Без случайных жертв не обходился ни один прилив, но так близко к Гнилому дому мертвецов ещё не находили. Я бы ещё задержался и даже наведался в переулок, но уже начинало поджимать время, пришлось махнуть босякам рукой и двинуться к Чёрному мосту. Телега покатила в том же направлении, монах преспокойно уселся на неё с краю и свесил ноги, а вот совсем ещё молоденький монашек в серой рясе с алым шнуром адепта вместо того, чтобы присоединиться к нему, упорно месил сандалиями дорожную грязь. То ли брезговал приближаться к накрытому дерюгой телу, то ли ему просто не по рангу было.
Порыв ветра приподнял край накинутой на тело ткани, мелькнула серая кисть. Ссохшаяся кожа туго обтянула кости и суставы, ногти пожелтели, и бежавшая за телегой мелюзга восторженно заголосила. Старший монах что-то резко сказал адепту, и тот, к вящему разочарованию мальчишек, вновь укрыл мертвеца дерюгой.
Я на пробу сделал глубокий вдох и неприятной стылости не уловил. На улице пахло печным дымом и воняло конским навозом да нечистотами из сточных канав, не более того. В груди больше не пекло, и только опять прорезавшаяся хромота не позволяла наравне с горожанами радоваться грядущему празднику.
Ну да — празднику! Сегодня ведь праздник! Всякий раз после небесного прилива во дворы выносились столы, а дома украшались флажками и гирляндами. Нищих ждала щедрая милостыня, уличные музыканты и фигляры из балаганов могли рассчитывать на хорошие сборы, шлюхи и карманники — тоже. Что-то перепадёт и босякам: подвыпившие горожане не станут гнать чумазых приблуд, уж кусок пирога сегодня мог получить каждый.
Ещё — кулачные бои. Стенка на стенку, двор на двор, улица на улицу. Дорожную грязь и пустыри выбитыми зубами засеют, прямо скажем, щедро.
Подумал об этом и вдруг поймал себя на мысли, что как-то внезапно расхотелось идти в монастырь. Нет, я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что угроза сломать ногу, если не отработаю лечение, отнюдь не была шуткой — найдут и сломают! — но всё же начал замедлять шаг и отставать от телеги.
Не хочу, не хочу, не хочу…
Но чего именно?
Поскрёб затылок и сообразил, что почему-то не хочется приближаться к Чёрному мосту. Так и тянуло двинуться к соседней переправе, пусть даже при этом и выйдет немалый крюк.
Что за ерунда⁈ Неужто боюсь столкнуться с вечно отиравшимся у моста Угрём и его корешами? Ну прицепятся они ко мне, и что с того? Как прицепятся, так и отцепятся!
Нет! В другой раз я бы мог и прислушаться к дурным предчувствиям, но сейчас окончательно разболелась нога, так что наплевал на всё и вслед за телегой решительно двинулся к Чёрному мосту.
Зря-зря! На той стороне наткнулся на давешнего охотника на воров и парочку его жутких псов.
«Это не к добру, — мелькнуло в голове. А ещё подумалось: — Точно ведь меня караулит, паразит!»
Меня ведь, так?
Чёрт…
Глава 9
3–4
Охотник на воров стоял, его драные псы сидели, я шёл.
А что мне ещё оставалось? Развернуться и пойти обратно? А смысл?
Заметил уже! Поверну назад, шавок своих драных вдогонку отправит. Даже если и не меня ждёт, всё равно отправит непременно. Не стоило его вчера так уж откровенно задирать, но не удержал языка за зубами, и что же теперь — из-за этого с моста в реку сигать? Пыжик — невелика птица, да и не знаю, с кем он связался и что натворил, с меня взятки гладки. Вчера всё сказал.
От ясного понимания своей правоты у меня даже нога болеть перестала, зашагал дальше спокойно и уже без малейшего намёка на хромоту.
Нечем меня легавому прижать! Нечем!
Всё так, да только охотник на воров глядел с каким-то очень уж недобрым любопытством, и уж не знаю, чем бы всё это обернулось, не случись маленькое чудо. Юнец-адепт невесть с чего встрепенулся, подскочил к ехавшему на телеге собрату и указал тому на псов. Монах без промедления спрыгнул на мостовую и двинулся прямиком к хозяину страхолюдин. Резко бросил что-то ему, и легавый нехотя полез за пазуху, вытянул какие-то бумаги.
