41
Его вера в себя зависит от нашей веры в Него.
В этом отношении я, должно быть, Ему мешаю.
42
До нас дошла страшная весть: Иоанн Креститель был помещён в крепость Махерон и там обезглавлен.
Учитель и слова не проронил. И по лицу Его нельзя ничего прочесть.
43
Иногда мне наплевать на людей. Что я им и что они мне?
44
Мне кажется, Пётр замыслил меня убить. Эти безобидные овцы растерзают любого ради… А ради чего?
45
Учитель говорит:
— Один из вас предаст меня.
И я чувствую, как ненависть этих людей касается меня, точно она ощутима. Точно она рождается от одного взгляда и имеет какую-то форму, какое-то тело.
Трудно передать это.
46
–– Кто любит отца или мать более, нежели Меня, тот недостоин Меня, –– так говорит Иисус Христос.
Я не осуждаю Учителя за эти слова. Мне ясно, дело не в том, что Его семья не любит и считает безумным Иисуса. Но Им овладела великая идея. Он берётся разрушить стены всех существующих темниц: от семьи до государства. Даже не стены – саму основу. Чтобы воздвигнуть взамен… или хотя бы заложить основу гигантского всемирного здания… Царства Божия…
47
Я понял. Иисус пришёл потому, что Его ждали.
48
Я стою на распутье. Левая нога на одной дороге, правая на другой. И эти дороги разъезжаются под моими ногами. Вот-вот упаду и в кровь разобью лицо.
49
Кто Он и зачем ему нужен я? Чтобы помочь? Чтобы погубить? Зачем?
50
–– Пойми, Иуда, –– говорит Учитель, –– мы более не принадлежим себе.
–– Я не понимаю…
–– Ты слышал, люди болтают, будто Я воскресил Лазаря.
–– Это неправда, –– говорю.
–– Людям нужна эта неправда, Иуда.
–– А вот мне нужна правда. Слышишь? Правда! –– От волнения меня охватывает дрожь. –– Скажи, кто Ты? Ты ведь не Мессия? Признайся! И я сделаю всё, чтобы люди поверили в Тебя как в Мессию! Прошу Тебя!..
Взгляды наши встречаются и долго-долго не расстаются. Наконец не выдержав, Он отводит глаза в сторону и говорит спокойным ровным тоном:
–– Я Иисус Христос, Сын Божий…
51
Учителю не нравится Иерусалим. Холодный голый город. С утра до вечера проводя время в прениях с фарисеями, мы покидаем храм через Сузские ворота и, спускаясь в долину Кедронскую, отдыхаем в саду под названием Гефсимания: единственное живое зелёное место в городе. А на рассвете вновь отправляемся в храм, где фарисеи и книжники, возненавидевшие Иисуса за Его учение, пользующееся огромным успехом у иудейской черни, пытаются загнать Его в тупик, в ловушку.
От постоянных споров и пререканий, от постоянного внутреннего напряжения Учитель осунулся ещё больше. Совсем перестал спать.
Глядя на храм, часто повторяет:
–– Скоро он будет разрушен. Камня на камне не останется.
52
Через два дня праздник. Мы в доме Симона. Его дочь, взяв фунт нардового чистого мирра, мажет им ноги Иисуса и вытирает их своими волосами.
— Как же так? – спрашиваю. – А не лучше было бы продать это мирро за триста динариев и раздать нищим, как Ты сам и учил нас?
— Нет, – отвечает Иисус.
— Почему нет?
— Ибо нищих много, а Я один. Ибо нищих вы всегда имеете с собой, а Меня скоро не станет.
— Даже если и так, нужно делать и самому так, как учишь. Можно ли требовать что-то от других, если…
Но мне не дал договорить Пётр. Вскочив с места, он кричит вне себя:
— А ты почему не раздаёшь деньги нищим? У тебя самого ящик денег!
— Эти деньги я трачу на нас! Если я буду всё раздавать нищим, мы снова будем голодать.
— Ничего! – кричит Пётр.
— Легко вам, – продолжаю я, – отдавать последнее, зная, что я куплю и хлеба, и вина. Кто из вас хоть раз отказался от хлеба, купленного на мои деньги?
— Учитель, он попрекает нас куском хлеба! – кричит Фома.
— Был вором, вором и останется! – кричит Иоанн.
— Он вечно всем недоволен! –– кричит Пётр.
— Хватит, – говорит Иисус, и все замолкают.
53
Иисус просит:
— Оставьте Меня, Мне надо побыть одному.
Все выходят, но я остаюсь.
Я боюсь и не доверяю этим праведникам. Они убьют меня.
Они убьют меня, а потом покаются. И Иисус Христос, Сын Божий, простит их.
— Учитель, они убьют меня.
Но он не хочет более слышать меня, он молится.
— Отче мой! Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы не пить её Мне, да будет воля Твоя.
— Да будет воля Твоя, – повторяю я и выхожу из дома.
Нет никого кругом.
Я один. И страшно мне. И одиноко.
И голова раскалывается. Сзади. На затылке.
54
Он всё время подталкивает меня к этому.
Нет. Скажу так. Он готовил меня к этому, а теперь оттолкнул. Сделал он это нарочно. Его последний взгляд говорил: «Ты должен поставить точку».
То есть не «помочь», не «погубить», но «погубить, чтобы помочь».
55
Не могу. Не хочу думать об этом. Но проклятые мысли… мысли… мысли! Хотите сделать животное несчастным – дайте ему Разум.
56
А если я ошибаюсь?
Ну что ж! Смерть человека ничего на земле не изменит. Смерть Бога – не причинит Богу никакого вреда.
57
— Сколько ты хочешь? – спросили меня.
Им хотелось узнать, какова цена моего предательства.
— Тридцать сребреников, – сказал я. Но этим людям не до смеха, когда речь идёт о деньгах.
58
Я был в толпе и видел Учителя. То и дело падая, он нёс свой крест и не глядел по сторонам.
Капли крови от иголок тернового венка, смешиваясь с каплями пота, ручьём стекали по лицу. Кто-то даже, не разобравшись, проговорил у меня за спиной:
--- Глядите-ка, плачет кровавыми слезами.
Учитель прошёл мимо, и волосы на моей голове зашевелились – его спина… Нет, не спина, а сплошное кровавое месиво. Какие-то мальчишки, прорвавшись сквозь оцепление, крича и смеясь, бросали Ему на спину приготовленные заранее горсти соли. Он запрокидывал голову, но всякий раз хрипом и стоном, а точнее сказать, хриплым стоном душил боль, не давая себе сорваться на крик.
Легионеры лениво отгоняли сорванцов.
Дети…
Процессия медленно двигалась дальше. Я провожал её взглядом, не в силах ступить и шагу.
Великий Боже, за что Ему такие страдания?
Я посмотрел наверх… Но там всё было ясно.
Вот и всё. Он остался один. И я остался один.
59
Я был так далеко, но отчётливо слышал и замедляющийся стук Его усталого сердца, и последние слова, обращённые к Небу:
