– До войны Подобед учился в педагогическом институте, но закончить его не успел. На фронте Василий Анисимович командовал взводом в штрафной роте… Однажды суворовцы у него спросили: «А правда ли, что штрафников гнали в бой под дулами пулеметов?» «Нет, неправда, – ответил Василий Анисимович. – Конечно, люди они были непростые, но трусов среди них не было. В атаку они шли в полный рост, пулям не кланялись. И мне, лейтенанту, непросто было выстраивать с ними взаимоотношения».
Когда Подобед принял взвод штрафников, какие-то ворюги выкрали у него документы. Видимо, хотели посмотреть, как он среагирует: побежит жаловаться ротному или устроит «шмон», обыск. Взводный построил людей и объяснил, чем грозит ему пропажа документов. Лейтенанту документы штрафники вернули, но продолжали наблюдать за ним: как он ведет себя в бою? чем занимается в минуты затишья? Ну вроде как шефство над офицером взяли. Однажды после боя уставший лейтенант прилег под куст отдохнуть. Просыпается, а портянок нет – сапоги надеть не может. Но горевать офицеру пришлось недолго. Оказывается, штрафники, хотя люди немолодые, но из уважения к нему портянки постирали. «Ну, – думает Подобед, – я уже у них в авторитете!»
Свои взаимоотношения существовали и между офицерами в учебной роте.
– Вроде бы все они были друзьями, – рассуждает Булгаков. – Но стоило нам появиться рядом, как офицеры тотчас переходили на официальный язык: «Товарищ подполковник», «Товарищ майор»… Они и нас учили, что с подчиненными нельзя разводить панибратство, до добра это не доведет.
Командиры взводов, вспоминает Булгаков, всегда были одеты с иголочки, даже щеголевато – наглаженные, отутюженные, начищенные. Того же требовали от воспитанников.
– Тогда еще анодированных пуговиц у нас не было, а были латунные, – говорит Булгаков. – Мы надевали на них специальные трафаретки, чтобы не запачкать ткань, и чистили до блеска. Выходишь на утренний осмотр, а на тебе все блестит и сверкает, и такая гордость брала за нашу военную форму!..
Любовь к военной форме Владимир Васильевич пронес через всю жизнь. Даже на войне, в разгар боевых действий, он требовал от офицеров не нарушать правила ее ношения.
Публицист-кадет Сергей Григорьевич Двигубский писал: «Кадетские корпуса прививали любовь к Родине, армии и флоту, создавали военную касту, проникнутую насквозь лучшими историческими традициями, вырабатывали тот слой русского офицерства, на крови которого создавалась российская военная слава».
Современные суворовские училища и кадетские корпуса, скроенные по лекалам русской армии, продолжают эти традиции. Не секрет, что войсковое товарищество – дружба особого рода. Но кадетская дружба на порядок выше. Верность ей Владимир Булгаков хранит всю жизнь.
– Моим лучшим другом в суворовском училище был Володя Новичков, сейчас он живет в Хабаровске, – в густом басе Булгакова звучат теплые нотки. – Дружил я и с Геной Кондратьевым – родом он был из Молдавии, у него судьба сложилась трагически. Во время метания гранаты Гена получил ранение в голову и потерял память. Это случилось в 1970 году, в Киевском ВОКУ[22], где он учился уже на третьем курсе. Училище ему дали закончить, чтобы он военную пенсию получал, а вот память так и не восстановили. Рассказывали, что Гена даже мать не узнавал. Как сложилась его дальнейшая судьба, никто не знает…
Наш герой дружил в «кадетке» с Володей Закурдаевым, Сашей Савчуком, Мишей Максименко, Сашей Ивановым, Стасом Тихомировым, Колей Смирновым. По-разному сложились их судьбы. Владимир Закурдаев, например, военную службу закончил преподавателем Высших офицерских курсов «Выстрел», что находились в Солнечногорске Московской области, а ушел он из жизни в 2012 году…
И еще об одном друге Владимира Булгакова хотелось бы упомянуть здесь – о Герое России генерал-майоре Александре Отраковском.
