— Я… почтенный, тут…

— За оскорбление Млада Разич получила вызов как владетель и приняла его! — злобно и радостно прохрюкало с пола.

Ожидаемо, но неприятно. Хотя тут опять два конца палки, нужно отметить.

— А кто это там расхрюкался? — широко оскалился я. — Прохиндей и каналья! — театрально развёл я лапами, ответив на свой же риторический вопрос. — Меня вызвать не желаешь? — с заинтересованной мордой уставился на напольного свинтуса.

Свинтус явно не желал. Задрал пятак в сторону, стараясь на меня не смотреть, но на рыле имел выражение хоть и опасливое, но торжествующее.

— Или попинать тебя как следует, раз уж вызов не принимаешь, а самого почтенного меня погаными словами поносишь? — поинтересовался я.

Последнее было, конечно, возможно. Но уж больно «тухло», тем более, всякие свидетели из владеющих уже виднелись мордами в коридоре, грели уши.

— Не знаю что тебе толку с этой девки, видом, но поединок назначен и проведётся тотчас же! — прохрюкал Борич. — И я в своём праве! — задрал он пятак.

— Угу. Поединок, — покивал я с широким оскалом. — Млада, иди-ка пока к уважаемой Лисе. А ты, Борич, поднимайся. Сам про поединок хрюкал.

— Она приняла вызов! — аж завизжал свин, а эта дурында коротко кивнула, опустив глаза.

— И замечательно. Потому и говорю — поднимайся, ломать тебя буду, — сообщил я.

— Попрание чести владетельной аж в собрании!!! — завизжал Борич, видя владеющих в коридоре.

При этом этот Барисул в сторонке пытался притворится ветошью, стараясь вообще ни на кого не смотреть. Засранец и есть засранец, да и хрен с ним.

— Попрание слуха уважаемых владеющих отвратными визгами и скудоумием! — громогласно провозгласил я. — Я — поверенный владетельницы Млады Разич: словами, делами и рядом. Или тебе, визгуну, ряд явить? — поинтересовался я.

— Хрю… — натурально хрюкнул растерянный Борич.

— Вызов на поединок был и был принят, — произнёс я, на что Млада опять коротко кивнула, не поднимая глаза. — Либо признавай себя неблагородным, канальей и пустословом, — обратился я к сведшему на пятаке глазёнки свинтусу. — Или хорош валяться, не трать время моего почтенства: пошли поединок проводить.

— Хорошо же, — злобно зыркнул на меня Борич, поднимаясь.

— А ты, уважаемая Млада, — на «уважаемой» у меня с трудом не скривилась морда, — Ступай к Лисе, да обожди конца поединка.

— Хорошо, Михайло Потапыч, — пискнула она.

Посеменила из алькова, по пути бросив взгляд на братца-засранца. Который этого взгляда даже не заметил: любовался мозаикой потолка с видом непричастного слепоглухонемого.

Ну да и чёрт с ним. А я гордо вышагивал на третий этаж, к залу Собрания и месту проведения поединков. За мной, злобно хрюкая под нос, топал Борич, уже в полноценном обороте. И, кстати, в отличие от довольно антропоморфных Капросов, Борич был кабан-кабаном. Горб, густая, аж вьющаяся, пусть и короткая, шерсть, пятак в пол-рыла. Даже пальцы, пусть не перестали быть пальцами, но ороговели и заострились, не говоря о том, что было их у Борича по три штуки на руку, с одним отстоящим. И двигался, пригибаясь к полу — тут и горб, и строение нижних ходилок, явно затрудняющих свободное прямохождение. Ну и клычищи, лютые и злостные, хоть отламывай на память в комплект к околачивательным слонячьим бивням и носорожьему рогу на стене кабинета.

