– А много их у тебя было? Хотя не надо – не рассказывай. – Петя легонько приобнял девушку. – По-моему, я уже ревную тебя ко всем бывшим. Наверное, начинаю неровно дышать в твою сторону.

– Смотри, влюбишься, можешь и пожалеть! – Красотка улыбнулась какой-то особой улыбкой, в которой было что-то не совсем хорошее, но Петя, пребывая в приятно-довольном состоянии, не заметил этого.

– С тобой согласен куда угодно, хоть в рай, хоть в ад, – сказал он, пытаясь поцеловать девушку в губы, но та увернулась, ловко отбросив одеяло в сторону.

– Ладно, вижу, ты уже не боец. Поболтали и хватит, пора выдвигаться. – Она грациозно вскочила, затем, наклонившись, быстро подняла с пола и накинула на голое тело черный балахон, взяла в руки лежащую там же косу и недобро усмехнулась.

– Я не понял, ты кто? – Петя вскочил с кровати и судорожно, трясущимися руками принялся натягивать джинсы. Нехорошее предчувствие острым гвоздем ударило в голову.

– А нечего на мотоцикле между полос гонять. – Смерть кивнула на босые ноги мужчины. – Даже кроссовки потерял, когда в маршрутку влетел. Ещё и водилу угробил. Пошли, покажу тебе, что там, за горизонтом. Ты же это хотел увидеть?

Схватив душу Петра за шиворот, словно шкодливого кота, она рывком вытащила её из лежащего на асфальте тела.

– Готовченко, – доктор скорой помощи кивнул напарнику, – доставай мешок, будем паковать.

– Одним хрустиком меньше, – фыркнул тот, вытирая руки от крови погибшего мотоциклиста. – Смотри-ка ты, с улыбкой окочурился. В гробу будет прикольный лежать, как живой. Старушка никого не щадит.

– Ещё раз старушкой обзовешь, – холодно усмехнулась Смерть, сделав ноготком лёгкий укол в сердце врача, – вне очереди за тобой приду!

– Ой, что-то ёкнуло, – сморщился тот. – Видимо, пора работу менять. Хотя ладно, чего там, сейчас этого забросим и будем водителя маршрутки грузить, а то уже совсем остыл. Тоже мне, Шумахер недоделанный. Вот на хрена тебе в машине зеркала, если ты в них не смотришь? А ведь оба могли бы жить.

Через пару минут, включив сирену, машина с красным крестом бодро мчалась в сторону городского морга, увозя тело Петра за далёкий, недосягаемый горизонт, над которым медленно опускалось летнее горячее солнце…

Город, потревоженный шумным весёлым Рождеством, медленно засыпал. Огоньки квартир гасли один за другим, впуская ночную тьму, которая всё плотнее и плотнее окутывала жилые кварталы. Хмурые дворники, установив будильники на раннее утро, давно посапывали в кроватках. Ещё бы, ведь с началом дня всё кругом должно снова сиять, как начищенная медаль на груди бравого офицера.

Лёгкий ветерок, отпущенный на волю, с удовольствием наслаждался свободой, играя с лёгкими конфетти, которые ярким ковром укрыли главную площадь. Фейерверк в этом году был особенно хорош, оставив в душах людей приятное впечатление и добавив работы уборщикам. Несколько часов назад сам мэр, невысокий добродушный мужчина в чёрной шляпе и тёплом пальто, на воротнике которого благородно темнел мех бобра, довольно улыбался, дав сигнал к началу торжества. Много трудов стоило ему добиться выделения крупной суммы для проведения роскошного празднования. Правда, пришлось урезать часть социальных программ, однако мужчина считал, что только общее веселье способно сильнее всего объединить жителей, уставших от повседневной скучной работы. Всего лишь нужно вырвать их из задумчивости и вернуть в семьи, к детям, к сердцу, бьющемуся в предвкушении подарка, найденного возле камина, к играм в снежки, к беззаботному катанию с горки, к открытым улыбкам, потерявшимся среди дежурного растягивания губ.

И вот праздник подошёл к концу. Довольные горожане, прикоснувшись к волшебству события, разошлись по домам, унося с собой тёплые впечатления и напоследок пожелав соседям спокойной ночи.

