– Пойду, пообщаюсь с норвежцами, – объявил Сергей Иванцов старпому, и заодно попью горячего чаю.
Петров собирался, что-то ответить, однако, в этот момент раздался тревожный голос одного из матросов. Слева, в серой рассветной мгле неожиданно показались силуэты трех кораблей.
– Эсминцы, – коротко резюмировал старший помощник, поглядев в бинокль в указанном направлении. – Похоже, немецкие. Боцман! Свистать всех наверх! Ход увеличить до полного!
Матросы поспешно заняли боевые посты. Вскорости, обстановка приняла и вовсе опасный характер.
– Обнаружены еще три надводные цели! – доложили старпому, спустя минуту. – Стремительно приближаются с зюйд-зюйд-Веста. Похоже, среди них есть один легкий крейсер…
– Черт, похоже, нас здесь караулили, – растерянно пробормотал старпом.
Силуэты эсминцев уже отчетливо выделялись на фоне просветлевшего горизонта. Все они шли параллельным курсом. Три других корабля пока находились на таком удалении, что опасности не представляли…
Появившийся на мостике капитан третьего ранга Попов взял командование на себя. В отличие от старпома, командир эсминца сохранял деловое спокойствие.
Обнаруженный позже отряд из трех кораблей на какое-то время исчез, затем появился справа, как раз в тот момент, когда борта немецких эсминцев засверкали вспышками, затем грянул залп. Один из пятидюймовых снарядов ударил в мостик. Еще несколько снарядов обрушилось на советский эсминец мгновением позже.
Первые же попадания привели к ужасным последствиям. Часть артиллерии корабля была уничтожена. Осколками шлюпки, разбитой в щепки прямым попаданием был изранен старший помощник. Вокруг, уцелевшего чудом Иванцова оказалось несколько раненых и убитых.
– Стоп, машина! – скомандовал с мостика капитан третьего ранга, который хотя и избежал ранения, но был весь забрызган кровью убитого рулевого. – Артиллеристы, вести ответный огонь без команды.
“Серебряный” был оснащен в основном зенитными пушками, бомбометами для борьбы с субмаринами и не имел торпедного вооружения. Почувствовав безнаказанность, немцы принялись за израненного противника с еще большей энергией.
Второй отряд кораблей врага, молниеносно приближавшийся справа, открыл по эсминцу шквальный огонь, однако приказ командира застопорить машину, позволил избежать на время новых смертельных ударов. Большинство немецких снарядов пролетели мимо.
– Полный вперед! – скомандовал капитан третьего ранга, надеясь снова обмануть противника.
Положение становилось все более угрожающим. Зажатый в клещи советский эсминец выставил дымовую завесу, и отчаянно маневрируя, еще пытался спастись от новых гибельных залпов. Иванцов отчетливо видел хищный силуэт немецкого крейсера, приблизившегося настолько, что были видны сверкавшие с мостика стекла биноклей. Это был крупный корабль, оснащенный мощной артиллерией, множеством торпедных аппаратов и тремя самолетами. Сражаться с подобным монстром кораблику вроде “Серебряного” было просто немыслимо.
“Что же скрывают немцы на этом проклятом острове, если за нами охотится здесь такая эскадра?!”– подумал, потерявший всякую надежду на спасение Иванцов, для которого все происходящее приняло какой-то замедленный нереальный характер.
Даже чудовищный взрыв, раздавшийся где-то в районе кормы, и швырнувший Сергея на холодную, залитую соленой водою и кровью палубу, не произвел на Иванцова сильного впечатления. Сергей вяло подумал, что гансы, по-видимому, угодили в заряженный бомбомет. В любом случае, для “Серебряного” все было кончено.
Палубу советского эсминца затянуло дымом. Ход его упал почти до нуля. Оглушенный, Иванцов увидел, как один из немецких эскадренных миноносцев подходит к их, потерявшему управление, искореженному кораблю. Когда расстояние между обездвиженным “Серебряным” и немецким эсминцем сократилось до нескольких сотен метров, с правого борта немецкого корабля спустили моторный баркас. Качавшийся на волнах “русский”, теперь не казался врагу опасным.
