— Показанное видомом даже мне, в ресмесле не доке, являет очевидное: не придумка Тольца ликасулюс, а подделка аркубулюса. Но сие так, лишь в том разе, если чертежи тобой представленные верны, — сообщил мне судья.

— Тут изображён ликаспулюс, — тыкнул я в соответствующий чертёж. — Явить его Тольцу, пусть скажет что сие не то, что он делает. Коль скажет — соврёт, в том ручаюсь и сам попрошу мастерам дознание провести.

— Пусть будет так.

Тольц извивался и корчился, но подтвердил. И на этом первая часть закончилась: Хрым подумал и заявил:

— Судом Корифеевым запрещаю тебе, Тольц, сих аркубулюсов, ликасулюсами тобой названными, творить и продавать. Медвежье Товарищество их придумала, их и товар это, — выдал судья. — Однако, Михайло Потапыч, ты мастера Тольца в бесчестном воровстве обвинил. А сам… Товарищество твоё аркубулюсами более года торгует. В чём воровство-то, хоть приоритет Медвежьего Товарищества тут нарушен? Запрет мной сделан, траты на изготовление — наказанием Тольцу выйдут. А ущерба ты и Товарищество твоё не претерпели.

На последнем Тольц оживился, хоть и был нерадостным. Потому что ну ладно, приоритет за Медвежьим Товариществом, всё хорошо. Но воровства, с точки зрения Хрыма, нет: есть копирование.

— Аркубулюсы, судья Хрым, творятся не просто, а сложно. И повторить их сразу не выйдет, да и не полностью. А воровство Тольца в том, что он посылами и деньгами работника мастерской совратил, получив от него чертежи из Товарищества. Чуть лик с медвежьего на волчий переправил, да мыслил как свой товар торговать.

— Поклёп! — запищал Тольц, почувствовав что запахло жареным. — Я не…

— Тихо! — рявкнул Хрым. — А доказать слова свои сможешь, Потапыч?

— А тож, — оскалился я, начав выкладывать заверенные жрецом (а, косвенно, богами) показания Рябого.

Хрым в бумаги вчитывался, к печатям и оттиску мистическому причувствовался, убедился что всё так, как есть.

— Представил Михайло Потапыч доказательства, что не подражанием Тольц занимался, а воровством. Заверенные богом и жрецом доказательства, а значит, так и есть. Посему на Тольца, вора, накладывается вира…

— Судья Хрым, прошу наш интерес учесть! — дёрнулся Куква, пока Тольц впадал в расстройство и огорчался.

— Ах да, уважаемый Куква. Ну так обозначь свой интерес перед судом, а там будем судить, — ответил Хрым.

— Начну с того, что род Куква к зловредным и преступным деяниям сего Тольца касательства не имеет, о них не знал и не одобрял. А к почтенному Михайло Потапычу — благорасположен и прервал бы сие преступные деяния тотчас, как узнал бы о них, — заухал филин.

Ну, в принципе, почти верю. Правда, без суда сам факт «преступных деяний» чёрта с два бы признали, наверняка. Но что не сами Тольца натравили, и им он не докладывался о каждом чихе — это действительно имело место быть, согласно его же собственной бухгалтерии.

— Но, при этом, мастерская рекомого Тольцешки если не по ряду, то по укладу и совести является собственностью нашего рода. Будучи обмануты сладкими речами сего прохиндея, — тыкнул он пером… пальцем в Тольца, — Не слишком сведущие в делах представители нашего рода выделели ему ссуду на мастерскую, да и не только. Так что возмущения и претензии почтенного Михайло Потапыча род Куква понимает и поддерживает. Но просит судью исключить из своего решения мастерскую, станки и прочее. Поскольку это принадлежит Куква и хоть в малой мере возместит роду урон от прохиндея Тольцишки.

После чего филин предъявил судье, да и мне (по собственной инициативе, благо в ряде ничего секретного и не было, не чертежи), ряд о выделении средств мастеру Лауму Тольцу.

— А ты что скажешь, почтенный видом? — ознакомившись с бумагами, зыркнул на меня черепах.