Звучала спокойная музыка, и прямо из ночного неба, вальсируя в такт, на землю медленно опускались маленькие, непохожие друг на друга снежинки, неся с собой ощущение прекрасной зимней сказки. А высоко над крышами за всем происходящим наблюдала сама госпожа Метелица, тронутая плотным облаком добра, накрывшим старый город. Не спеша, через огромное сито она белыми руками просеивала снег, оставляя самый плотный и большой на потом, когда последние прохожие укроются в своих подъездах.

Экран погас. Маленькая девочка, в старом, потрёпанном пальтишке, вздохнула и отошла от выстроенной накануне деревянной сцены. Свет миниатюрных восторженных глаз исчез, уступив место привычно-рутинной грусти. Волею судьбы оказавшись на улице после смерти родителей, девочка быстро взрослела, принимая на себя взрослую жизнь, наполненную серостью, борьбой за выживание и редкими усмешками, давно потерявшими искренность.

Здесь, на площади, какой-то незнакомый человек угостил девочку большим пряником, покрытым сладкой глазурью. Этой вкуснятиной ребёнок поделился с бродячей собакой, одиноко сидящей в тени дома. Как никто другой, чистому детскому сердцу был знаком взгляд, с которым животное смотрело на веселящихся людей. Съев угощение, пёс благодарно ткнулся холодным носом в руку девочки, затем ушёл, бросив прощальный взгляд на причудливые тени танцующих пар.

Поёживаясь от холода, девочка медленно побрела в сторону подвала, где коротала зиму, согреваясь от толстой трубы, несущей розовощёким жильцам горячую воду. Однако в эту ночь дверь в убежище оказалось заколоченной. Видимо, недовольный дворник всё-таки решил окончательно избавиться от непрошеного гостя.

Ветер усиливался, госпожа Метелица, улыбаясь, щедро осыпала крупным снегом окрестности, торопясь закончить работу к утру, чтобы удивить горожан своими чудесными узорами и причудливыми белыми фигурами.

Не найдя места, где можно согреться, девочка вернулась к чёрному экрану, спряталась под подиум, укрываясь от поднявшейся пурги. Она знала, что спать нельзя, но приятное тепло, наползающее следом за пронизывающим холодом, успокаивало, дарило безмятежность. Как тогда, в прошлой жизни, когда мама брала на руки и прижимала к себе.

«Мама!» – девочка подняла глаза вверх, к небу, чувствуя, как волна невыносимой грусти ударила в сердце. Медленно тянулись минуты, и постепенно усталость начала брать верх, убирая боль, пряча беспокойство, укрывая уютным мягким одеялом фальшивого спокойствия.

Последний раз моргнув глазками, девочка погрузилась в сон, уносясь куда-то высоко, чтобы больше не вернуться. Прошло совсем немного времени, и белая причудливая снежинка, подарок самой Метелицы, покружившись, медленно опустилась на длинные ресницы ребёнка. И так осталась лежать, не растаяв…

– Привет! Давно не виделись, – седой Ангел присел на краешек кровати, на которой маленьким худеньким калачиком лежал серый кот.

– Да уж, – тот совершенно не удивился старому знакомому. Лишь надсадно вздохнул, с трудом приоткрыв уставшие, наполненные болью зелёные глаза – считай, с последнего раза полвека прошло.

– Не возражаешь, если побуду немного?

Кот ничего не ответил, лишь ещё больше наклонил голову, уткнувшись носом в лапы. Он умирал. Жизнь медленно, мучительно уходила из него, с каждым ударом сердца, с каждым вдохом.

– Это твоя последняя, девятая. – Ангел сложил руки на коленях, глядя на несчастное животное.

– Знаю, – ответил кот, – как говорил один человек: всё проходит…

– Людям меньше повезло, у них всего одна жизнь, а потом сразу в вечность или как Творец решит. А помнишь, как мы впервые познакомились? – Ангел грустно улыбнулся. – Ты был такой забавный, маленький, с чёрной шёрсткой, ни единого белого пятнышка.

Кот кивнул головой:

– Я тогда только родился. Ещё слепой был. Человек забрал меня от мамы и весь наш выводок закопал в саду. Буднично вырыл яму, бросил нас туда, плачущих, и молча засыпал землёй. Ты тогда впервые нёс мою душу на небо.

– Всё верно, я тоже был совсем молодой, поэтому очень переживал за тебя, долго не мог успокоиться. Это уже потом насмотрелся всякого. И вроде пора бы зачерстветь, но пока не получается.