— У меня есть много фоток. Вот здесь, — достал из угла ту самую коробку, которую Катя нашла перед своей дверью, а потом выбросила на помойку. — Знакомая вещь? Я так старался, а ты...

— А я отправила прошлое туда, где ему и место, — прохрипела.

— Ошибаешься... — протянул, присев возле нее. — Ничего не в прошлом. То, что между нами, — это вне прошлого, будущего, — взмахнул рукой с бутербродом. — Это навеки! — проговорил, вглядываясь в Катю бегающими из стороны в сторону, безумными глазами. — Хочешь есть? — вдруг весело спросил.

Катя отвернулась, не в силах даже смотреть на него.

— А! Да! Тебе же условия получения пищи не подходят... Забыл, — захохотал.

Демонстративно, сидя перед Катей, доел бутерброд, а потом взялся за коробку с фото.

— Я так старался... А ты даже не посмотрела! Ничего, сейчас вместе посмотрим, все вспомним... — начал раскладывать снимки на полу перед ней.

Екатерина отвернула голову, насколько смогла. Хочет — пусть радуется фотографиям, а ей они ни к чему, хватает и присутствия самого Грушина.

— Красотка, тебе не интересно? Как жаль, — причмокнул, — потому что выбора нет, придется смотреть и слушать.

— Чего ты добиваешься? — посмотрела на него. — Хочешь причинить мне боль? Впрочем, неважно. Насколько я понимаю, осталось мне не очень долго жить. Меня просто не будет. Объект твоей одержимости исчезнет. Ты будешь жить, а я нет. Но, тем не менее, я в более выигрышном положении, чем ты. Мне есть, что вспомнить. У меня было несколько счастливых лет без тебя. А с чем останешься ты? Один на один со своей одержимостью? Больше ничего у тебя нет, потому что, если бы было что-то дорогое сердцу, что-то, что радовало бы, что-то, что ценил бы, ты бы не рисковал всем. Ты бы не вспомнил обо мне. А у тебя нет ничего. И не будет. Только безграничный нездоровый эгоизм и одержимость. С этим и останешься. Думаешь, ты меня сейчас унижаешь, ломаешь? Нет, меня тебе не сломать! Я сбежала, устроила жизнь и успела немного ею насладиться. Меня любят и уважают. Обо мне останется светлая память. А ты — ничтожество, способное только манипуляциями и силой достигать своих пришибленных целей! Завистливый, закомплексованный мальчик. Тебе никогда не хватало ума и настойчивости, чтобы чего-то в жизни достичь, поэтому и завидовал более успешным людям, называя их кошельками на ножках. Ты и дружить не умеешь, поэтому настоящей дружбе завидуешь. И любить не умеешь, потому что и сам недолюбленный, не так ли? — даже слегка улыбнулась, несмотря на боль в лице. — Повторяю: у тебя в жизни никогда ничего настоящего не было и не будет! — отчеканила каждое слово, вложив в сказанное все свои силы и эмоции. — Не нравится это слышать? Конечно, не нравится. Ты же сам прекрасно понимаешь, что это правда.

— У меня могло быть! — хлопнул кулаком об пол. — Могло быть все, что я хотел! Могло! Если бы не ты... Должно было быть все идеально! У меня были прекрасные планы! Но тебе хотелось в большой город, заниматься долбаной журналистикой! — выходил из себя, с криком стуча по полу кулаками прямо перед лицом Кати.

Глаза выпученные, ноздри раздуваются. Кто знает, возможно, снова набросился бы на нее, если бы не шум на улице. Оглянулся к окну, насторожился. Поднялся на ноги и пошел посмотреть, что происходит.

— О! Так веселье только начинается! Здесь, кажется, тебя приехали вызволять... Посмотрим, что из этого выйдет, — посмотрел на Катерину.

"...Дом окружен! Не усложняйте свое положение! Выходите с высоко поднятыми руками!" — доносилось с улицы.

Грушин просто зашелся со смеху, стоя сбоку у окна.

— Они что, голливудских фильмов насмотрелись? Недоумки!

Но Катерину этот пренебрежительный смех ничуть не задевал. Наоборот, появилась какая-то надежда, шанс на спасение. Даже почувствовала прилив сил.

— Идите к черту, клоуны! — открыв окно, выкрикнул Грушин. — Ну что, красотка, становится все интереснее и интереснее? — посмотрел уже на нее.

