Однако генерал Фроссар понял угрожавшую ему тут опасность и усилил свое левое крыло до полутора дивизий. В 3 часа пополудни они перешли в наступление.

На немецкой стороне не было ни одной сомкнутой части, и потому все одержанные здесь до сих пор успехи остались неиспользованными.

13-я германская дивизия могла бы теперь решительно вступить в дело и положить конец сражению.

Пройдя 4 мили, она уже в 1 час пополудни прибыла в Путлинген, всего в 1 миле от Штиринга. Услышав шум боя у Саарбрюккена, ее авангард в 4 часа действительно выступил на Россель. Но так как в лежащей на пути лесистой местности орудийные выстрелы не были слышны, то дивизия, считая бой уже оконченным, стала биваком у Фольклингена. Этот пункт был назначен ей целью марша приказом по корпусу, отданным, правда, еще тогда, когда нельзя было предвидеть создавшуюся к этому времени обстановку.

Между тем семь германских батарей, стоявших на высоте Фольстер, все-таки остановили наступление французов, после чего и германской пехоте под управлением генерала Цастрова снова удалось достигнуть некоторых успехов.

Свойства местности совершенно исключали использование 29 германских эскадронов, постепенно собравшихся с разных сторон позади боевой линии. Гусары тщетно пытались развернуться на «Рыжей горе», зато майору Линкеру, несмотря на огромные затруднения, удалось поднять на эту гору восемь орудий, которые были встречены радостными возгласами сильно теснимой пехоты. Постепенно, по мере прибытия, они вступали в бой с тремя неприятельскими батареями, причем половина их прислуги выбыла из строя от огня французских стрелков, лежавших укрыто в 800 шагах. Хотя теперь и удалось несколько продвинуться вперед, но тесное пространство все-таки не давало возможности развернуться против широкого фронта противника. Однако действительная помощь приближалась теперь справа. Генерал Гебен направил все еще не вступившие в бой батальоны 16-й дивизии в решительном направлении на Штиринг. Тогда как часть их образовала фронт против деревни, другая часть поднялась от шоссе по ущельям Шпихернского леса, прогнала в рукопашном бою французов с седловины, ведущей к «Рыжей горе», и все более оттесняла их к Форбахской горе.

Еще в 7 часов вечера на правом крыле французов дивизия Лавокупе, поддержанная частью дивизии Батайля, перешла в наступление и снова вторглась в столь оспариваемый лес Жифер, но опасность, угрожавшая теперь левому крылу со стороны Шпихернского леса, парализовала этот маневр. С наступлением темноты французы отошли на всем плато.

Около 9 часов вечера, в то время как на высоте раздавались французские сигналы для отступления, генерал Шверин приказал для прикрытия ночного расположения занять еще Штиринг, где в некоторых местах сопротивление пришлось одолевать в рукопашном бою.

Авангард 13-й дивизии теперь также продвинулся к Форбаху, но не вступил туда, так как был введен в заблуждение спешенными драгунами. Генерал Фроссар и без того уже отказался от отступления по столь серьезно угрожаемой дороге Форбах – Сент-Авольд и отходил со всеми тремя дивизиями на Этинген. Ночь и невозможность использования на этой местности значительных кавалерийских масс избавили его от дальнейшего преследования.

Генерал Штейнмец еще вечером приказал восстановить порядок в перемешавшихся войсковых частях. Некоторые из них прошли по 6 миль; две батареи, прибывшие по железной дороге из Кенигсберга (в Пруссии), тотчас же после высадки продолжали марш до поля сражения.

Все-таки атака, предпринятая с недостаточными силами, в течение всего дня ни разу не располагала такой численностью, как оборона. На тесном пространстве могли действовать только тринадцать батарей, а деятельность кавалерии была совершенно исключена.

Разумеется, атакующий потерял больше, чем обороняющийся. Убыль пруссаков составляла 4871 чел., а французов – 4078 чел.; но при этом характерно значительное число не раненых пленных, которое уже тут было нами взято у противника.

