И так же быстро меня снова отстраняют.

— Бля, принцесса, — он делает паузу, когда я вижу борьбу на его лице. Он пытается быть джентльменом, когда я готова попробовать его дикость. — Тебе не обязательно этого делать, — с трудом выговаривает он, уже тяжело дыша, когда его массивная грудь вздымается. — Ты можешь уйти от меня. Деньги по-прежнему твои. Скажи мне, прежде чем я возьму тебя, потому что потом пути назад не будет. Трахнуть тебя пальцами — это все, что я могу вынести. Еще немного, и мой зверь потребует, чтобы ты была моей, и я не могу сказать, что захочу сдерживаться.

— Я хочу это, — говорю я ему. Я вижу, как на его руках покрываются мурашки, а мое дыхание щекочет его влажный член. — А теперь заткнись и используй меня.

Его глаза расширяются, когда я втягиваю его обратно в рот, толкая глубже, проверяя, сколько я могу выдержать. Я кладу руку на основание, компенсируя разницу в размерах, когда достигаю задней части горла. Я борюсь со своим рвотным рефлексом, когда начинаю набирать темп, скользя зубами по его стволу.

Его хватка на моих волосах напрягается, сохраняя мой темп, когда я сжимаю губы вокруг него. Я хочу, чтобы он забрал это у меня. Я хочу чувствовать себя грязной, любимой и использованной. Я не сопротивляюсь, когда он ведет меня вдоль своего члена. Я чувствую, как он увеличивается в размерах у меня во рту, расширяя губы. Удивление должно быть на моем лице.

— Волвенский узел в их парах. Во рту этого не будет, — говорит он сквозь стиснутые зубы.

Я киваю, не совсем понимая, кроме как на базовом уровне.

Узел? Связаны вместе?

Слава богу, во рту этого не произойдет. От того, что я держу этот темп, у меня уже начинают болеть губы, когда формой буквы «О» обхватываю его толщину. Каждый проход моего рта отдается в собственном теле. Мои соски напрягаются, а трусики становятся влажными.

Как будто я снова чувствую призрак его пальцев внутри себя. Вожделение пронизывает меня, толкая меня на вкус всего его, пока слезы не наворачиваются на мои глаза. Я беру его дальше, сильнее в рот. Мои руки и губы покрыты слюной, пока я работаю с ним.

Его темп становится бешеным, когда он трахает мой рот. Его член дергается прежде, чем я начинаю чувствовать его пульс.

— Да чтоб меня, — рычит он.

Это я и делаю.

Когда его бедра дергаются, и он ударяет меня в горло, я сомневаюсь, правда ли это.

Я не знаю, имел ли он в виду это как предупреждение о том, что вот-вот кончит, но его рычание вибрирует во мне, делая меня более уверенной, заставляя меня сосать сильнее, прокатывая мой язык по основанию его члена, пока он не кончит. Я хочу попробовать его на вкус, взять все, что он хочет мне дать.

Он использует мои волосы, чтобы откинуть мою голову назад, пока наши взгляды не встречаются. Стон слетает с его губ, когда я улыбаюсь вокруг его члена. Пульсация усиливается, когда он толкается мне в рот. Я расслабляюсь, когда он становится грубее, бедра покачиваются, когда он скользит в мой рот, пока его член не упирается так далеко, как я думала, я могу его завести. Его горячее семя начинает наполнять мой рот, когда я пытаюсь проглотить его. Его горячие, соленые струи покрывают мой рот и горло, а его стоны наполняют комнату. Она стекает с моих губ, смачивая мою руку, но я очищаю его языком, принимая каждую каплю его острой сладкой и кислой спермы, пока снова не сажусь на ноги.

Он срывает с себя рубашку, демонстрируя внушительные мускулы с извилистыми племенными татуировками, скрывающими зигзагообразные шрамы.

У меня слюнки текут при мысли о том, чтобы провести языком по его животу. Мои пальцы жаждут изучить его располосованное тело, пока я не узнаю его так же хорошо, как свое собственное.

— Вот, — говорит он, тяжело дыша, пытаясь отдышаться.

— Мне это не нужно, — говорю я ему, слизывая остатки спермы с рук, смахивая пропущенную каплю со щеки, прежде чем высосать ее с кончика пальца, когда мы устремляемся взглядами.

