Тут за сценой послышались шум и возня. В окне появились Вазген и Мустафа.

– Хозяйка, можно входить? – хором поинтересовались они и, получив разрешение, ввалились на сцену.

Парочка дико озиралась, при этом Вазген нес на вытянутых руках икону, а Мустафа кропил все, что видел святой водой из пластиковой бутылки с надписью «Анна Кашинская скважина № 17».

Мустафа бормотал что-то вроде:

– Бисмилла, иже еси на небеси…

Теща-привидение съежилась и отползла в угол.

– Хозяйка, нам, однако, зарплата положена. Отдать надо, – приступил к Моне Вазген.

– Какая зарплата? – Мона потрясла головой, пытаясь вернуться в реальность.

– Моя контракт заключал, зарплата давай.

– А, это, – отмахнулась Мона. – К хозяину обращайтесь.

– Хозяина неживой у тебя совсем. Неживая хозяина не может зарплат давать, – породолжал бормтать, отступая и кланяясь Вазген.

Так он пятился, пятился, пока не плюхнулся на колени к Джонатану. И тут же вскочил, как ужаленный.

– Он мертвый! – заорал Вазген не своим голосом и совершенно без акцента. – Врача!

Вазген метнулся за сцену. Через секунду выскочил обратно. За руку он волок упирающуюся Галку. Та на ходу застегивала белый халат и что-то жевала.

После этого события развивались очень быстро. Едва взглянув на Кролика, Галка скомандовала:

– На пол его! Быстро!

– Как играют! Как играют! – в восхищении прошептала Люська.

После этого ребята засуетились над распростертым на полу Кроликом. И занавес закрылся.

В зрительном зале на некоторое время повисла тишина. Потом раздались робкие аплодисменты. Потом, что называется, аплодисменты, переходящие в овацию. Однако против обыкновения на поклон никто не вышел. Аплодисменты постепенно стихли, зато стали слышны звуки из-за занавеса, Галка что-то отсчитывала, кто-то всхлипывал, слышалось тяжелое дыхание.

Кроликова теща встала и двинулась к выходу с видом оскорбленной добродетели. Еще несколько человек проследовали за ней. С улицы послышался вой сирены, и в помещение вбежала бригада «Скорой помощи» в количестве трех здоровенных мужиков. Занавес раздернули. Дальнейшее напоминало дурной сон. Бригада «Скорой» деловито раскладывала вокруг Кролика свои чемоданы, распутывала провода от аппаратуры. И зрителей, и тех, кто находился на сцене, попросили выйти.

Все столпились в холле. Вскоре прибыла полиция. И нас попросили пока не покидать здание.

Аленка тихонько всхлипывала, прижимаясь к мужу.

– Все шло по действию. Я налила ему чашку чая и начала рассказывать о своих вымышленных преступлениях, что бы протянуть время. Я старалась быть очень убедительной. И Генка должен был поверить во все эти бредни, поверить в то, что я его отравила, и умереть от страха. Самое главное, зрители должны были поверить. Я же не знала, что так получится. Мы столько репетировали. И ничего.

В другом углу режиссер довольно потирал руки.

– Вот это перевоплощение. Какой артист умер, – доносилось временами вполне отчетливо.

– Он псих, – отшатнулась от режиссера Люська.

– Гении все такие, не обращай внимания.

– Это все вы! Вы, Прохор! – Аленка оттолкнула своего Витюшу и через весь холл бросилась к режиссеру. – Это вы постоянно говорили, что не верите, что он умирает недостаточно убедительно. Вот, убедились теперь! Поверили? У него сердце остановилось, а вы все не верили!

Виктор настиг Аленку и подхватил в объятия.

Привидение-теща меряло холл крупными шагами.

– Ведь все это происходило у меня на глазах. А я только смотрела и восхищалась. Как играют! Как играют, черти! У меня даже не было ощущения, что переигрывают. Что значит эйфория от премьеры.

– Анечке позвонили? Андрея кто-нибудь видел? Пускай позвонит Анечке, – беспокоилась Нина, бывшая Кроликова супруга, пробираясь между толпящимися в холле.