Катя молчала. Инстинкт самосохранения включился. Не стоит провоцировать этого бешеного. Пусть говорит, что хочет, она потерпит, послушает, пока ее освободят.

* * *

— И что? Чего вы этим добились? Разоблачили себя! И все! — эмоционально предъявлял претензии Дмитрий.

— Дима, они должны были так действовать, дать возможность сдаться... — начал оправдывать полицию Вадим.

— Сдался? — взглянул на майора, который топтался рядом. — Вы же понимаете, что мы имеем дело с больным уродом! — возмущался, активно жестикулируя. — Чего вы от него ожидали?

— Мы все понимаем. Сейчас перейдем к воплощению другого плана. Сохраняйте спокойствие. Все будет хорошо, — заверил полицейский.

Он отошел, жестом к себе позвав коллег.

— Я уже сомневаюсь, что у них что-то получится, — выдохнул Дмитрий.

— Дим, наберись терпения. Действовать резко — тоже не вариант, мы же точно не знаем, как Катя, где именно, — привел свои аргументы Вадим.

Егор промолчал, лишь глядя как-то с подозрением. И не зря, потому что Дмитрий уже просчитывал, что может сделать сам лично. Нерешительностью полиции был разочарован.

— Руслан! Руслан! — послышались вдруг крики отца Екатерины. — Ты слышишь меня? Нам надо поговорить! — родители девушки вместе приближались к воротам, видимо, чтобы войти во двор.

— Я же просил... — вздохнул Вадим, закатив глаза.

Вдруг в ночной тишине раздались выстрелы! Мама Катерины даже присела, вскрикнув, когда на уровне ее головы пролетела пуля, попав в деревянные ворота.

Из дома тоже послышались крики. Катя. Дима мигом дернулся вперед, но Вадим его придержал.

— Нет! Не смей! Что если он не промазал, а просто не целился? Ты для него более желанная жертва, чем родители Кати.

Слова Вадима не лишены здравого смысла, поэтому Дмитрий остановился. Так просто он не подставится. У него были другие планы. Ему еще Катю спасать...

— Что же ты делаешь? Парень, мы же с детства тебя знаем? — заголосила женщина. — Руслан, опомнись! Зачем ты так?

— Это вы что делаете, подскочил майор и еще несколько полицейских. Марш отсюда! — крикнул сердито.

Пригнувшись, все вместе отступили. А крики Катерины резко стихли, что заставило напрячься.

— Нет, так нельзя дальше! — решительно сказал Дмитрий.

— Дим, пожалуйста, — не выдержал Вадим. — Не мешайте работать, — пошел к полицейским.

* * *

— Вот так лучше! — заклеив снова рот Кате скотчем, сказал Руслан. — А то не интересно, когда они знают, что ты еще можешь кричать, — хмыкнул. — Странно, что тебя пришли спасать твои родители... Неудачники слабоумные! А где же твой качок? Передумал тебя спасать? Или, может, еще появится? — наклонился ближе к ней. — Ничего, я со всеми справлюсь!

Грушин резко поднялся и побежал вниз. Чем-то гремел, а потом снова вернулся на чердак, таща за собой, кажется, веревку или трос, плохо видно, еще и в ее положении. Но ясно, что длина ограничена, хватило только до верхней ступеньки.

Занятость Грушина пошла Кате только на пользу. Когда она упала на пол, старый стул под ней треснул. Девушка даже почувствовала, что из дерева вылез острый гвоздь. И довольно удачно, возле узла на ее заведенных назад запястьях. Однако, пока Грушин был на чердаке, не сводил с нее глаз, поэтому не было возможности перетереть узел. А этой его возней воспользовалась. Почувствовала даже, что что-то удается.

— Все готово. Устроим кое-что яркое, взрывное... — хихикнул.

И уже через некоторое время Екатерина почувствовала запах газа. От осознания задуманного Грушиным аж похолодела вся. Ему абсолютно безразлично на то, сколько людей может пострадать!

Руслан снова дернулся к окну. Катя поняла, что именно привлекло его внимание, вернее, кто: соседский пес. Ни с того, ни с сего зашелся лаем. Грушин снова схватился за оружие и выстрелил несколько раз.

— Не советую вам меня раздражать! — воскликнул и закрыл окно.

* * *