У него нет возможности размякнуть, его член вытягивается по стойке смирно, когда я улыбаюсь ему.

От него исходит резкий рык, когда он наклоняется, поднимая меня на ноги.

— Тебе не нужно платить мне. Ты мне ничего не должна, — Тулак кажется расстроенным.

Он то колеблется, то говорит мне, что я его, то говорит мне уйти, что он сделает все это ни за что.

— Хотя да. Я хочу. Ты удерживаешь меня от брака без любви. Меня продали, а ты меня покупаешь.

— Ты не собственность, которую можно купить или продать. Ты то, что нужно лелеять и поклоняться.

— Что, если я хочу быть собственностью? — шепчу я. Я дрожу, когда моя собственная похоть расцветает в моем лоне. Боль в моем сердце готова к нему. — Что, если я хочу быть твоей собственностью?

Было что-то такое освобождающее, такое сексуальное в том, чтобы уступить его телу, отдать ему свои губы в обмен на его помощь. Это было грязно и собственнически, и я не думаю, что могла бы быть более влажной, думая об этом.

— Когда все это закончится, ты сможешь жить своей жизнью, Рэй, — говорит он, качая головой. Его член уже снова напрягся. Я улыбаюсь, зная, что делаю это с ним. — Тебе не нужно возвращать мне деньги.

Я пожимаю плечами с ленивой ухмылкой.

— Мне не нужно, но после того, что мы только что сделали, я знаю, что мне это понравится.

Рая

Я ухмыляюсь, когда сижу у костра и смотрю, как Тулак бегает с Бенкой, преследуя друг друга по дорожке из камней через замерзающий ручей, уверенно и целеустремлённо идя по следу оленя.

Ну, видимо, они идут по запаху. Все, что я вижу, это два диких зверя на охоте, наслаждающиеся тем, что они делают. Я не буду притворяться, что мысль о том, что они гоняются за оленем, не вызывает у меня брезгливости, но это то, что они делают, и я не отниму у них этого.

Тулак без рубашки. При свете дня племенные татуировки, покрывающие его грудь, плечи и руки, завораживают. Черные на фоне его обветренной, слегка покрытой мехом кожи узоры замысловатые и детализированные, с ромбами, звездами, линиями и зубами. Однажды мне придется спросить его, откуда они взялись. Он настоящий мужчина, не худощавый и мускулистый, как бодибилдер, плотный и твердый. Глядя на его нынешний лагерь, я могу поверить, что он выживает таким образом и выживет, что бы мир ни бросил в него.

Что меня огорчает и радует одновременно. Печально, что ему пришлось научиться так жить, но счастлива, что он обрел некий покой. Понятно, что их с Бенкой связывает связь, выходящая за рамки видов, и Бенка принял меня так, как будто я главная самка в его маленькой стае. Что, полагаю, я вроде, как и есть.

Я слышу свист, затем низкое рычание. «Бенка». Это слово эхом разносится по речной долине едва слышным лаем, как олень, сбегающий с деревьев.

Вздрогнув, я зажмуриваю глаза, не желая смотреть, как животное разрывают на части, но, к счастью, мне это не нужно.

Бенка выбегает на открытое пространство, хватая зверя за пятки. Он промахивается, но я не думаю, что это план. Вместо этого Тулак появляется сбоку, быстро бежит, чтобы перерезать оленя. Но он прыгает чуть позже и прыгает по высокой траве, исчезая в лесу.

— Что случилось? — дразню я, ухмыляясь моему дикому мужчине.

Он качает головой.

— Не сосредоточен. Думаю о том, чтобы попробовать что-то другое, кроме красного мяса.

Я краснею и отвожу взгляд, все еще одетая только в его массивную рубашку, и знаю, что если я буду продолжать думать об этом, то оставлю мокрое пятно на пне, где он велел мне сесть.

Я знаю, что скоро мне придется столкнуться с реальностью, но, находясь здесь с ним, в глуши, мне кажется, что остальная часть моей жизни не имеет значения. Как будто это мой мир, жизнь за счет земли, забота друг о друге и ни о ком другом.

— Так это земля Пакта, — говорю я, когда он возвращается, хватая полотенце и вытираясь от пота и речной воды. — Вы все так живете?