И, по правде, обижалась. Когда услышала от Грушина, что зазывая ее домой, родители вместе с ним планировали, как их лучше вновь свести, в душу будто кислотой плеснули! Как теперь поверить в искренность отца и матери?

Когда осталась одна, еще долго не могла даже просто взять в руки мобильный телефон. Выпила кофе, походила по квартире из угла в угол... Выдохнула и решила, что хватит откладывать. Но стоило начать листать телефонную книгу, как услышала, что ключ в дверях квартиры прокручивается. Дима? Так быстро? Очень странно.

Пошла в коридор. Дима как раз заходил в квартиру. И заходил с таким выражением лица, что Катерина сразу поняла: что-то случилось. Замерла, глядя на любимого, ожидая хоть слово от него услышать.

— Ты маме еще не звонила... — то ли уточнил, то ли констатировал.

— Нет, — качнула головой.

А у самой аж похолодело все внутри.

— Катя, она мне сама позвонила. И я сразу поехал обратно домой. Ты должна знать. Твой отец в больнице. Мне очень жаль...

От слов Димы мир как будто перевернулся. Не потому ли она и возобновила общение с родителями, что они не вечны и никто ни от чего не застрахован? Именно об этом и думала, тогда... А потом снова ссоры и все остальное. А теперь ее отец... Мысли понеслись в голове хаотичным вихрем.

— Что с ним? — спросила хрипло, прислонившись спиной к стене.

Горло сдушило мгновенно. И глаза уже защипало от слез.

— Сердце. Плохо себя чувствовал. Позавчера попал в вашу местную больницу, а потом перевезли в областной центр. Я подробности не очень расспрашивал, не хотел терять время. Сразу к тебе, — объяснил Дмитрий.

— Но папа никогда не жаловался на сердце, — мотала головой и плакала.

Не могла поверить, что это все происходит наяву. Как так?!

— Катюша, дорогая, нам надо собраться. Сейчас поедем и все узнаем. Хорошо? – обнял ее крепко, утешая. — Не надо паниковать, этим мы не поможем.

— Да, — всхлипнула, закивав.

— Бери самое необходимое и выезжаем, — решительно сказал Дмитрий.

И Катя его услышала. Собралась за десять минут. Он же тем временем поднял на ноги Вадима, администратора клуба и еще нескольких работников. Всем раздал задания, объяснив ситуацию. Ремонт в клубе сейчас — не самое главное дело.

В дороге Катя почти не говорила. Так, коротко отвечала на его вопросы. А уже когда подъезжали к больнице, начала размышлять вслух:

— Почему она сразу не позвонила? Не хотела, чтобы я знала? Почему?

— Катя, остановись. Твои вопросы не туда тебя ведут. Ничего плохого никто не задумал. Просто твоя мама не хотела, чтобы ты волновалась, — серьезно сказал Дима.

— Наверное, — опустила голову. — Дима, я так боюсь... А если мои родители никогда меня и не поймут? — посмотрела растерянно.

— Ангел мой, твои родители уже все поняли. И, поверь, они тоже боятся, только, наоборот, того, что ты их никогда не простишь, — объяснял Дмитрий.

Он так уверенно это говорил... А вот Екатерине после стольких лет недоразумений, разлуки, упреков очень трудно было поверить, что родители займут, наконец, ее сторону, даже после того, как ее мать защищала тогда, возле горящего дома. Почему-то казалось, что это временный порыв. Но, даже если и так, это сейчас не самое важное. Только бы с отцом все было в порядке!

Подъехав к больнице, Дмитрий набрал мать Кати. Хотел уточнить, где ее искать. Оказалось, женщина на улице. И, уже подойдя ближе к корпусу, они ее заметили на скамейке в тени.

— Мама! — воскликнула Катерина, ускорив шаг, когда Дмитрий еще говорил с ней по телефону.

Мать поднялась и сделала несколько шагов к дочери, а потом обе как-то внезапно замерли на расстоянии метров полтора. Смотрят друг на друга и не решаются произнести ни слова.

— Инна Владимировна, как вы? Что с Григорием Анатольевичем? — Дмитрий решил взять контроль над ситуацией в свои руки.

— Я? Нормально, — махнула рукой женщина. — А... — всхлипнула и замолчала.

Судя по всему, она здесь и до их появления плакала.