Товарищеская помощь прусских начальников друг другу и стремление всех войск в бой составляли полную противоположность со странными передвижениями дивизий, стоявших позади генерала Фроссара; хотя три из них и были двинуты ему на помощь, но подошли только две – и то после того, как бой был окончен.

Впоследствии кое-кто утверждал, будто сражение при Шпихерне дано немцами в ненадлежащем месте и что оно расстроило высшие планы. Конечно, это сражение не было преднамеренным. Но, в общем, найдется мало случаев, когда тактическая победа не годилась бы для стратегического плана. Боевой успех всегда будет с благодарностью принят и использован. Сражение при Шпихерне помешало беспрепятственному отступлению 2-го французского корпуса, немцы установили соприкосновение с главными силами противника, и германское верховное командование получило основу для дальнейшего решения.

При своем отступлении маршал Мак-Магон взял такое направление, которое совершенно нарушило его связь с маршалом Базеном.

Так как немцы его не преследовали, то он мог воспользоваться для соединения с французскими главными силами железной дорогой Люневиль – Мец, которая фактически была еще свободна 9 августа. Но разнесся слух, будто пруссаки уже появились в Понт-а-Мусоне, а внутреннее состояние войск не позволяло привести их снова в соприкосновение с противником. Вследствие этого 1-й корпус свернул к югу на Невшато, откуда он мог быть перевезен по железной дороге дальше в Шалон. 5-й корпус по самым противоречивым приказам императорской главной квартиры передвигался взад и вперед. Сначала он должен был идти в Нанси, потом повернуть в противоположном направлении на Лангр. По прибытии в Шарм он был вытребован в Туль, но из Шомона окончательно направлен также в Шалон. Там генерал Трошю расположил вновь сформированный 12-й корпус, а позади этого сборного пункта были подвезены в Реймс войска 7-го корпуса из Эльзаса по железной дороге через Бар-сюр-Об и Париж.

Таким образом, к 22 августа образовалась резервная армия из четырех корпусов и двух кавалерийских дивизий под начальством маршала Мак-Магона, но сначала, находясь на расстоянии 25 миль, она не могла оказать помощи маршалу Базену, стоявшему непосредственно перед напиравшим на него неприятелем.

Под первым впечатлением двойного поражения 6 августа во французской главной квартире полагали, что армии Базена также следует немедленно отходить к Шалону, и 6-й корпус, части которого уже перевозились оттуда к Мецу, получил приказание опять повернуть назад. Но затем от этого решения все-таки отказались.

Императору приходилось опасаться не только внешнего врага, но и общественного мнения собственной страны. Отдача целых провинций с самого начала войны, на которую возлагались столь блестящие надежды, возбудила бы величайшее негодование народа. Еще можно было собрать впереди Мозеля 200 тыс. чел., опиравшихся на большую крепость, и если противник все-таки сохранил бы численное превосходство, то его корпуса оказались бы растянутыми на линии в 12 миль. Немцам приходилось еще переходить Мозель, и при неизбежном для этого разделении они могли оказаться слабыми именно в решительном пункте.

Разложение разбитого противника и даже направление его отступления не были обнаружены в 3-й германской армии. Ожидали найти противника, устроившегося по ту сторону Вогезов для нового сопротивления, и так как горы можно было перейти только раздельными колоннами, то наступление производилось с большой осторожностью, короткими переходами. Хотя прямое расстояние от Рейхсгофена до Саара составляет всего 6 миль, но этой реки достигли только через 5 дней. Неприятель нигде не был обнаружен, кроме как лишь в небольших крепостях, обеспеченных от штурма, которые запирали главные горные пути. Бич пришлось обойти с большим трудом, Лихтенберг был взят нечаянным нападением, Люцелынтейн оставлен гарнизоном, Пфальцбург был обложен двигавшимся вслед 6-м корпусом и Марсаль капитулировал после некоторого сопротивления.