— Со своей стороны, уважаемые, хочу сказать: к уважаемому роду Куква я благоросположен и помню, как проливали кровь вместе. Однако, хочу указать на такой момент: в ряде, представленным уважаемым Куква, не указана «ссуда», ни прямо, ни по смыслу. Сей ряд — более имеет отношение к партнёрству, поскольку не предполагает отдачи средств, а выплачивания прибыли, без границ по времени.

— Сие скорее так, чем наоборот, — признал Хрым. — И что?

— А то, судья Хрым, что вложив деньги в дело — берёшь на себя и ответственность за результат, не в обиду уважаемым Куква будет сказано. И коли не усмотрели за Тольцишкой — то и отгораживаться незнанием неуместно.

— И всё же — не знали, почтенный, — насупился как сыч Куква. — И у вас, Михайло Потапыч, Товарищество такое же, но коли… — и замолчал.

А народ на меня зыркает, как и судья.

— Михайло Потапыч, сколь знаю, сие товарищество благородного владетеля и одарённого мастера — твоя задумка. Законов посему и нет, чтоб Товарищество описывалось. А ты в законах и укладах дока, вот и скажи сам, по совести: как рассудить? Послушаю, а скажешь толково — посему и будет, — выдал гадкий черепах.

Гадкий не потому, что спросил моё мнение — это скорее чуть льстило. Но дело в том, что в таком раскладе мне выжимать всё «в свою пользу» просто нельзя. Потому что сейчас создаётся прецедент, который наверняка ляжет в основу закона. И если Готный и его ребята «накосячат» — так и из меня начнут денежки тянуть. Ну и тот факт, что если я начну орать «всё мне, а Куква идут нахер, со всем уважением», мне серьёзно репутационно подгадит тоже забывать нельзя.

— Уважаемый судья, уважаемые. Товарищество потому и товарищество, что как приход пополам, так и расход. Или же в той мере, что рядом предусмотрено. Коль преступен один из товарищей, то преступление на второго, или других, коль их больше, не переходит. Но совместное владение товарищей от суда и возмещения убытков не защищено.

— В той же мере, что и доли в ряде прописаны, — подхватил Хрым. — Толково в таком разе. И подумать надо, — засеменил черепах в закуток.

Мы с Куквой невербально уверили друг друга во взаиморасположении, что вот прям в дёсны бы со страшной силой целовались бы, если бы не судебное помещение. Но вообще, конечно, выходил прямо каноничный подход: взаимное неудовлетворение сторон. То есть Куква бы предпочли прибрать всё ценное к когтям, уменьшая убытки, ну и отдать мне Тольца, голого и босого, на растерзание. Я бы, как понятно, предпочёл и мастерскую себе, и Тольца, и даже весь Мир. Скромно отказавшись от пары коньков — явно излишне, перебор. Но Хрым тут повёл себя как настоящий судья, хотя интересно, что за вердикт черепах выдаст.

— Обдумал я тяжбу, уважаемые. Ваши слова, свидетельство и прочее, — заскрежетал вернувшийся Хрым громким голосом. — И, судом Корифея, сужу так: Луам Тольц — вор и совратитель, виновен. А вот дальше выходит, что вина есть и на уважаемых Куква, и на почтенном Потапыче. Коль прибыль общая, так и за товарищами надлежало следить: Куква — чтоб Тольц не воровал. А Потапычу — чтоб работники продавать тайны не могли. Вина же выходит взаимная, друг перед другом, судом корифеевым не разбираемая, но вопрос, кому достанется имущество мастерской, я решил так. Коль вина общая, то надлежит всё ценное оценить, разделить пополам…

— Так почтенный Потапыч рёк про «по ряду»! — возмутился Куква.

— Видом рёк, а судья — я, — ответил Хрым. — И по ряду как бы не двадцатая часть вам досталась бы, — усмехнулся он, а Куква озадачился — он то явно считал «в свою пользу», наоборот. — И не перебивай меня, уважаемый! — нахмурился Хрым, на что Куква сделал извиняющийся жест. — Так вот, в сей тяжбе — ценности делятся пополам. Поскольку вина есть и на Потапыче, и на Кукве, хоть и не явная, а из ряда проистекающая. И надлежит, коли товарищество благородный владетель с мастером создает, сие в ряде отражать, — явно для «прецедента» выдал судья.