Люсьена проиграла по всем пунктам. Поделом. Теперь она вела себя тише, зато заделалась ужасной бюрократкой. Но к бюрократизму нам было не привыкать.

Люсьена Дмитриевна Гобнина всем улыбалась одинаково приветственно. Как по мне, так одинаково фальшиво. Она, наверное, полагала свои руки красивыми и носила платья и блузы без рукавов. И сегодня на ней была кофточка, оставлявшая руки голыми. Среди строгой офисной мебели ее наряды смотрелись очень контрастно. По-видимому, Люся не оставляла надежды вернуть себе место на диване.

Конечно, она была в курсе выдачи мне командировочных, но все же при мне позвонила Отличнику, дабы еще раз убедиться в правильности своих действий. Благосклонный рык начальства был воспринят ею с явной радостью и, находясь в эйфории, Люся выдала мне деньги без излишних проволочек.

Самолет назывался Бомбардье Дэш 8 – 100, на жаргоне русских пилотов «Дашка», и был такого же преклонного возраста, как и мой форд. Будучи благородного канадского происхождения, он принадлежал нигерийской авиакомпании и обслуживал местные нужды соседних стран, летая во всех направлениях туда, где есть аэропорты, пусть даже и с грунтовым покрытием. Рейсы в Силхву проходили раз в неделю по понедельникам. Как поведал мне мой шеф, позволить себе летать самолетами могли в этой стране лишь иностранные туристы, чиновники и бизнесмены, связанные с добычей полезных ископаемых. Авиабилеты были недешевые, и если желающих посетить Силхву набиралось слишком мало, то рейс отменялся.

Явившись в аэропорт и поставив машину на платную стоянку (иначе я рисковал вернуться к одному кузову без мотора, дверей и колес, не говоря о мелких деталях), я был готов к тому, что могу не полететь и длительное время маялся в неведении относительно дальнейшей судьбы, пока с опозданием на сорок минут не объявили посадку. На этот раз пассажиров оказалось девятнадцать человек, включая меня. Как раз половина салона и достаточное количество для полета. Когда нас запустили в самолет, шоколадная стюардесса с широчайшей улыбкой во все лицо и более темный, но такой же улыбчивый стюард, оба в белых рубашках и черных брюках, стали рассаживать людей по местам, учитывая не только номер в билете, но и их пожелания, и таким образом, чтобы они разместились по всему пассажирскому салону. Кстати, пассажиры были самые разные и по расовым признакам, и по одежде: от солидных мужчин и женщин в цветных национальных одеяниях, до темнокожей молодежи и белых безвозрастных туристов, щеголяющих в современных интернациональных шмотках.

Мое место было во втором левом ряду. Положив рюкзак на низкую багажную полку, я сел в потертое скрипучее кресло у иллюминатора. Затем, внимая настойчивой просьбе стюардессы, послушно выключил телефон и пристегнул ремни. Из открытой кабины пилотов были слышны переговоры с диспетчерской службой, в какой-то момент заработали двигатели, и самолет охватила предполетная дрожь. Он, как мне показалось, нехотя вырулил на взлетную полосу и сначала медленно, а затем все быстрее покатил по бетонному настилу, наращивая гул турбин. Мне не так уж часто приходилось летать на подобных летательных аппаратах, и я с трудом перевел дыхание, когда «Дашка», кряхтя и трясясь, наконец оторвалась от земли и устремилась в небесные просторы, натужно набирая высоту. Никакой плавности хода, присущей большим авиалайнерам здесь не наблюдалось. Наоборот, самолет то и дело проваливался в воздушные ямы, и пассажирам задних рядов, я думаю, приходилось несладко. Прослушав доклад командира о полете и инструктаж стюардессы о том, как следует вести себя в экстремальной ситуации, а также приноровившись к выкрутасам «Дашки», я устроился поудобнее в кресле и закрыл глаза, лениво перебирая в мыслях происшедшие за последнее время события.