“Послали к нам абордажную команду, – вяло подумал, оглушенный, потерявший счет времени, Иванцов. – Значит, плен?.. Не все еще кончено?”
Потом Сергей подумал, что с точки зрения гитлеровцев, он, скорее всего, попадает под их “особый приказ о коммандос”. Сдаваться нельзя. Рука Иванцова потянулась к кобуре с тяжелым, флотским кольтом, выданным старлею в разведотделе вместо штатного “ТТ”.
Баркас уже подошел к “Серебряному” на такое близкое расстояние, что Сергей отчетливо слышал, как переговаривались, сидящие в нем гансы. В этот момент, неподвижно лежавший на палубе старший помощник, вдруг медленно поднялся на четвереньки, потом подобрал лежавшую рядом фуражку, и кое-как встал на дрожащие, непослушные ноги. Единственным уцелевшим оружием на эсминце, оставался крупнокалиберный пулемет “шпандау”, когда-то снятый с полузатопленной, брошенной немцами самоходной баржи. Приблизившись к пулемету, Петров, деловито и не спеша нахлобучил подобранный головной убор, прицелился, и выпустил по баркасу длинную очередь. Застигнутая врасплох абордажная команда гансов была тут же истреблена. В тот же момент с немецкого эсминца ответили шквальным огнем. Затем по “Серебряному” снова ударила корабельная артиллерия немецкого крейсера. Спустя пару минут, советский эсминец стал быстро заваливаться на левый борт. Лег мачтами на воду. Затем, бесследно исчез под волнами…
* * *
Придя в себя на больничной койке, почуяв ноздрями типичные для лазарета запахи бинтов и карболки, Иванцов сначала не мог поверить своему счастью. Сознание оставило его в тот момент, когда залп немецкого крейсера поставил точку в сумеречном морском сражении “Серебряного” с многочисленными врагами. Однако, советский, а может союзный британский флот, по-видимому не оставил своих в беде. Возможно, поблизости находилась большая группа прикрытия, которая врезала гансам по первое число и спасла тех счастливчиков из команды эскортного эсминца, что держались на морской поверхности, после гибели корабля. Иванцов считал себя неплохим пловцом, а потому нет особой странности в том, что он оказался в числе спасенных.
В большое, распахнутое настежь окно пробивался мягкий вечерний свет. Иванцов физически ощутил вдруг соленое дыхание огромной водной стихии и почувствовал новый прилив удовольствия. На душе стало весело и легко.
Эйфория закончилась, когда дверь маленькой светлой палаты, в которой он себя обнаружил, открылась, впуская двух дюжих, крепко сбитых санитаров, щуплого, очкастого типа в белоснежном халате и одного высокого, худого военного, мундир которого сразу развеял сомнения Иванцова, касательно его нового положения.
– Он способен давать показания? – по-немецки спросил военный у очкастого доктора.
– Его состояние, вполне удовлетворительное, – кивнул военному врач.
– В таком случае, его нужно одеть… Полковник приказал мне доставить его в цитадель, как можно быстрее. Он англичанин?
– Русский…
– Черт, у нас кто-нибудь говорит по-русски?
– Кажется, нет, господин майор.
Иванцов отвернулся от говорящих. Все-таки плен… Но куда могли привезти его гансы? Неужели, на Эйсберг?
– Вставайте и одевайтесь! – резко сказал по-немецки один из санитаров. Затем, подумал и повторил то же самое на ужасном английском.
– I just need to take a shower and get dressed3, – ответил ему старлей.
“Верно, английский язык он учил у какого-нибудь ирландца…”, – про себя усмехнулся Иванцов, у которого некогда, “в прошлой”, заграничной жизни было немало друзей ирландцев. Ирландский акцент, всегда нравившийся Сергею, теперь прозвучал с карикатурной резкостью.
– Вы можете говорить на родном языке, – по-немецки добавил пленник, опуская на пол ноги, и поднимаясь с больничной койки. – Я учился в Лейпциге… Так что, не утруждайте себя…
Самочувствие русского было и в самом деле достаточно сносным. Если не считать небольшого головокружения и боли в ушибленном правом плече, Иванцов, на счастье, не обнаружил в своем состоянии ничего, вызывающего тревогу.
