Князь дверь уже открывал. А открыв, почему-то застыл на некоторое время, вглядываясь. Потом повернулся навстречу выходившему из кабины пилоту и сказал странным голосом:
– Слушай, лётчик, ты куда нас привёз?
–А ты что – на радостях деревню свою не узнал? – неподвижное, одутловатое лицо тронула тень усмешки.
– Да уж… я бы узнал. Было бы чего… – Князь отрывисто хохотнул, так, словно его неожиданно ткнули под дых.
Я и Рыжик дружно сунулись к двери. Григорий был прав – мы приземлились не в Кулиге. Там самолёт садился на лугу возле села, здесь же мы оказались посреди большого поля, и никаких признаков жилья рядом в помине не было. Поле, правда, было укатано, и все обозначения стояли, как и полагающаяся такого рода аэропорту будка. Но если и ждали здесь самолёт, то никак не в это время – ни одной живой души на поле не появилось. Я взглянул на часы – вместо положенных двадцати пяти минут летели почти сорок.
– Н-ну, и что теперя делать будем, – Князь молодцевато выскочил на укатанный снег, фертом прошёлся около самолёта. – А, авиация, где мы находимся-то, хоть скажи? Или ты на нюх летел, без компаса?
– Да нет, мужики, всё как положено шёл, по приборам. Сам не знаю, как такой номер вышел. Я вообще-то первый раз в вашем районе, – лётчик в замешательстве растирал мазутное пятно по всей щеке.
– Может, по рации с районом связаться? – несмело вставил Рыжик.
– Да не работает рация, – безнадёжно махнул рукой пилот. – Надо обратно в район лететь, не попасть нам в Кулигу вашу.
– Какой район, какой район! – взвился Князь. – Ты это брось! У меня по программе сегодня в пять баня, а в семь я должен на свадьбе быть. Так что давай в Кулигу.
– Да я бы рад, – усмехнулся лётчик, – только вот в какую сторону лететь…
– Слышь, парень, звать-то тебя как? – шагнул вплотную к лётчику Князь.
– Фёдором…
– Так вот, Федя, слушай сюда. Место это я узнал – Залужье, отсюда до Кулиги рукой подать. Как взлетаем – сразу вправо забирай, тут тебе и Кулига. Так что давай, Фёдор. А то время уже три часа.
– Ох, не знаю, мужики…
– Чего не знаю? Чего не знаю-то!? Давай-давай, Федя. Всё путём.
Фёдор обошёл вокруг самолёта, осмотрелся.
– Мужики, не вырулить мне тут на взлёт, вон та хламина мешает.
На пути самолёта стояли тракторные сани. С какой целью они были тут оставлены, трудно было догадаться.
– Это какая хламина? Сани, что ли? Так мы их сейчас уберём. Ну-ка, Коля, подсоби. А ты, Володька, стой тут, куртку порвёшь, – Князь уверенно двинулся к саням. Но остановился. – А где Пашка? Эй, Артюха! – Он подбежал к самолёту, заглянул во внутрь. – Во, даёт! Спит, сурок! Си-илён! Артюха, не спи, замёрзнешь, рейс закончен и трап подали. Не-е, вот что значит бабу молодую заиметь: в Паденьгу летели – спал, обратно летим – опять спит…
– Чего шумим? – благодушная физиономия Павла зависла над Князем. Заспанные глаза, щурясь от мартовского солнца, не спеша оглядели окрестности.
– Иди сани двигать, чуда ты дремотная. Видишь, мужики пересажаются…
Фёдор с Рыжиком как раз в это время взялись за угол саней и тщетно пытались хоть чуть приподнять их.
– Так мы это чего, не в Кулиге, что ли? – ещё раз неторопливо оглядевшись, спросил Павел ровным голосом.
– Силён, Артюха, соображаешь. В точку попал – не в Кулиге мы, – хохотнул Князь. – Ошибка инженера Феди – летели в Кулигу, а увидели фигу.
– А-а, – понимающе протянул Павел, не выразив, однако, никакого беспокойства по поводу услышанного. Он ещё некоторое время постоял в задумчивости, а затем, вроде как нехотя, его высокая, сутулая фигура вывалилась наружу и вразвалку зашагала к пыхтящим над неподъёмными санями мужикам.
– Эй, ребята, вы не так, не так делаете! – крикнул Князь. – Так не взять, подважить надо. Федя, дай-ка топор, вагу вырубить. Топор у тебя в самолёте есть?
