– Этот человек – мой родной брат, близнец!

– Твой?! – задал самый глупый вопрос, какой только можно придумать, Сергей.

– И твой тоже. Тупица!

– Вот так номер! – Глазки у сторожа бегали, не останавливаясь.

– Но ты должна учитывать, что он запомнил мое лицо, – воскликнул Павел.

– Я не считаю это такой весомой причиной, чтобы самолично лишить своего брата жизни, – заявила Казакова.

– Атаман тоже был твоим братом, – не без ехидства заметил Сутулый. – А он отправил его в мир иной, – и он метнул злобный взгляд на Вершкова.

– Есть существенная разница. Он даже не догадывался, что Алексей его брат, а мне сей факт доподлинно известен. – Люба помолчала и более мягко добавила: – У нас почти миллионный город и ваша встреча исключена не менее, чем на девяносто процентов.

– Я бы не возражал, чтобы исключение составляло на все сто, – пробубнил недовольный Герасимов. – Ладно, – махнул он рукой. – Все равно он живет не в нашем городе. – Только каким образом мы сдадим его в больницу?

– Бросите возле приемного покоя, позвоните и бегите. Не такая уж и сложная операция, – подсказала женщина. – Завтра понедельник, так что новый донор необходим, самое позднее – до ночи, – напомнила она.

– За этого мы с Гариком вычтем из вашего гонорара. – Он имел в виду Казаковых, Любу и Сергея.

– Я-то здесь при чем? Нужен мне родственничек, которого отродясь не видел, – возмутился сторож.

– Замолчи! – прикрикнула на него сестра. – Я потом возмещу тебе ущерб. – Затем повернулась к Сутулому и сказала: – Мы согласны.

Вершкова передали в руки медикам тем способом, который придумала Казакова, а вечером преступникам предстоял новый рейс, который прошел успешно.

Через месяц после последней встречи с родным братом, которая оставила неприятный осадок, у Любы состоялся разговор с матерью. Она полюбила своего брата-близнеца с того самого момента, как только узнала о его существовании. Эта любовь развивалась подсознательно: росла и крепла, несмотря на то, что они еще ни разу не виделись. Первая встреча в Доме у старшего брата не принесла разочарования, а лишь усилила родственные чувства. Люба любила и уважала Алексея, была ему благодарна за помощь, которую тот оказывал всей семье и ей в том числе. Но говорят, что близнец даже чувствует боль другого близнеца, поэтому Александр ей становился ближе день ото дня. Именно эта любовь и спасла Александра, когда он угодил в донорские сети. А в гибели Алексея она себя винила больше, чем Вершкова.

– Мама, что ты испытываешь по отношению к младшему сыну? – задала дочь прямой вопрос Ирине Анатольевне.

– Я уже говорила тебе, дочка, что не хочу думать об этом, – решила мать не возвращаться к больной теме.

– Ты не можешь простить ему Алексея? – не унималась Люба.

– Отстань, пожалуйста, и так на душе муторно. – Мать присела на краешек стула и облокотилась одной рукой о стол.

– Ты никогда не задумывалась: если бы верх одержал старший, то тебе бы пришлось оплакивать младшего сына? – продолжала безжалостно наседать дочь. И, выдержав короткую паузу, добавила: – Мы просто обязаны раскрыть ему глаза на правду! – Последние слова дочери заставили Ирину Анатольевну серьезно задуматься. Люба заметила, что в глазах матери промелькнул испуг, перемешанный с болью.

– А ведь ты права, – согласилась пожилая женщина после некоторых размышлений. – Алеша не пожалел бы Сашу. Сохранить обоих могло только чудо.

– Вот видишь, – невесело улыбнулась Люба. – И этим чудом была я. Расскажи я вовремя, кем они друг другу доводятся трагедии бы не случилось. Так что, мама, если и Должна ты кого-то ненавидеть, то меня в первую очередь.

– Не нужно на себя наговаривать. – В голосе Ирины Анатольевны было столько мольбы и отчаяния, что слова давались ей с большим трудом. – Ты хотела, как лучше.

