— Да! — вскинулся я. — Он лодку не заметит?

— Она сильно дальше, — уверил меня Лука. — Хват на шухере останется, если что — вниз шутиху скинет, и мы на лодке уйдём. Но можем не успеть. Ты покрутись там, посмотри, чтоб никто незаметно не подобрался. Просто сигнал подашь, а сам не при делах. Держи.

Я принял дудку и вот так сразу соглашаться не стал, вместо этого спросил:

— А Рыжуля? Если всё сорвётся и придётся из города когти рвать, сюда за ней вернётесь?

— Нет, — мотнула головой девчонка. — Мы с Мелкой у раковой заводи ждать станем.

Так и подмывало сказать Луке, что на стрёме могут постоять Сивый или Гнёт, но нет, конечно же — нет. В Яме от них толку не будет. Это я по той округе пошляться успел, а они точно в неприятности угодят, ещё и нас в них втянут.

Я перехватил вопросительный взгляд Рыжули, отвернулся от девчонки и с тяжким вздохом уточнил:

— В открытую за вами идти или втихаря проследить?

Лука ненадолго задумался, потом решил:

— А проследи, пожалуй! Только не от Чёрного моста, а от Фабричного. Мы там к Яме с набережной сворачивать будем.

Чертовски не хотелось ввязываться в это гнилое дельце, но отказаться не было никакой возможности, поэтому сказал:

— Сделаю!

О своей доле справляться не стал. Не из-за денег это всё.

Совсем не из-за них.

Караулить парней я взялся на набережной чуть выше Фабричного моста. Вышел сильно заранее и поужинать не успел, поэтому накупил у лоточника пирожков и встал на углу дома с таким расчётом, чтобы нырнуть в переулок сразу, как только замечу своих. Ещё и бульварным листком прикрылся, который к ногам ветром поднесло. Ну чисто — школяр.

Впрочем, даже если Гусак или Яр меня углядят — не страшно. Отбрешусь.

Так и простоял до самых сумерек, десять раз заскучать успел, пока не приметил Луку, который нёс на руках Плаксу. Рядом с важным видом вышагивал Яр, а чуть позади топали Хват и Гусак.

Пока они шли по набережной, долговязый жулик беспрестанно озирался и высматривал слежку, а вот уже на подходе к Яме обогнал всех и двинулся первым, ещё и картуз на затылок сдвинул, открыв взглядам встречных уродовавшее лоб клеймо. Оно будто неким пропуском служило, к ним не цеплялись. Я — другое дело. Меня хмурые молодчики пару раз останавливали. От одних отбрехался, с другими разошёлся, зажав в руке стилет.

Вдогонку издевательски засвистели, но и плевать. Главное, без драки обошлось. Ещё повезло, что наши не успели затеряться в столпотворении Широкой. Нагнал их, пристроился сзади. Быстро темнело, но идти на дело было пока ещё слишком рано, поэтому Гусак свернул к одной из пивных. Вокруг выставленных на улицу бочек толпились выпивохи, Лука с Плаксой и Хват уселись чуть в сторонке на завалинку, Яр аккуратно опустил под ноги какой-то мешок и прислонился к стене. Гусак наведался в забегаловку и вернулся с четырьмя кружками пива.

Чего это он расщедрился?

Парни завели разговор, нисколько не опасаясь, что их погонят прочь, а вот мне приходилось не только присматривать за ними, но и следить за местными хищниками. Хоть и знал теперь несколько нужных имён, только, если зевну и возьмут в оборот, могу и не выкрутиться. В итоге я встал на углу через три дома, небрежно прислонился к стене и принялся в подражание бывалым ухарям чистить ногти остриём стилета. Меня сразу будто бы даже замечать перестали, только это всё до поры до времени. Принесёт нелёгкая босяков позадиристей или подвыпивших молодчиков — хлебну лиха.

К парням, к слову, несколько раз подваливали разные мутные типы, но после недолгого общения с Гусаком все они неизменно отходили. Не удалось даже понять, были это его знакомые или случайные люди.

Солнце давно скрылось за крышами домов, небо окончательно потемнело. В кабаках и борделях затеплились огоньки свечей и керосиновых ламп, на улице разожгли где фонари, а где костры. Приглянувшийся мне угол оказался чужой территорией, но я без труда нашёл общий язык с застолбившими его балаганщиками. И даже грош в перевёрнутый цилиндр кинул, когда троица музыкантов заиграла весёленькую мелодию, а разбитная грудастая деваха взялась постукивать по бубну, крутить бёдрами и зазывать прохожих.