Не иначе и вправду непростые у него псы!
На ум пришли страшилки о заточённых в телах животных духах, стало неуютно, не сказать — жутко. Не из-за россказней и баек, коими пугали друг друга малолетние босяки, передёрнуло от воспоминаний о вчерашнем приливе.
Я ведь точно духов видел! А они — меня!
Но это было вчера, а сегодня я переборол неуверенность и прибавил шаг. Миновал отвлёкшегося на разговор с монахами легавого, обогнал съехавшую с моста и неспешно покатившую вверх по Нагорной улице телегу с мертвецом и тут же вильнул в сторону при виде вывалившей из переулка ватаги парней с чаеразвесочной фабрики. Бритые наголо ребята нацелились было на компанию купчишек, пузатеньких и пьяненьких, но к этим развесёлым молодчикам цепляться не рискнули, а вот одинокого босяка по случаю праздника могли и поколотить. Я спрятался от них за тумбой с объявлениями.
Ватага потопала прочь по набережной, мной заинтересовался разве что продавец бульварных листков.
— Мёртвая пехота Южноморского союза негоциантов осадила Тегос! — завопил он, тряся газетой. — Антиподы отступают! Канонерки Черноводской торговой компании обстреливают порт с моря!
Я отшил мальчишку, и тот потопал прочь, голося во всю глотку:
— Только у нас! Все последствия небесного прилива! Есть жертвы!
Тут бы и мне дальше двинуться, только взгляд вдруг зацепился за знакомое лицо. Точнее — портрет. На тумбе. Среди прочих.
Сверху значилось: «Ян Простак, он же Мокрый». Снизу пометили: «вор и убийца», а награду за этого типчика назначили ни много ни мало в сто целковых.
Целое состояние! А для босяка так даже не одно!
И сомнений быть не могло — именно этот разыскной листок показали мне ухари, именно этот дядька наведался к звездочёту незадолго до его смерти!
Ян Простак, он же Мокрый!
Вор и убийца! Но — не колдун. Просто вор и убийца, таких в Черноводске пруд пруди. А ведь звездочёта чарами сгубили!
И как же так?
Миг я бездумно пялился на разыскной листок, потом сбросил оцепенение и поспешил дальше. Даст Царь небесный, мне с этим ухарем столкнуться не доведётся, ну а если не свезёт, непременно его узнаю и буду готов.
К чему? Да у нас всё просто: бей или беги. Ещё отбрехаться попробовать можно, но тут уж как получится. Сложно кому-то голову задурить, когда свинчаткой в висок прилетело или нож под рёбра сунули.
Подумал об этом и сразу выкинул из головы, поскольку сегодня был не тот день, когда можно безбоязненно уходить в себя. Навстречу то и дело попадались компании мужиков помоложе и покрепче. Они куда-то целенаправленно шествовали, попутно задирали друг друга и свистом приветствовали всех мало-мальски симпатичных девиц. Явно намеревались показать удаль молодецкую на кулачных боях или играх в мяч и на улице не безобразничали, но зацепишь такого плечом — выхватишь.
Из харчевен выносили столы, всюду сновали лоточники, продавцы всякой всячины и просто сомнительные личности. Шарманщики крутили ручки своих музыкальных ящиков, гармонисты раздували меха, терзали смычками струны скрипачи. Пить почтенная и не очень почтенная публика взялась с раннего утра, а кто-то ещё ночью за воротник закладывать начал.
На одной из площадей поднимали шатры заезжие балаганщики, захотелось поглазеть на них, но нет, нет и нет. Времени в обрез, как бы не опоздать.
Нищих на паперти церкви Серых святых оказалось видимо-невидимо, среди стекавшихся туда со всей округи горожан я то и дело подмечал карманников и прочее жульё. Мне в толпу лезть не пришлось: брат Тихий стоял у ворот, и вид у монашка был угрюмей некуда. Я поначалу решил, что ему попросту претит в такой день возиться с каким-то приблудным босяком, неладное заподозрил, только когда во внутреннем дворе монашек пинком повалил мятое жестяное ведро и указал на колодец.
— Набирай!
Объяснений я требовать не стал, беспрекословно выполнил распоряжение, прихватил половую тряпку и вслед за монашком поплёлся к мрачной часовенке. Нисколько не удивился, когда мой провожатый распахнул дверь подвала и объявил:
