Грибоедов бывал у Сергея Петровича Трубецкого, полковника лейб-гвардии Преображенского полка, виделся у него с Михаилом Павловичем Бестужевым-Рюминым, подпоручиком Полтавского полка, Сергеем Ивановичем Муравьевым-Апостолом, подполковником Черниговского полка. У Сергея Григорьевича Волконского, генерал-майора, познакомился с отставным полковником Матвеем Ивановичем Муравьевым-Апостолом.
В Киеве Грибоедов жил две недели. Из Киева выехал 14 или 15 июня, а 18-го был уже в Симферополе.
В Крыму манила экзотика. Опускался в Красную пещеру, поднимался на Чатырдаг, посетил Бахчисарай, добрался до Судака. Был у подножия Медведь-горы, осматривал, проезжая, селение Артек, деревню Гурзуф. Через Никитский ботанический сад был в деревне Ялта – 13 домов. Останавливался в Коктебеле, у Карадага, посетил Феодосию, Керчь…
16 сентября Грибоедов в Тамани. Задержался в Кисловодске. Здесь ждал генерала Вельяминова. У генерала охрана, а впереди – селение чеченцев.
Скучающий Чацкий
Алексей Александрович Вельяминов, имея звание генерал-лейтенанта, получил назначение возглавить Штаб Отдельного Кавказского корпуса. Дорога на войну с разбойными гнездовьями горцев идет через всю Россию, генерал задерживался, и Грибоедов перебрался в Константиногорск. Город целебных вод и врачующего воздуха лежит среди пяти вершин. Позже его назовут Пятигорском.
Александр Сергеевич пил живую воду источников, принимал ванны, излечиваясь от всех болезней сразу.
Константиногорская крепость названа в честь рожденного в 1779 году великого князя Константина. Бештау, Машук… Не по себе было Александру Сергеевичу, когда слышал имя города, приютившего его, странника. Константиногорск…
Великий князь Константин – наместник Польского герцогства. Варшава – его желанный дом – одарила великого князя красавицей полькой. Константин – генерал отнюдь не дворцовый. С Суворовым был в Итальянском и Швейцарском походах, участник битвы под Аустерлицем. В 1812 году в Западной армии презирал отступление Барклая-де-Толли и в 1813 году, под Бауценом, блистательно отразил натиск войск Наполеона, кои вел сам Наполеон. За битву под Дрезденом получил золотую шпагу.
И что-то все-таки настораживало Грибоедова, может быть само имя, неведомо почему. Но вот ведь! Не обманывало сердце пронзительного в слове поэта. Через каких-нибудь два месяца имя Константин станет великим несчастьем России.
Люди гонят от себя сомнения. Воздух и само небо над Константиногорском будто алмаз чистой воды.
Двухвершинная гора, белая, как совесть праведника, зовет к себе в далекое далеко. От казачьих усадьб удивительно домашний запах теплого хлеба. А вот и конница. Казаки Вельяминова.
6 октября 1825 года, сопровождая генерала, Грибоедов прибыл в укрепление Каменный мост на реке Малке. Здесь сосредотачивался отряд карателей для наказания черкесцев и кабардинцев за разграбление 29 сентября станицы Солдатской.
Вельяминов с отрядом прошел по Большой Кабарде. Казаки подавляли малейшее сопротивление горцев.
Так Грибоедов оказался в Нальчике, а потом в станице Червленой, где Вельяминов учредил Главную квартиру корпуса.
Недолго начальствовал. В середине ноября Главную квартиру пришлось перенести в станицу Екатериноградскую. Сюда из Дагестана перебирался наместник Кавказа, главнокомандующий Особым Кавказским корпусом, генерал от инфантерии Алексей Петрович Ермолов.
Встретился Грибоедов с прославленным полководцем 22 ноября.
Умный, образованный человек на Кавказе как белый хлеб на столе русского ржаного мужика. Вечерами Ермолов наслаждался беседой с автором «Горя от ума». Но и Грибоедов Бегичеву с Жандром шлет о наместнике новоявленных земель Русской империи письма восторженные: «Стал умнее, своеобычнее, чем когда-либо».