Из зала вышла заплаканная Галка. Кирюша тут же подставил ей плечо и жилетку. На расспросы Галка не отвечала, тихо всхлипывала, пока Кирюшка нежно поглаживал ее по голове.

– Какой артист умер, какой артист, – это потирающий руки режиссер Прохор выполз из своего угла и оказался посреди холла.

Вот тут и возникла клетчатая толстуха Катюша. И, указывая пальцем, объявила всем, что я точно знала о предстоящей в субботу смерти артиста.

Опрос присутствующих носил достаточно формальный характер и закончился быстро. Все рассказали примерно одно и тоже – а именно, пересказали сюжет детективной истории, о том, как жертва планировала убить молодую жену, но та его опередила и отправила к праотцам. Только одни наблюдали происходившее из зала, а другие – из-за сцены. Так как показ был премьерным, все незанятые в сцене артисты следили за происходящим, не отрываясь. Кто-то смотрел сквозь щели в занавесе, кто-то – приоткрыв штору, отгораживающую боковой проход. Все отмечали гениальную игру Кролика и говорили о смерти великого артиста. Могу себе представить, какую ахинею нес режиссер! Да еще Анечка добавила психоза. Она ворвалась, как фурия. Тело Кролика к тому времени уже увезли. Анечка направилась прямо к Аленке и сделала попытку вцепиться ей в волосы.

– Ты, ты змея подколодная! Мужика уморила! Что он тебе сделал! Сама-то при муже, а я теперь одна с ребенком! Как мне его поднимать? У меня карьера! Довольна теперь, актриса гениальная?! Выскочка мелкая! Ненавижу!

Ну и дальше в том же духе. Анечку держали Вазген с Мустафой, то есть Вовка с Мишкой. Аленка рыдала в голос. Режиссер попытался успокоить молодую вдову. Лучше бы он этого не делал!

Анечка ему и двух слов не дала сказать.

– А, вы, безумец, теперь верите? По Станиславскому прямо! Теперь нельзя не поверить, конечно, теперь любой поверит. А он знаете, как переживал? Он знаете, как слова учил! Знаете, как готовился! А вы все не верили! Теперь зато все поверили, что он гениальный актер! Убедились? Только Геночки больше нет! Ненавижу, всех ненавижу!

– Да, такой артист умер! Какой артист – глядя куда-то внутрь себя, повторял режиссер.

Анечка забилась в истерике. Ее увели. Кого-то отрядили проводить вдову до дома.

Я дождалась Люську, которую опросили одной из последних. Домой мы вернулись на такси.

– Что так поздно? – зевая, поинтересовался муж. – Банкет?

– Нет. Кролик умер.

– Реально или по действию?

– Реальнее не бывает. Но и по действию тоже.

– Бредишь? – супруг недоверчиво повел носом.

– Если бы, – тяжко вздохнула я. – Аленка по действию должна была в целях самообороны уговорить Кролика, что он смертельно отравлен и умирает.

– И что, уговорила?

– Не поверишь, уговорила.

– Реально? – муж, кажется, проснулся.

– Да, все было ужасно. Он так вжился в образ, что перестал дышать.

– А ваша Галка? Она же врач, кажется. Куда смотрела?

– Куда и все. Наслаждалась игрой, а потом тело осматривала.

– Скорая? Вызвали?

– Вызвали. И полицию вызвали.

– Да уж. Ваш балаган превзошел сам себя. Режиссер был счастлив?

– Трудно сказать. Он в прострации, все повторяет: «какой артист умер».

На следующий день мы все собрались в театре. «Мы» – это артисты театра «Юрий Гагарин», режиссер Прохор, кое-кто из родственников. Настроение, естественно было, как на похоронах. У девчонок глаза на мокром месте. Сначала вяло пытались прибраться в помещении, разобрать декорации. Но к продуктивному труду никто не был способен. Быстро появилась бутылка водки, вино, закуска.

Столы расставили посреди зрительного зала, подвинули стулья, расселись.

Слово взял, естественно, режиссер. Помянули безвременно ушедшего гениального актера. Режиссер, конечно, не преминул отметить, что вот так настоящий актер должен вживаться в роль.