Я уже знал, что Лида благополучно прилетела в Москву, где ожидал ее отец. Вечером пятницы они сели на поезд и утром следующего дня были в нашем городе. На вокзале их встречал уже мой родитель. Я ясно представлял, какой радостью для наших семей явился приезд Лиды – любимой дочери и столь же любимой невестки. Как бы им не поссориться, стараясь обеспечить Лиде полноценный уход и уют. Мы долго разговаривали с ней в субботу по скайпу, все было в порядке, и за жену я мог не беспокоиться. Лиде, правда, не понравилась моя командировка, но она смирилась из-за ее кратковременности. Мои собственные дела тоже были в норме.

Утром по субботам я ходил заниматься в клуб Дидье. Так его называют по имени владельца, француза. Здесь и открытый бассейн, и два спортивных зала, теннисный корт и даже бар. В отличном настроении после разговора с Лидой я направился в клуб, заставил себя как следует попотеть в тренажерном зале, затем с удовольствием поплавал в бассейне. После выполнения обязательной программы я был предоставлен сам себе. И так как спешить домой мне было абсолютно незачем, то остался поиграть в волейбол в компании завсегдатаев клуба, с которыми был шапочно знаком. А вечером меня ждала вечеринка у доктора.

Сергей Сергеевич Полубоярцев был личностью широко известной в местной столице и даже за ее пределами. Он уже лет двенадцать работал по контракту в клинике имени Пастера и считался старожилом среди русских колонистов. Доктор Серж, так его звали местные пациенты, или Айболит, как именовали русскоязычные, был ранее военврачом. Выйдя в отставку в девяностые, он, отдав после развода свою квартиру в Смоленске жене и сыну, оказался без крыши над головой в самом буквальном смысле этого слова. Тогда-то доктор, по рекомендации приятеля, и отправился на работу в Африку. Поменяв пару мест, обосновался здесь и настолько прижился, что уезжать, кажется, совсем не собирался. Именно доктор Серж наблюдал Лиду с начала беременности и посоветовал последние месяцы до родов переждать дома и там же рожать. Раз в месяц субботними вечерами Сергей Сергеевич, живший на маленькой вилле рядом с набережной, устраивал вечеринки. Кроме устоявшегося круга друзей, он приглашал и знакомых, то одних, то других. Я тоже пару раз побывал на «докторских субботах», как он сам их называл. Обычно там присутствовали пять-семь мужчин, женщины на вечеринки не приглашались. Чисто мужская компания выпивала под шашлыки, играла в домино или карты и вела беседы. Ничего особенного, но ради последнего занятия и стоило приходить. Сергей Сергеевич был просто бесценным кладезем информации о всех внутриполитических делах. И даже ходила байка, что военный атташе слал доклады в Москву, в большей степени основанные на разговорах с доктором, чем на реальных донесениях агентов. И был, между прочим, на хорошем счету у своего руководства.

На этот раз шашлыки не жарили, а из ресторана по соседству под названием «У лестницы» принесли бадью с жареными лягушками, большое блюдо речных моллюсков, приготовленных со специями по местному рецепту, и деревяный бочонок французского пива очень солидного формата. В качестве особого деликатеса доктор предлагал сушеную рыбку, выловленную им собственноручно. Понятно, что вечеринка сразу покатила как по маслу. Когда утихли первые восторги и был утолен начальный голод, а Сергей Сергеевич как раз взял паузу перед очередным монологом, сидящий рядом Колюня Бекешев позвал меня покурить на открытую веранду. Мне показалось, что его внимание ко мне не случайно. Он ведь нагловатый малый, мажористый. Если ему что понадобится, вырвет с корнем.

– Ну, давай, колись, – сказал я, когда мы закурили по сигарете и выдохнули первый дым. – Что тебе от меня надо? Ты же неспроста подсел, верно?

Колюня тотчас выкатил глаза в фальшивом недоумении.

– Ты, что, Валек? Мне от тебя ничего не надо. Просто подумал, что парень без жены, один, тоскует, наверное, дай, думаю, займу разговором.

– Ага, вот я сразу взял и поверил. Ты, Колюня, у нас отзывчивый, как мороженая репа. А тут такая невероятная эмпатия.

– Ну, спасибо!

– Не ворчи, это из О’Генри. Американский юморист начала прошлого века. Читал? Или ты только по «Бородино» специалист?