Обедал Александр Сергеевич с офицерами у Алексея Александровича Вельяминова. Генерал-лейтенант, начальник Штаба корпуса, человек достойный, а вот офицеры – они и есть офицеры. Впрочем, о комедии Грибоедова были наслышаны, просили устроить чтения. Читал. Слушая, изумлялись: знакомые все лица – Фамусов, Скалозуб, Хлестова… После чтения перебрасывались крылатыми пассажами из комедии.
– «Ей сна нет от французских книг,
А мне от русских больно спится…»
– «Счастливые часов не наблюдают…»
– «Грех не беда, молва не хороша…»
Вскоре Александр Сергеевич нашел для себя приятную возможность избавляться от служебной скуки – в азиатских застольях у Мирзы-джана Мадатова, поэта, переводчика при Ермолове.
О дворяне с университетом! О Чацкие! Да ведь и сам творец Чацкого! Скучно им было, изнемогали, не ведая, куда приложить своеобычные дарования.
А ведь 26 ноября Ермолов от фельдъегеря, Грибоедов – от Ермолова получили наитайнейшее известие: в Таганроге умер император Александр I. Государственную тайну фельдъегерь узнал от своего друга, фельдъегеря, мчавшегося из Таганрога в Петербург. Кто-кто, а Грибоедов понимал: перемена в России государя поднимет волну, которая рухнет на устои чиновной жизни неведомо с какою силой. Удары о борта государства – дай-то Бог! – обойдутся гулами. А ну как проломят днище?
Однако ж умнейший человек эпохи – скучал.
В письме к Бегичеву, отправленному в эти самые дни, Грибоедов жалуется, что от скуки «навязался» Ермолову в экспедицию в Чечню: «Теперь меня… занимает борьба горной и лесной свободы с барабанным просвещением… Будем вешать и прощать, и плюем на историю».
Тринадцать дней носил в себе страшную тайну коллежский секретарь Грибоедов.
9 декабря в ставку Ермолова прибыл фельдъегерь Якунин с официальным известием о смерти императора. В тот же день наместник Кавказа Ермолов, его штаб, все войско, все казаки, бывшие в то время в станице Екатериноградской, присягнули на верность великому князю Константину Павловичу, законному наследнику российского престола.
12 декабря в письме к Жандру Грибоедов обронил фразу: «Какое у вас движение в Петербурге!!» Скорее всего, знал устав тайного общества: один из главных параграфов этого мятежного документа обязывал своих членов поднять вооруженное восстание в момент смены императоров на престоле.
О Российской империи
Все, что есть в России великого и нелепого, все, чем необычаен для мира русский народ, и сколь удобно сиделось на престоле православного Белого царства – немцам, явлено было самим себе и Господу Богу нашему 14 декабря 1825 года на Сенатской площади Петрова града.
Безмолвное стояние солдат, названное восстанием, длилось несколько часов и было увенчано пальбою пушек, визгом картечи. 14 декабря 1825 года – день вечного позора всех институтов власти и общества имперской самодержавной России Петра Великого.
Вдовствующая императрица Мария Федоровна и великие князья Николай, Михаил и живший в Варшаве старший из братьев Константин, по-немецки щепетильно исполнив букву закона, за полторы недели междуцарствия устроили в России хаос, столь желанный офицерам-заговорщикам, возмечтавшим об искоренении в Отечестве самодержавия и крепостного права.
Утром 14 декабря – в день, скоропалительно назначенный для присяги теперь уже великому князю Николаю, – офицеры-крепостники вывели солдат из крепостных крестьян, обреченных на двадцать лет солдатчины, вывели на государственную Сенатскую площадь спасать от самозваного царя Николая – полки уже присягнули императору Константину – истинную великую государыню Конституцию.
Для помещика, в халате ли он, в мундире, дурить народ – забава, но сами-то офицеры, оглушенные дурманом сверхтайного масонства, наслышанные о европейских и американских свободах, – иные из них, кто постарше, вкусили сладость этих свобод десять лет тому назад, очищая Европу от Наполеона, – тоже ведь были одурачены. А сам Николай разве не жертва своей немецкой точности, когда ждал разрешительной, особливо законной бумаги? Его матушка верила: все от Бога, а Бог оставил в государях Константина, упрямо отрекавшегося от престола.