Если Катриона знала своего нападавшего, это показывает, что она была знакома с Эвансом через кого-то. Возможно, другого человека и не было, если все трое знали друг друга лично.

Соседи Эванса по комнате предположили, что он продавал информацию об их группе. Кому? Там могла быть связь между Эвансом, продающим секреты своей группы, и Катрионой, продающей полицейскую информацию Финдли. Могли ли они продавать одному и тому же человеку? Или связаны в одной и той же сети? Эванс дружит с кем-то в том мире, кого он использует, чтобы продавать свою информацию, и Катриона разозлила, или предала, того же человека, который пытался убить ее за это.

Это моя связь?

— Ты знаешь молодого человека по имени Арчи Эванс?

Саймон замирает и смотрит на меня.

— Эм, да. Парень, которого убил ворон-убийца. Ты помогла доктору Грею с его телом, не так ли? По крайней мере, Алиса так сказала. Этого ты тоже не помнишь?

— Я имею ввиду, знал ли ты его до того, как он был убит?

— На что ты намекаешь, Кэт? — он прищуривается, спрашивая.

— Я просто хочу знать, была ли я знакома с ним, потому что он показался мне знакомым.

Саймон расслабляется и пожимает плечами.

— Он писал для Вечерних Курант. Я читал тебе его статьи, возможно, упоминал его фамилию.

— А я когда-то говорила о нем?

— Нет, я такого не помню.

— Он жил с группой радикально настроенных студентов. Они против иностранцев и вообще против любого, кто не похож на них.

— Ты предполагаешь, что могла общаться с такими, как они?

— Надеюсь, что нет, но я не помню.

Он отрицательно качает головой.

— У тебя много недостатков, но фанатизм не один из них. Мы тогда вряд ли могли бы стать друзьями.

Что ж, засчитаем одно очко в пользу Катрионы. Но я также должна задаться вопросом, насколько хорошо Саймон на самом деле знал Катриону. Он кажется милым ребенком, и когда упомянул Алису, казалось, что любит ее. Знал ли он, что Катриона издевалась над ней? Сомневаюсь в этом, что заставляет меня задуматься, действительно ли группа Эванса могла быть ключом, и Катриона просто знала достаточно, чтобы скрыть свой фанатизм от Саймона. В конце концов, она была мастером показывать людям то, что они хотели видеть.

Этим я врезалась в кирпичную стену. У Саймона для меня ничего нет, и я болтаю еще немного, не желая, чтобы он чувствовал себя допрошенным и отвергнутым, прежде чем зевнуть и заявить, что давно пора спать.

Я вижу проблеск зацепки в нити, соединяющей Арчи Эванса с его убийцей и, возможно, с Катрионой. Это осознание заставляет меня проснуться как раз перед тем, как часы внизу пробьют пять. Я вскакиваю с постели с первыми лучами солнца, одеваюсь, выбегаю в коридор и тут же сталкиваюсь с бедняжкой Алисой, которая идет меня будить. Быстрое извинение, а затем бегу вниз по лестнице, чтобы начать свой день с того, что заберу поднос с завтраком для Грея. По словам миссис Уоллес, он уже встал, и я отказываюсь от утреннего хлеба и чая, чтобы отнести поднос в его комнату.

— Не хотелось бы, чтобы кофе хозяина остыл, — говорю я, выхватывая из рук ворчащей миссис Уоллес поднос.

Я поднимаюсь по лестнице так быстро, как могу, не опрокинув кофейник. У дверей Грея я останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Затем стучусь и жду приглашения войти.

Грей усердно работает, и эта картина заставляет меня улыбаться. Тут не просто «тяжелая работа до 6 утра», что для него нормально. Дело в том, что он, кажется, не сильно усердствовал с остальным: лишь перекатился с кровати на стул вместе с одеялом, которое сейчас было накинуто на плечи.

— Могу ли я надеяться, что под этим вы хотя бы одеты, сэр?

Он лишь хмыкает, что значит оба варианта возможны. Ставлю поднос и разжигаю огонь. Сейчас я намного лучше в этом разбираюсь, моя внутренняя девушка-гид сияет от гордости. Теперь я успеваю подготовить камин перед тем, как он ляжет спать, что также оказывается полезно когда он не работает в предрассветные часы, разжигая камин самостоятельно.

Я быстро справляюсь, и к тому времени он позволил одеялу упасть, чтобы показать, да, он пристойный, его рубашка почти застегнута. Он стряхнул одеяло, не переставая писать. Я беру одеяло и начинаю складывать. Он хмыкает, что, кажется, означает, что он сам сделает это, но я продолжаю аккуратное его складывать, а затем поднимаю носки и раскладываю их. Этим утром я стала прислугой месяца по той же причине, по которой я примчалась с его завтраком.

Когда я решаю, что была достаточно усердной, чтобы ослабить его защиту, я спрашиваю:

— Можем ли мы обсудить это дело, сэр?

Он продолжает писать, и мои надежды рушатся. Я не отступаю, собираясь спросить вновь о возможном времени, когда он будет готов поговорить об этом, но он вставляет ручку в держатель и поворачивается ко мне в своём кресле.

— У тебя есть какие-то мысли?

— Да, сэр. Я хотела бы вернуться к первой жертве, Арчи Эвансу, — отвечаю я с энтузиазмом.

На это он хмурится.

— Эвансу?

— Мы еще не установили цель пыток. Какую информацию пытался получить убийца? Это ведь говорит о том, что Эванс знал своего убийцу.

Он хмурится еще больше:

— Да?

— Да. — Тут я запинаюсь, потому что не могу сказать Грею, чего, по моему мнению, хотел убийца, и как это доказывает личную связь. — Я считаю, что мы должны рассмотреть очень высокую вероятность того, что они знали друг друга.

Его взгляд скользит обратно к бумаге, и я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног.

— Я полагаю, что это возможно, — медленно произносит он. — Почему бы тебе не подумать об этом, Катриона, и представить свою теорию детективу МакКриди за чаем сегодня днем.

— Сегодня днем?

— Да. — Грей уже возвращается к своей работе. — Как бы я ни хотел заняться этим делом пораньше, мне нужно подготовить документ, и я опаздываю. Надеюсь, у меня будет время для расследования за чаем. Пожалуйста, предупреди мою сестру на случай, если она захочет присоединиться к нам.

С этим он возвращается к своей работе, тем самым отсылая меня.

Я вытираю пыль в библиотеке, затем пишу записку Айле, умоляя ее дать мне отгул на полдня, чтобы заняться расследованием. Также прошу полчаса ее времени, чтобы я могла получить совет о том, как действовать дальше. Знаю, что я хочу делать. Но не уверена, как это сделать в эту эпоху.

Я прилагаю записку к ее подносу с завтраком, который, как она предпочитает, остается за дверью после стука. Я не успеваю спуститься по лестнице, как слышу:

— Катриона?

Я спешу обратно и нахожу ее в коридоре. Она машет мне рукой, приглашая к себе.

Комната Айлы размером с комнату Грея. Обе достаточно велики, но я не ожидала от этого дома просторной опочивальни. Все помещения этого городского дома довольно четко разделены по назначению. Вы готовите на кухне, едите в столовой, сидите и встречаете гостей в гостиной, занимаетесь и читаете в библиотеке, спите в спальне. И Грей, и Айла выкроили уголок в своих спальнях: у него есть письменный стол для работы, а у нее — шезлонг для чтения. Стол Грея кажется втиснутым, там недостаточно много места для него, как будто Грей упорно настаивает на добавлении еще одной функции к тому, что должно быть простой спальней. Шезлонг Айлы вписывается гораздо лучше. Что у них общего? Обе спальни выглядят так, будто на них обрушился небольшой торнадо.

Я начинаю подбирать брошенный халат, но она отталкивает меня от него и сажает на стул. Затем она продолжает раздеваться. Я изо всех сил стараюсь не смеяться над этим. Викторианцы имеют репутацию ханжей, и в некоторых вещах это вполне заслуженно, но у них нет проблем с демонстрацией гораздо глубокого декольте, чем я бы решилась продемонстрировать в наши дни, и у них, по-видимому, нет проблем с тем, чтобы раздеться перед членом семьи того же пола.

С непростой одеждой и отсутствием молний — это все еще время, когда люди статуса Грея и Айлы могли ожидать, что камердинер или горничная помогут им помыться и одеться. Айла, кажется, не ждет помощи, но она раздевается и одевается так, как если бы привыкла делать это на глазах у других женщин.