– До цели 23, – подсказал Морозов.

Прошли береговую линию. И никто нас даже не спохватился. Наблюдаю слева и справа два аэродрома. Один из них гражданский в Ираклионе. Как раз взлетает один из пассажирских лайнеров.

– Вон и бухта.

И всё же напряжение присутствует. Невозможно вот так просто пройти над бухтой американской базы. Добавляю скорости. Изгиб бухты Суда, прямо перед нами. Пожалуй, работу можно считать сделанной.

Отворачиваю влево и ухожу в открытое море. Но не всё так просто. В ушах заверещала сирена.

– Облучают. Готовь «асошки», – громко сказал я.

Система оповещения об облучении продолжала действовать на нервы. Локатор никого не наблюдал. Начинаю маневрировать, продолжая двигаться в сторону авианосца.

– Давай ещё ниже, – подсказывал Николай.

– Ниже только вплавь, – ответил я.

Сделал отворот влево, и сирена прекратилась. Не прошло и нескольких секунд, опять заработала. Где-то над нами противник. Странно, что появились они только сейчас, а не на подлёте к острову.

Ручку управления самолётом влево, и на себя. Выполняю боевой разворот. Коля ищет нашего противника, но его уже не нужно выискивать.

– Твою дивизию, – расстроено сказал Морозов.

– Нет. Их всего трое.

С моим умением попадать в неприятности, противостояние с тремя самолётами противника нужно было ожидать гораздо раньше.

Запаса топлива на длительный воздушный бой нам не хватит. Да и биться с тремя «Хорнетами» тяжело.

– Надо уходить, Серёга, – сказал Коля, пока я продолжал выходить из зоны обнаружения и облучения американских самолётов.

– Попробовать пободаться не хочешь? – спросил я, выполняя вираж влево.

Все трое искусно продолжали издеваться, загоняя меня в «раковые» положения. Тем не менее, мы постепенно приближались к району полётов нашего авианосца.

– Три на одного – без шансов, – ответил Морозов.

– Тарелка, я 321й. Зажат тремя единицами, – продолжал я вызывать пункт управления на борту Як-44, но в ответ тишина.

Я выровнял самолёт и в очередной раз занял курс в направлении корабля. Но так просто уйти мне не дали.

– Саламандра, 321му на связь! Высота 4000. Зажат тремя единицами! – попробовал я вызвать руководителя полётами на авианесущем крейсере.

В ответ только помехи. Возможно, у нас что-то на борту отказало.

– Серый, они уже очень близко, – сказал Коля.

Я посмотрел по сторонам. Слева и справа пристроились два Ф/А-18. Два одноместных истребителя постепенно приближались к нам с двух сторон. В глаза бросилось, что кили «Хорнета» наклонены наружу. В передней части фюзеляжа у каждого нарисованы акульи зубы, а на борту можно прочитать звание и фамилию лётчика, пилотирующего машину.

– Ещё и что-то показывают, – возмутился Николай, когда увидел жесты со стороны одного из американцев.

Сомнений в том, что это именно «янки», у меня не было. Эмблемы, вызывающее поведение – явные признаки этих ребят. И очередная странность.

– Ты тоже видишь, что у них не один подвесной бак? Зачем им столько, если они вылетели на перехват? – спросил я у Николая.

– Стоит подумать. Давай прибавим скорости и свалим отсюда.

Только я хотел добавить оборотов, как нас накрыла тень ещё одного самолёта. Эти парни над нами просто насмехаются. Их не смущает, что у нас тоже есть ракеты.

Третий самолёт начал постепенно нас прижимать вниз. Держаться в таком плотном строю не очень легко. Топливо у нас осталось чуть больше 2х тонн. Лететь ещё больше 200 км.

Я продолжал пытаться докричаться в эфире хоть до кого-нибудь из пунктов управления, но безрезультатно. Начинаю понимать, что весь этот полёт с каждой минутой превращается в пытку. Никогда ещё меня не загоняли в такое дурацкое положение.

Я посмотрел вправо. Один из самолётов уже почти лёг на правую консоль нашего крыла. Ещё немного, и вырваться будет сложно. А если ещё и четвёртый появится?

– Знаешь, Коль. Мне надоело. Маску притяни.

– Серый, погоди. Я забыл кое-что сказать.