– Хотела, не хотела… Какое это теперь имеет значение? – Любе не терпелось рассказать матери о ее последней встрече с братом, но обстоятельства, при которых они столкнулись, не позволяли сделать этого. Если мать и догадывалась, что Алексей до последнего дня вел преступный образ жизни, то дочь в этом плане она считала непорочной. – Откройся ему, объясни. Он добрый и все поймет, а на душе сразу легче станет, – и советовала, и уговаривала дочь одновременно.

– Завтра же отправлюсь в Саратов, – неожиданно приняла решение Ирина Анатольевна. – В конце концов вина за его сиротскую долю лежит на моей совести. И никто, кроме него, снять с меня этой вины не сможет.

– Ты позвони ему, – мягко предложила Люба. У нее был рабочий телефон Вершкова, который ей когда-то дала Ксюша.

– Куда? – коротко спросила мать. Люба раскрыла записную книжку, положила ее на стол и молча указала на нужный телефон. На другом конце провода ответил незнакомый мужской голос.

– Вершкова Александра Федоровича пригласите, пожалуйста, к телефону, – попросила Ирина Анатольевна и сердце, казалось, должно было выскочить у нее из груди.

– Вершкова перевели на новое место службы, в другой город, – оповестил официальный голос, прерванный короткими гудками.

– Что он сказал? – Люба не сидела на месте, а энергично и беспорядочно расхаживала по комнате. – Его нет на работе?

– Он больше у них не работает, – отозвалась мать поникшим голосом.

– Мы завтра вместе полетим в Саратов, – решительно сказала Люба.

– Его перевели в другой город.

– Нужно было узнать в какой.

– Я не успела, связь прервалась, – оправдывалась Ирина Анатольевна. – Он всегда будет напоминать мне о моей подлости. Он – моя совесть: то появляется на горизонте, то вновь исчезает.

– Я найду его и сама во всем признаюсь! – Обещание Любы даже походило на клятву. Она почему-то думала, что следующая их встреча будет непременно счастливой.

Минуло уже больше месяца, как они отпустили Вершкова, а страх неизбежной расплаты, зародившийся в душе Игоря, все еще не покидал его. Ему казалось, что их деяния давно известны правоохранительным органам и после очередной донорской операции его била лихорадка. Игорь стал раздражительным и хрупкое семейное перемирие вновь нарушилось. Взаимные упреки постепенно перерастали в скандалы, иногда доходило до рукоприкладства. И не всегда верх одерживала сильная половина.

– Опять со своим профессором провела вечер? – холодным тоном спросил Игорь.

– Тебя это не касается, – ответила Люба, устраиваясь в кресле, напротив телевизора.

– Мы живем под одной крышей и я не позволю делать из себя посмешище!

– Купи себе квартиру, если не хочешь выглядеть клоуном, – отозвалась жена с безразличием. – Между прочим, тебя никто тут не задерживает. – Она нажала кнопку пульта управления и вспыхнул голубой экран телевизора.

– Сама уходи или веди себя подобающим для замужней женщины образом, – потребовал Игорь.

– Тебя забыла спросить, – с сарказмом в голосе ответила Люба и прибавила звук.

Симфоническая музыка заполнила комнату. Люба не любила ее, но даже не переключила канал, потому что не слышала звуков, сознание заполнялось совсем иными проблемами. – Ты пока живешь в квартире, купленной на деньги моего брата, – упрекнула она. Их общение перешло на крик из-за громкого звука телевизора.

– Убавь звук! – Игорь находился на грани нервного срыва.

На лице супруга скользнула недобрая улыбочка и она прибавила звук до конца.

– Так ты еще издеваешься?! Знаешь, что я с тобой сделаю?! Знаешь… – Он метался по комнате, стараясь перекричать телевизор.

– Исчезни. – Создавалось впечатление, что Люба не замечает его раздражения. Игорь схватил ее за руку, выдернул из кресла и ударил кулаком по лицу. Жена отлетела метра на три и упала. Гарик взял пульт и выключив телевизор, разбил его об угол журнального столика.

– Ах ты свинья! – Она утирала ладонью кровь с подбородка, которая сочилась из разбитой нижней губы. – Ты посмел ударить меня?

– Не велика птица. – Они будто поменялись местами. Если Игорь частично разрядился, то у Любы внутри все закипало.