Понемногу от ближайших кабаков подтянулись зеваки, и я затерялся среди них. Так и переминался с ноги на ногу битый час, не спуская глаз с парней. Те время от времени начинали выяснять отношения, но всякий раз очень быстро успокаивались; Гусак даже принёс себе и Луке по второй кружке.

Но я всё равно места себе не находил. Маетно было на душе. И «маетно» — это ещё мягко сказано.

Чужая округа, где ничего не стоит нарваться на неприятности, сомнительное дельце, подельники, от которых так и воротит. И Рыжуля с Мелкой на берегу. Пусть к раковой заводи никто, кроме обитателей Гнилого дома, дороги и не знает, но мало ли?

Уж скорее бы со всем этим закончить! Пусть бы хоть какая-нибудь ясность появилась! Сорвём куш или нет. Заплатим оброк Бажену или будет нечем. Останемся в Черноводске или придётся уносить из города ноги. Пойду я завтра просить Горана Осьмого пристроить меня в приют или встречу утро, сплавляясь вниз по реке. А если сплавляясь — то на лодке или с перерезанной глоткой. Такого ведь тоже исключить было нельзя.

Черти драные! Да чего они медлят-то⁈

От пивной парни отошли, когда я уже окончательно извёлся. Ничего не стоило потерять их в толчее, поначалу пришлось едва не наступать на пятки, а вот на тихих узеньких улочках вновь поотстал — пусть тёмные рубаха и штаны в глаза и не бросались, но они вовсе не превращали меня в невидимку. Гусак время от времени оглядывался, потеряю осторожность — приметит.

Но остерегаться приходилось отнюдь не только этого. Хоть столпотворение и осталось позади, не спал и квартал, через который мы сейчас шли. Бродили от притона к притону едва стоявшие на ногах молодчики, кто-то заходил в курильни, кого-то выбрасывали за порог. Предлагали бесплатную первую затяжку зазывалы, цеплялись к прохожим пьяные шлюхи.

Огоньки самокруток в подворотнях и глухих проходах, едкий запах табака и сладковатый аромат дурман-травы, тихие голоса и отчаянная ругань. Все чувства обострились до предела, но мало-помалу улица опустела, только всё так же яростно облаивали чужаков цепные псы. Дальше парни свернули в боковой проход, и почти сразу послышался скрип петель, я поспешил следом и едва не опоздал: успел заметить лишь, как закрывается калитка.

Вела та на задний двор двухэтажного дома. На окнах — ставни. И — тишина.

Пришли?

Я повертел головой по сторонам и рванул к сараю, выстроенному на краю соседнего двора. Подпрыгнул и ухватился за край крыши, затем подтянулся, упёрся ногами в стену и забрался наверх, где и распластался на досках. Миг выжидал и прислушивался, затем осторожно пополз вперёд. После чуть приподнялся на локтях и осмотрелся.

Хват и Плакса расположились под каким-то навесом, а Лука и Гусак оттащили в сторону деревянный щит, до того закрывавший тёмный провал в земле. Яр достал из мешка две лампы и заправлял их керосином. Вспыхнул огонёк спички, следом загорелись и фитили светильников.

Одну лампу Лука, Плакса и Гусак унесли с собой, вторую Яр установил на нижних ступенях спуска в канализацию.

— На кой? — спросил Хват.

— Если ноги делать придётся, — пояснил Яр. — Они налево ушли, мы направо рванём. Там рядышком ещё один спуск есть. Уведём погоню за собой.

— Какую ещё погоню?

— Умолкни! — потребовал Яр и ушёл под навес. — Сядь и не отсвечивай!

Наступила тишина, и я задумался, как быть дальше.

Пусть с крыши сарая и просматривался тянувшийся вдоль задворок переулок, но оставался ещё и сам дом. А ну как подельники Гусака затаились именно там? Лука вернётся с товаром, тут его под белы рученьки и примут!

Но этому я помешать в любом случае не могу, зато непременно замечу отсюда всех, кто решит подобраться к калитке по переулку. А меня — нет, меня тут не разглядеть. Подать сигнал всегда успею.