Вот зануда, Морозов! Некогда с ним цацкаться.

Ручку управления самолётом отклонил от себя и спикировал вниз. Тут же в зеркало увидел, как один из «Хорнетов» моментально уцепился за мной.

– Облучает сзади, слева, – говорил Морозов, контролируя работу станции предупреждения.

– Где ещё двое?

– Не видно. Не пошли за нами.

Тогда нечего тянуть. Задираю нос на излюбленный манёвр. Ручку отклоняю вправо и выполняю бочку. Американец проскочил вперёд. Как будто не ожидал!

– Включил. Захват! – предупредил меня Николай, когда я сел на хвост Ф/А-18.

Но долго так сидеть не пришлось. Второй и третий «Хорнеты» тут как тут! И снова заиграла сирена.

Пикирую к воде и сбрасываю с себя пару самолётов противника. Вниз пошёл только один. Он продолжает лететь за мной, но догнать у него не получится. Впереди уже видны очертания родного корабля.

– 321й, идём к тебе парой, – услышал я знакомый голос Олега Печки.

Приятно слышать, что кто-то ещё обо мне и Морозове переживает.

– Высота 100. Один сзади. Могу сбросить.

– Понял. Работаем с остальными. Третий, заходим на «вилку», – дал Олег команду Тутонину.

Преследование за мной прекратилось. «Хорнет» моментально ушёл в сторону, завидев два приближающихся Су-27К. Посмотрев вверх, я увидел, как наши товарищи стали крутить виражи и развороты вместе с оппонентами.

– 321й, я Саламандра, вам на посадку. Курс 236°, – вышел на связь руководитель полётами корабля.

– Понял. 1000 занимаю, – доложил я.

Николай начал отключать аппаратуру, а я высматривать корабль. На душе тепло, когда в открытом море видишь родной корабль. И тут же вспоминаешь, что тебя ожидает на посадке. Очередная потовыжималка.

– Серый, давай на посадку. Я уже не могу, – тяжело говорит Морозов.

– Тебе плохо?

– Мне сейчас дерьмово, – ёмко высказался Николай.

Выполняю разворот на посадочный курс. Авианосец двигается вперёд, а мне приходится его догонять. Удерживаю самолёт на глиссаде снижения, всматриваясь в световые сигналы оптической системы посадки.

– Зелёный, на курсе, – подтверждает наше правильное положение руководитель визуальной посадки.

На палубе уже стоят несколько самолётов. Видно, как бродят техники. Чёрные линии тросов на фоне тормозных следов практически не видны. Вокруг корабля продолжают ещё летать вертолёты.

Серая палуба приближается. Скорость держу на уровне 250 км/ч. Во рту сухо, но привкус пота ощущается.

– Зелёный. Зелёный, на курсе. Посадку подтвердил.

Удар! Торможение и рывок вперёд. Двигатели на режиме «Максимал».

– РУД на малый газ! Убрать гак, – буднично объявляет руководитель визуальной посадки РВП.

– Понял. Спасибо за управление, – благодарю я и начинаю складывать крылья и гак.

Медленно заруливаем на стоянку. Техник Дядя Вася жестами показывает, куда нам приткнуться в этом узком пространстве. Он скрещивает руки, давая понять, что можно остановиться и выключить двигатели.

Самолёт успокаивается, а я продолжаю ощущать, как бешено стучит сердце. Пот так и льётся, попадая в глаза. Начинает слегка пощипывать.

– Колян, ты как? – спросил я, как только открыл фонарь кабины.

За спиной послышался оглушительный удар. Громкий рёв двигателей и тут же стихание. Очередная посадка на палубу Су-27К завершена.

Морозов так мне и не ответил. Я вылез на стремянку и посмотрел на него. Он сидел с видом обделавшегося ребёнка. А на меня смотрел так, будто это я в этом виноват.

– Колян, чего застыл?

– Серый, я посижу немного. Ты иди.

– Ладно. Не задерживайся. Нам ещё докладывать куда следует.

– Я бы сначала в одно место сходил, – тихо произнёс он.

Тут же ещё одна оглушительная посадка, и по палубе начал заруливать ещё один Су-27К.

– Я бы сам сейчас в гальюн пошёл.

– Везёт. А вот мне туда уже не хочется. Я лучше в душ пойду, очередь займу.