– В суворовском училище Саша был на два курса старше, – сказал Владимир Васильевич. – По выпуску он пошел в Ташкентское общевойсковое училище, а я в Ташкентское танковое – так что общались мы и в Узбекистане. Потом встретились в Москве, на параде Победы. Я к тому времени учился в академии бронетанковых войск, а он командовал батальоном морской пехоты на Черноморском флоте. После Афганистана, став уже начальником штаба дивизии, ездил к нему в Балтийск – Александр Иванович командовал бригадой морской пехоты. В 1995‑м встретились с ним в Грозном… Позже, учась в Академии Генерального штаба, в составе группы слушателей я ездил на учения Северного флота – встретились и там, он был уже начальником Береговых сил флота. В последний раз судьба свела нас на второй чеченской. Было это 22 февраля 2000 года на параде войск, посвященном Дню защитника Отечества. Потом, когда я убыл в горы и возглавил группировку «Центр», мне передали, что Отраковский умер…
С тех пор, как Владимир Булгаков окончил суворовское училище, прошло полвека, но в душе он по-прежнему хранит воспоминания о «кадетке».
– Когда мы встречаемся, то не смотрим ни на ранги, ни на звания, – подчеркивает Владимир Васильевич. – Служба есть служба. Из нашего взвода, например, некоторые ушли в запас капитанами, майорами или подполковниками. Потому что стали военными переводчиками, а у них звания невысокие. Иные ребята поступили в Военно-медицинскую академию, стали военными врачами – у них тоже шкала званий невысокая. И что же? Ведь главное не в званиях и регалиях, а в той дружбе, что связала нас в годы учебы. При встрече всегда спрашиваем: «А ты помнишь суворовское училище?!» И уже потом вопросы: «А вот ты слышал, Иванов там-то, а Петров там-то…»
Да, кадетское братство – это серьезно, это на всю жизнь!
В учебном корпусе Кавказского СВУ находился бюст Александра Васильевича Суворова, мимо которого ежедневно проходили сотни воспитанников. Возможно, не все из них задумывались над высказыванием великого полководца, написанным на постаменте: «Научись повиноваться, прежде чем повелевать другими». В памяти же суворовца Булгакова этот афоризм отпечатался на всю жизнь.
– Фраза вроде простая, но в ней глубокий смысл. Если ты научился выполнять приказы командиров, требования уставов, ты и сам всегда скомандуешь, добьешься от подчиненных выполнения отданных тобою распоряжений. И кто у нас был разгильдяем и не мог, как говорил великий полководец, повиноваться, из того потом так и не получился хороший командир. Трудно ему было пересилить себя. А кто этому научился, тому потом легко работалось с подчиненными…
Хотя суворовец Булгаков, что греха таить, не сразу последовал наказу великого полководца. По словам самого Владимира Васильевича, он был отнюдь «не паинька-мальчик». Невозмутимость и самообладание пришли позже, а в годы учебы в «кадетке» «ветер гулял в голове». Володя нередко опаздывал в строй. На справедливые замечания офицеров искал оправдания, порой даже пререкался, за что, естественно, получал взыскания. Карцер тогда уже отменили, поэтому приходилось в основном отрабатывать «наряды вне очереди на службу или работу». В результате воспитанник Булгаков попал в немилость к командиру учебной роты подполковнику Отурину – со всеми вытекающими отсюда последствиями.
На выпускном курсе Володя Булгаков задумался над вопросом, в каком из командных училищ продолжить учебу. Однажды услышал такую фразу: «Танкист – это человек, сочетающий в себе лихость кавалериста, знания артиллериста и тактику общевойсковика». И решил он стать танкистом. Из танковых училищ выбрал Харьковское, по тем временам одно из лучших в Советском Союзе. Ну и, конечно, сманил туда Володю Новичкова, своего лучшего друга.
Однако на собеседовании подполковник Отурин, вспомнив все «шалости» Булгакова, сказал: «За Харьковское училище забудь. И за Ульяновское тоже. Если хочешь стать настоящим танкистом, поезжай в Ташкент». «А зачем мне Ташкент?» – с недоумением спросил суворовец. На что фронтовик, пряча улыбку, сказал: «Да Ташкент – это же земной рай! Свежие овощи-фрукты круглый год, а загорать-купаться можно даже зимой».