Фёдор, сразу отпустившись от саней, взглянул на Князя почти оскорблённо:
– Ты чего, паря. Откуда. Ты бы ещё вилы попросил…
– Ну ты, лётчик, даёшь! Топора – и того нет. Да как же ты летаешь, без топора-то?
Мазутная щёка пилота даже дёрнулась от возмущения:
– Это же са-мо-лёт, Гриша, а не телега с лошадью. Что мне делать, топором твоим, в самолёте? Если только некоторым пассажирам мозги обухом вправлять…
– Чего-о! Разговорчив, я гляжу, ты стал! – Князь выпрямился: грудь колесом, взгляд в упор.
– Эй, куда сани поставить? – отвлёк ссорящихся бас Артюхова. Все оглянулись. Павел, пока шли эти пререкания, подошёл к саням и, взяв за переднюю поперечину, без особого усилия поднял их. Теперь стоял, держа передок на уровне пояса.
– Ну ты герой, Артюха! Здоровья в тебе! – восхищённо выдохнул после общей паузы Князь. Рыжик, между тем, подскочил, засуетился вокруг Павла, приговаривая: «Паша, пособлю сейчас, Паша, пособлю». Быстро снова взялся за сани Фёдор, подскочил и я, но поскользнулся, упал, и падая, повалил Рыжика.
– Сюда, давай сюда, Артюха, – уже распоряжался в стороне Князь решительным голосом, и Павел с Фёдором послушно потащили сани в указанную сторону.
– Всё, не мешают больше, – отпустился Фёдор. Павел протащил ещё немного, резко бросил. Закурили.
– Так что – тронули, – щелчком отбросив окурок, Фёдор решительно зашагал к машине, мы за ним.
– Как взлетим – вправо, Фёдор, забирай, вправо. Точь в Кулиге будем. Пять минут, и я в бане, – наставлял его сзади Григорий.
– Только предупреждаю, мужики: у меня топлива мало, не до разлётов, – через плечо бросил Фёдор, влезая в кабину.
Вновь трясло, болтало, скрипело, ревело на взлёте. Ко всему прибавилось ещё какое-то странное дребезжанье, доносившееся из кабины пилота. Казалось, сейчас начнут отлетать с пульта многочисленные приборы и покатятся через раскрытую дверь по грязному полу пассажирского салона.
Князь, севший впереди, только взлетели – всё крутил головой, глядя то в один, то в другой иллюминаторы, а затем решительно полез в кабину пилота. Что он говорил Фёдору – было не разобрать, только всё показывал рукой вправо. Выйдя от пилота, что-то объяснял Рыжику. Тот согласно кивал. Я тоже суетился вначале, то и дело поглядывая вниз на бесконечное однолесье, щедро прорезанное причудливыми изгибами речушек, да прямотой редких просек и дорог, белевших среди лесного многоточья. Но холод вновь дал о себе знать, и вскоре я опять был занят лишь своими совершенно закаменевшими ступнями. Да и села никакого внизу всё не было видно.
Глава 2. Князь
– Это, что ли, твоя Кулига? – донёсся сквозь рёв мотора голос Фёдора, обращённый к Григорию. Тот захлопотал опять, прильнул к окну, затем снова влез к лётчику и зарокотал там, размахивая руками. Чувствуя, как радостно толкнуло сердце, сразу забыв про бесчувственные ступни, я жадно ткнулся в стекло, предвкушая знакомые пейзажи родного села, но при этом отметил краем глаза недоумение на лицах Павла и Рыжика.
Разглядеть толком ничего не успел, а вскоре взгляд скользил уже по верхушкам густого осинника. Через несколько секунд сильно тряхнуло – приземлились. Пока самолёт замедлял бег, я увидел, как от аэропортовской будки отделилась небольшая фигура в шубе до пят и направилась к нам. Самолёт встал, винт выключенного двигателя, утихая, допевал свою монотонную песню. Фигурка между тем приблизилась и оказалась дедом в очках, имевшем, кроме шубы, из-под полы которой торчали подшитые валенки-баржи не по ноге, ещё и странную шапку-ушанку с татарским верхом. Князь, с явно растерянным видом, пошёл открывать дверь, бормоча: «Что это мы, не долетели, что ли …».
– Эй, дед! – крикнул он, запустив во внутрь волну холодного, но приветливого мартовского света. – Какая станция?
– Чево? – дед потянулся к раскрытой двери левым ухом, сдвинув набекрень остроконечный верх.
– Деревня, говорю, какая, пень глухой!
– Чево? А-а, деревня-та… Так Усть-Ляльма будет.
– Как!?
– Усть-Ляльма, говорю, – насколько хватило сил, выдохнул дед слабеньким голосом.