– Если они живут под землей, то они и под нами есть? – Олиша обрадовался, что Одиф вот так спокойно разговаривает с ним. Это случалось очень редко, обычно старший брат не возился с младшим. Ему интереснее было общаться со своими друзьями. Одиф считал, что рядом с Олишей ему нужно вести себя строго, как взрослому. Да и, если честно, раздражала его эта малышня.

– Нет. Нас защищает стена. Она не только на поверхности, но и под землей.

– Но ведь как-то они пробираются сюда.

– Говорят, что стена с годами прохудилась, она уже не такая прочная.

– Но ведь она и под землей могла прохудиться…

– Не думай об этом. Если Готрин не паникует, значит, у него все под контролем. И вообще, поменьше разговаривай! Здесь вокруг звери!

Но Олиша призадумался. Очень трудно не думать о том, о чем тебе говорят не думать. Оно как-то само думается.

– Было бы хорошо, если бы мы жили в центре, – шепотом заметил Олиша, не решившись высказать все свои рассуждения.

– Хорошо бы, – согласился Одиф.

– Говорят, в центре вода течет прямо в жилище

– Врут. Как ты себе это представляешь?

Олиша пожал плечами. Он, и правда, не знал подробности, но Тора как-то рассказывала, будто бы так и есть.

– Только если часть реки каким-то образом отделилась и потекла в тот большой дом? – Одиф заметно сердился, и Олиша не мог понять – почему. – И где она – эта часть? Что-то я никаких ответвлений не видел. И вообще, я уже жалею, что взял тебя с собой! Ты совсем не умеешь вести себя, когда опасно! Если еще скажешь хоть слово. пойдешь домой! Один!

Олиша замолчал. Идти обратно одному не хотелось. Но если Одифу было так страшно, чего он сразу не сказал? Начал так подробно рассказывать про пещерников. Сам же разговор поддержал, а теперь злится. Олиша молча плелся за братом, разглядывая его напряженную спину. Одиф то и дело останавливался, чуть пригибался, прислушивался, пристально вглядывался в корявые холмы, пытаясь рассмотреть среди куч длинное серое тело пещерника. Олиша больше не отвлекал его.

– Вон жилище Готрина. Давай быстрее! – Одиф обернулся и, снова ухватив брата за куртку, вытолкнул впереди себя.

– Ну чего ты меня все время за шкварник хватаешь? – обиделся Олиша, поправляя задравшуюся одежду. – Что я, слов не понимаю, что ли?

– Если бы понимал, шевелился бы, – буркнул Одиф.

Они еще только подошли к входу, а дверь уже приоткрылась и оттуда показалась взъерошенная голова Готрина, как будто он только и делал, что стоял с той стороны и ждал, когда же к нему кто-нибудь придет.

– Чего вам? – недружелюбно спросил он, закатив глаза к небу.

Олиша поежился от этого его слепого взгляда, да и Одиф, похоже, трухнул, потому что начал мямлить что-то невнятное:

– Мать… это… нам бы что-нибудь… вот, пришли…

– Вижу, что пришли. Судьбу испытываете? – строго спросил Готрин. – Жить надоело? Или не знаете, что пещерники вышли?

Олиша совсем сник. Он знал, что старик его не видит, но на всякий случай спрятался за брата.

– Мать болеет, – оправился от растерянности Одиф. – Плохо ей совсем. С постели не встает. Помоги ее вылечить.

Готрин вздохнул, помолчал немного, а потом отступил в сторону, освобождая проход.

– Заходите, – сказал он.

В жилище тускло горела лампа. Так тускло, что войдя с улицы, Олиша и Одиф совсем ничего не могли рассмотреть в темном помещении. В нос ударил резкий запах железа. Олиша даже удивился: железом пахло в жилище Миары, но ее отец постоянно режет и греет металл, со всей округи ему в починку несут ведра и другие вещи. А у Готрина-то откуда железо? Через мгновения запах стал тяжелее, тягучее, в нем стали угадываться нотки чего-то другого, знакомого и в то же время неузнаваемого. Он окутывал и давил, мешая дышать. Теперь он уже казался сладковатым, но по-прежнему неприятным. Хотелось сглотнуть, но каждое сглатывание лишь вызывало новый приступ тошноты.

– Что с матерью-то? – спросил Готрин.

– Кашляла сильно. Сейчас жар, горит вся и с постели не встает, – пояснил Одиф в темноту.

Одиф и Олиша мялись у порога, пока Готрин возился в своих запасах, гремел какими-то склянками. Постепенно глаза привыкли к темноте. Олиша увидел сначала девушку, лежащую на высокой постели у стены прямо напротив входа. Длинные черные волосы беспорядочно разметались по подушке, но лицо не закрывали, как будто кто-то заботливо убрал их. И конечно же, этот «кто-то» – никто иной как Готрин. Кому же еще тут этим заниматься? А лицо девушки было безобразно распухшим и покрыто темными пятнами. Невозможно было понять, кто это. Даже родная мать сейчас не узнала бы ее. Рука, лежащая поверх одеяла, забинтована тряпицей, на которой запеклась кровь. Девушка шевельнулась и слабо застонала. Готрин тут же дернулся к ней.

Чуть в стороне, на полу лежал еще один человек. Этому, видать, совсем было плохо. Его рваные раны даже не были перевязаны, некоторые, особенно большие лишь прикрыты кусочками ткани. Но ран на нем было так много, что в пору было всего его закутать. Да и выглядел он как-то… как неживой… Это была очень страшная, уродливая картина, но Олиша не мог отвести взгляда. Он все присматривался к человеку на полу, пытаясь уловить хоть малейшее движение, хоть едва заметный вздох. Олиша понял, что это за запах наполнил комнату. Так пахнет кровь. И смерть.

«Это и есть те двое!» – догадался Олиша.

Увиденное шокировало его. Он не думал, что схватка с пещерником может быть настолько опасна, что последствия этой схватки, эти раны выглядят вот так… Не героически, не красиво, а наоборот, страшно, мерзко, жутко. От чего хочется спрятаться, и уж точно не обсуждать с кем-нибудь. Олиша поежился и обхватил себя руками. Пожалуй, напрасно он хотел встретиться с пещерником. Теперь как-то совсем не хочется.

– Вот, возьми, – Готрин протянул Одифу сверток. – Добавляй в питье. А пить давай почаще.

Одиф поблагодарил старика и направился к выходу. Олиша устремился за братом, напирая на него и чуть ли не наступая ему на пятки. Лишь бы поскорее выйти отсюда. Поскорее вдохнуть воздуха и избавиться от этого надоедливого запаха.

– А вы смелые парни. Как вы обратно-то? Дойдете? – запереживал старик.

– Дойдем, – уверенно ответил Одиф.

– Целых пять дней на улицу не выходили! Это невыносимо! – шепотом возмутилась Тора.

– А чего тебе там нужно? За червями не терпится сходить? – так же шепотом усмехнулась Лана, зная, что Тора терпеть не может это занятие.

Говорить громко было нельзя, потому что их младшая сестра спала, и мать постоянно на них шикала, стоило им только забыться и повысить голос.

– Там, наверное, небесные тела уже в одно слились… – недовольно ворчала Тора, жалея, что может пропустить такое величайшее событие, которое случается раз лет в пятьсот.

Девочки давно привыкли к подобным мерам. Теперь им разрешалось ходить к бабушке только через проходы под землей. И не известно, сколько все это еще продлится. Сколько на этот раз придется прятаться? Обычно период агрессии у пещерников бывает дней пятнадцать–двадцать. Но обычно они и выходят уже после сезона ветров. Каждый год в определенное время пещерники выбирались из своих нор и кружили вокруг территории, ограниченной стеной. С некоторых пор они стали пробираться и в само поселение. От них не было спасения. Пещерники бросались на любую живую добычу. Особенно сильно доставалось людям, живущим на окраине, ведь их жилища были почти на поверхности и никак не соединялись с соседними. Не то что жилища в центре. Пещерники шастали и здесь, вот только эти люди могли спокойно жить под землей и подолгу не выбираться наверх. Если, конечно, у них были запасы. Впрочем, особенно удачливые могли и здесь поохотиться на крыс – в подвале. Крысы в это время тоже прятались подальше, а, точнее, поглубже от пещерников. Поэтому в подвалах их становилось видимо–невидимо. Казалось, теперь их можно было хватать голыми руками, да не тут-то было: попасть в крысиное скопище было не менее страшно, чем встретиться с пещерником.