– Пора бы уже этому шалопаю остепениться – сколько можно жену выбирать? – недовольно сказала старушка, переживая, что приготовленные на дрожжах блины и сковородка со шкварками безжалостно остывают. – И слово-то какое выдумал: тест-драйв! Вот что это значит? Давай, напряги извилинку, – кивнула она деду, – ты ж у нас по молодости за границей шастал, должен знать.

– Сколько лет минуло с тех пор, – отмахнулся тот, – ещё газета твоя с кроссвордами деревом была. Я ж не сам туда поперся, а пехотинцу языки не нужны. Только и помню: «Хэнде хох» да «Гитлер капут». Но сдаётся мне, – старик шмыгнул носом, – что это как-то с тестом связано. Наверное, внучок заставляет барышень блины-пироги печь. Ты прекрасно знаешь – до такого он сам не свой. Вот зачем его так окормила? Скоро в дом не влезет.

– А ты не завидуй, что у ребенка аппетит хороший, – старушка подбоченилась, – сам-то по молодости целый чугунок щей за обедом мог умять.

Старик тяжело вздохнул:

– Эх, идут годы, мало мне осталось. По ночам прямо чувствую, как смерть в ухо дышит.

– Пень старый, это я тебя толкаю, а то от твоего храпа занавески колышутся и молоко сворачивается.

– Кот сворачивается? – переспросил старик. – А я думал, он в амбаре мышей ловит. Вот паразит!

– Тьфу, тетеря глухая и слепая, – фыркнула бабка беззлобно.

– Ещё и зубов меньше, чем у панды. – Дед задумчиво почесал затылок. – Это что ж получается, внук уже четвертую невесту на показ везет? Ох, молодёжь, молодёжь! Видимо, не нравится, как тесто месят, – усмехнулся он.

– Ой-ой, – закачала головой старушка, – твоя кобелиная кровь передалась. Это ж надо, четверых девок обесчестил. Не отмолить мне грех внучкин! А ты что, дурень, не мог ему подсказать?

– Ты как Сталин в тридцать седьмом, везде врагов видишь. Ну, не свезло дитятке, не попадались нормальные бабы. Это ты меня раз, за хобот и в стойло, а сейчас времена другие. Больше о любви думают, хочется не только вместе два гектара огорода полоть да за скотиной ухаживать, а чтобы и душе комфортно было.

Старик поднял голову вверх, о чем-то думая. Потом загнул палец:

– Первая. Надька Зайцева. Вот уж совсем квашня была. Ни рыба ни мясо. Там из всех достоинств – глаза голубые да грудь пятого размера. Вечно куда-то торопилась, в результате дом запущен, паутина по углам. Как тогда был у них в гостях, насмотрелся. Показываю, что, мол, за бардак, а Надька глазками хлопает. Говорит, на работе устала, а сама за компьютером весь вечер в каком-то «граме» сидит. Да не дай бог такая в деревню переедет, всю живность загубит! Собака с голодухи цепь сожрёт. На работе она устала, тьфу! – Раздосадованный воспоминанием старик сплюнул, пошарил руками по карманам рубахи, разыскивая папиросы. Потом вспомнил, что уж лет пять как бросил курить.

– Как на диету села, – продолжил он, – всё – пропал внучок. Сама жопу нажрала, а дитё наше пущай теперь капусту ест с утра до вечера? Ещё и приходилось носиться с этой дурой по парку. Как она это обзывала? ЗОЖ! Слово-то какое срамное, у нас конюх Игнат, когда напивался, так ругался. Ничего не понятно – всё «Зы» да «Жы». Правильно дитя наше сделало, что сбежало! Я бы так же поступил.

– О! – бабка подняла палец. – Капустку квашеную на стол нужно поставить – как раз поспела. Да, мой козлик? – Она прищурилась и ехидно посмотрела на мужа.

– Ну, за такую закуску всё готов простить, под самогоночку лучше и не придумать. – Дед загнул второй палец: – Кого потом привозил? Из головы выскочило, как эту кобылку звали.

Старушка удивлённо взглянула на него:

– Память, что ли, пропил? Лизоньку! Ох, какая девица была – загляденье! Высокая, стройная, породистая. Прямо как Изаура из моего любимого сериала. Вот чего с ней не жилось? – покачала головой она. – Крепкая, настойчивая, всегда своего добьется, настоящая волчица! Сидел бы, как за каменной стеной.