— Мама, — Катя подошла чуть ближе.

— Несколько дней назад папе стало плохо. Но он об этом даже говорить не очень хотел. Вчера ушел на работу, как всегда, но вернулся еще до обеда, коллега привез. Сердце. Я сразу хотела вызвать скорую, но отец был против. А через несколько часов стало хуже. Я не послушалась, вызвала. Его госпитализировали. Сказали, что инфаркт. У нас состояние стабилизировали, но ровно настолько, чтобы можно было транспортировать. Надо было делать операцию, — снова заплакала. — Папа в операционной, Катя...

— Мама, — девушка сделала еще шаг и обняла мать.

И та, почувствовав прикосновение дочери, бросилась с крепкими объятиями в ответ.

— Прости! Дочка, прости меня, если сможешь! Я не прошу сейчас, потому что понимаю, насколько это трудно. Может, когда-нибудь... — залилась слезами.

Катя молчала. Трудно было что-то сказать, сама рыдала уже. Как давно они с матерью не обнимались!

От этих рыданий матери и дочери у Димы сердце разрывалось. Жаль обоих. Но не вмешивался. Им надо было выплакать все, что отягощало души.

Казалось, что мать не может наобниматься с дочерью. Ее можно было понять. После всего того ужаса Дмитрий и сам не мог от Екатерины и на шаг отойти, а с родителями же девушка даже говорить не захотела. Вот мать теперь наверстывает, пока есть возможность.

Сама же Катя, хоть и обнимала маму, но выглядела растерянной и будто сдерживала себя. Пыталась овладеть эмоциями, перестать плакать. Почему не давала полностью волю чувствам? Что старалась удержать в себе?

— Ой! — спохватилась Инна Владимировна, бросившись в сумочку за мобильным, который как раз заиграл. — Да! — ответила и застыла, слушая собеседника. — Правда? Спасибо! Спасибо! Да, я буду! Спасибо! — расплакалась снова и отключила звонок. — Операция прошла успешно. После обеда, возможно, пустят меня к папе, — сообщила дочери и Дмитрию, который уже подошел ближе.

Девушка как обмякла вся, выдохнула и села на скамейку, опустив голову.

— Все хорошо, доченька, — начала утешать мать, поглаживая ее по спине, и сама понемногу успокаиваясь.

— Поскольку у нас еще много времени, предлагаю пойти выпить кофе, прийти в себя и поговорить, — предложил Дмитрий.

И с ним никто не спорил. Пошли в летнее кафе неподалеку. Заняли уютный столик в уголке. Дима и здесь дал возможность матери и дочери побыть наедине. То ли просто повод придумал, то ли действительно надо было сделать несколько звонков... Дел все же было немало.

Правда, разговор не очень клеился. Долго молчали обе, устремив взгляды в свои чашки с кофе. Такое ощущение, что начать говорить для каждой — все равно что на тонкий лед ступить. И все же Катя решилась.

— Почему ты мне сразу не сообщила? Почему только сегодня Диме позвонила? — не глядя на мать, спросила.

Та вздохнула тяжело.

— Отец звонил Диме на следующий день после... — сказала, так и не глядя на дочь. — Я тоже звонила. Мы просто хотели узнать, как ты. Попросить прощения хотели. Но мы понимали, что ты не готова с нами говорить. Папа сказал, что мы должны принять это, не давить на тебя, не пытаться связаться. А ты, если когда-то почувствуешь, что готова и хочешь нас услышать и увидеть, сама позвонишь. Я поняла, что он прав, сказала себе, что надо смириться. Правда, когда отец попал в больницу, хотела сообщить, но он запретил. Сказал, что мы должны оставить тебя в покое, не мешать стать счастливой. А потом добавил, — всхлипнула, — если случится что-то, я должна тебе передать при случае, что папа любит тебя, — расплакалась и спрятала лицо в ладонях.

В душе огнем запекло! И у самой слезы потекли из глаз. Аж губы дрожали от боли и обиды.

— Как не вовремя вы решили дать мне свободу выбора, — пропустила сквозь зубы Катя.

— Я знаю, что причинила тебе много страданий, уже поняла, — закивала мать, — и мне очень жаль, что это понимание пришло через такие события. Даже подумать страшно, что могло бы произойти, если бы не Дима...