасте в её присутствии сокращается вдвое.
6
–– Грызуны совсем замучили, –– жалуется Николай. –– Опять подобрались к зерну.
Я советую:
–– Смажьте мешки с зерном кошачьим салом. Верное средство.
–– Какой кошмар! –– вскрикивает Клементина. –– Лучше завести живых, отец, кота и кошку.
–– Если вы, –– говорю, –– возьмёте и кота и кошку, им будет не до ловли крыс. Такова природа.
Щёки её заливает румянец.
7
Сенека старается быть популярным философом и поэтому нарочно пишет то, с чем большинству просто нельзя не согласиться. Причём совершенно очевидные вещи он преподносит так, точно это Бог весть какая мудрость.
«Кому в бедности хорошо, тот богат». До чего глубокая мысль!
«От себя не убежишь! Надо сбросить с души её груз, а до того ни одно место в мире тебя не успокоит». Или вот ещё: «В молодости следует копить, а в старости пользоваться»; «Лучше знать лишнее, чем ничего не знать».
Как он ещё не берётся советовать ночью спать, а днём бодрствовать!
И это вершина его мудрости… Кому нужен такой философ?
Того, кто советует птицам летать, слушают исключительно куры и страусы.
8
Бросив Сенеку на полдороге, я вернулся к платоновским диалогам.
О Сократ, старый хитрый плебей, как трудно и нудно быть твоим собеседником.