– Тебе легко говорить. Внук-то наш вроде не тюлень – привык своим умом жить. А Лизка только командовать и хотела. Туда пойдём, рубашку вот эту надевай, одеколон только тот, что я подарила. Тьфу! Попробуй такое выдержать. Или подкаблучником станешь, или сопьешься. Так что разбежались – и слава богу.

От долгого стояния ноги у старика стали болеть, и он прошёлся взад-вперёд, разминая их.

– Вечером настойкой натру, – сказала бабка, заметив гримасу боли на лице мужа. – Весёлка кого хочешь на ноги поставит.

– Хороший гриб, – кивнул тот, – но уж больно вонючий.

Пройдясь ещё немного, дед остановился, загнул третий палец:

– А последнюю помнишь? Зинкой звали. Ещё та хабалка наглая. Не понимаю, как в это существо вообще можно было влюбиться.

– Любовь зла… – задумчиво сказала старушка.

– Да лучше бы он с козой жил, чем с этой тупой дурой! Ещё и медвежонком её называл! Сколько Зинка крови нашей попила, когда приезжала, – литров десять наберётся! У меня подозрение, что она внучка или чем-то шантажировала, или зелья приворотного целое ведро заставила выпить. Не мог человек в здравом уме такого бегемота любить. Хм, – саркастически хмыкнул дед, – медвежонок…

– Ты-то откуда знаешь? – возмутилась старушка. – Соседку Вальку возьми, весу килограммов двести, а муж всю жизнь на руках был готов таскать.

– Вот поэтому и помер рано, – причмокнул дед, – надорвался.

– У женщины вес – это самое последнее. – Старушка многозначительно подняла палец. – Главное, чтобы обаяние было, шарм, хороший макияж и красивый наряд.

– Поменьше сериалы смотри и свои бабские журналы читай, профессор, – сплюнул старик. – Если ты со своим шармом в вечернем платье и напомаженная в коровник придёшь, то скотники не в штабеля попадают, а «скорую» вызовут с санитарами.

– Ничего ты не понимаешь, мон шер, – загадочно улыбнулась старушка и, протянув руку, легонько щелкнула мужа по носу.

Тот удивлённо взглянул на супругу, напряжённо думая, сейчас вызывать специалистов со смирительной рубашкой или ещё немного подождать? Хотел что-то сказать едкое, но вдалеке мелькнул свет фар. Прищурившись, старик облегчённо вздохнул, заметив очертание знакомого автомобиля:

– Едут!

Бабка взволнованно хлопнула в ладоши и принялась отряхивать и без того чистый передник, не зная, чем себя занять до момента прибытия машины.

– Ну, пошли на улицу, – старик пригладил бороду, – дорогих гостей встретим. Если опять такую, как Зинка, привезёт, я хлеб-соль самолично в берданку впихну.

Выйдя за калитку, они остановились, вдыхая вечерний свежий воздух, смешанный с луговыми травами, тёплым песком просёлочной дороги, надвигающимся с реки вечерним туманом.

Тихонько скрипнули тормоза, и небольшой автомобиль облегчённо вздохнул горячим мотором, успокаиваясь и предвкушая отдых после многочасового бега.

– Дорогие дедуля и бабулечка, хочу вас познакомить с моей избранницей. – Сзади невысокого круглолицего мужчины, скромно переминая ногу за ногу, стояла хрупкая девушка азиатской внешности.

– Ну, знакомь, чего уж нам, – буркнул старик.

– Внучок, да не слушай этого старого дурака, – поправив платок на голове, улыбнулась старушка, – у него полночи нога ныла, вот и не выспался, злится теперь.

Парень сделал шаг в сторону, открывая девушку:

– Любовь всей моей жизни, Ли Си Цын! Она китаянка, но очень хорошо владеет русским языком. И не только им, – загадочно улыбнулся молодой человек.

– Здравствуйте, – легонько поклонилась старикам девушка, – вы извините, что побеспокоили своим визитом, – сказала она мягким голосом, в котором чувствовался лёгкий восточный акцент. – Милый сказал, что эта поездка очень важна для него.

– Ой, – всплеснула руками старушка, – и правда по-нашему балакает! Прошу за стол, там уже, поди, всё остыло, придётся разогревать.

– Проходи, лисенок, – парень пропустил девушку вперёд.

– Действительно, чего здесь топтаться, только комаров кормить. – Старик распахнул калитку.

Заходя последним, он легонько хлопнул молодого человека по плечу:

– Хорошо, что не забываешь нас, Колобок. Уж больно, внучок, по тебе скучаем.