Вот только чего-то он хоть явно не в восторге, на спину падать не спешит или ссаться. Не то, чтобы я стремился усладить обоняние обоссавшимся свинтусом, но я ЯВНО сильнее, что прекрасно чувствуется в полноценном обороте. Значит, на что-то рассчитывает, а значит — надо не щёлкать клювом. И, опять же, чтоб его: не стоит убивать. Я — не горлорез-наёмник, а адвокат, ну а резня по линии «поверенного» довольно быстро превратит меня в общественном сознании в бретера. Кроме того, пока, несмотря на явные «разногласия» с Боричами, у них просто нет общественно принимаемой причины враждовать со мной. Это, конечно, не гарантия безопасности от всякой подковёрщины, но если я противника прибью — могут объявить мне, и именно мне, полноценную и официальную вражду. И придётся весь этот род вырезать, по примеру Феллисов, или сдыхать им на радость. Хотя беречь свинтуса, с риском для себя, тоже смысла нет: поверенный в поединке — вещь пусть не частая, но встречающаяся, ну и прибить противника, вызвавшего поверителя, вполне допустимо. Общественно приемлема же вражда в таком случае не с поверенным, а с поверителем, а Млада эта… Ну в общем, прибить свина можно, но лучше не нужно.

Дотопали до уже подготовленного зала — Кацлу плюс в карму, расстарался толстяк, гоняя подчинённых. Очевидцев набилось не меньше полусотни и, кстати, была парочка Боришен, помладше и постарше. А вот Барисула не наблюдалось — срулил в какие-то недра, засранец.

Глава Собрания, традиционно и «антрепренёр поединков», пошуршал, выясняя, с какого хрена почтенный и уважаемый изволят друг другу кишки выпускать, ну и провозгласил, что так, мол, и так, Борич имеет претензии к Младе Разич, которую замещает почтенный поверенный Потапыч. Клаш Борич поверенного не имеет, не говоря о том, что вызывающая сторона, так что изволит резаться сам. А я отстранённо размышлял, что поединки будут не только в судах, и вообще, как бы мне ни было ле-е-ень, являются нормой на Зиманде. Социум и сословие такое, что, реализуя себя как адвокат, я с высокой степенью вероятности могу участвовать в поединке. Не вполне то, чем бы хотелось заниматься, но без этого остаётся быть только независимым стряпчим.

Наконец, глава дал отмашку. Я выпустил в рванувшего на меня Борича несколько духов, подпаливших свинтусу щетину, но в остальном — без результатов. И на клычищи ему лучше не попадать, а быстрый, заррраза. Впрочем, я — тоже не муха, тем более что я, как приличный беролак, встречал свинтуса на двух лапах, а он клацал по полу всеми четырьмя копытами. Увернулся, полоснул лапой, оставив ощутимые царапины на боку свинины. Что свинину не смутило: рванула на меня снова, но как-то… Еле успел отпрыгнуть от этого свинского последователя пути «необоримого выхватывания шашки»! Дело в том, что я по движениям заметил некоторую странность, ну как-то неправильно он на клычины меня насадить метит. Ну и вместо того, чтобы рвать на меня и получить ещё раз лапой, Борич рывком сменил направление, рывком выхватив шашку и полоснув по мне. Отскочил (не охота одежду портить) небрежно принял удар шашки на когти…

— ПОТААААП! — если не паникующе, то очень настойчиво внутренне заголосил я.

«Вижу, не верещи, шебуршень», — деловито откликнулся топтыгин. — «Это не ковырялка, а кусок здорового зуба свиньи» — пояснил он. — «Так что тыкать им в себя не давай!»

Вот какое злобное, мерзкое и коварное свинство! И мне коготь сломали, блин! Отрастёт, но сам факт! Впрочем, понимая ситуацию, я встретил Борича на следующем заходе не когтями, а тесаком. На последнем, несмотря на подпущенного зверодуха, появилась ощутимая зазубрина, но шашку из копыта Борича ударом (моим и его собственной скоростью) вырвало. И притормозило шуструю свинину, так что я, мысленно поморщившись, полез обниматься.

«Не обниматься, а ломать», — экспертно поправил Потап.

Вот именно. Сказать, что было особо удобно — не выходит. Свинина с заблокированными верхними копытами метко и неприятно пиналась нижними, противно визжала и норовила мою почтенную морду насадить на клыки, мотая башкой. Что меня достало, и я, дождавшись «отвода» кабаньей морды для следующего удара, долбанул лоб в лоб, избегая клыков. Лоб был у меня покрепче, а разум — помогущественнее. Так что свин свёл глазки на пятаке, начал приходить в себя, но тут же получил ещё раз, уже в пятак. Поплыл, пустил кровавые сопли, да и обмяк: ломать его, сжимая лапами, я продолжал. Ну и сломался он, пусть не весь и полностью, но достаточно, чтобы брякнуться под мои победоносные лапы скорбной тушей.