– Вы слышите голоса? – спросила женщина, поправив очки на носу.

– Только что слышал. Ваш, – ответил я без издевки, восприняв вопрос быстро и плоско.

– Я имею в виду в голове, – пояснила миссис Тернер. – Вы общаетесь со своим внутренним «Я»? Поймите, это нормально. Внутренний голос становится первым собеседником человека, когда он еще не умеет выражать свои эмоции и чувства иначе, как капризами.

К тому времени я провел в кабинете психолога не меньше часа, ответил на глупые вопросы теста, на подобие: «Вы когда-нибудь хотели причинить себе боль?» – да, сразу после того, как прочитал это. Я вытерпел хриплое дыхание миссис Тернер, когда та проверяла мои ответы, но, услышав прямой вопрос, на который не было вариантов ответа, я задумался. Почему-то мне казалось, что от ответа зависит, ни много, ни мало, моя судьба.

Порассуждав со своим внутренним голосом, я ответил:

– Да, общаюсь. Честно говоря, это он заставил меня ответить.

Я состроил гримасу наподобие той, что бывает у клоуна на детском празднике, когда он пытается развеселить кого-то, но в итоге доводит до слез. Миссис Тернер осталась при нейтральной мине, не выражающей ничего кроме железного спокойствия, как бы говоря: «Я видала экземпляры и покруче».

– Вы ответили, что время от времени стараетесь оградиться от окружающих людей. Почему? – спросила психолог.

– Люблю бывать один. Компании быстро надоедают.

– Так было всегда или что-то изменилось в последнее время?

Я задумался, поднял голову к потолку, заглянул в окно, увидев раскачивающиеся на весеннем ветру деревья. Заметив плавные движения, я почувствовал, как они притягивают меня. Мне захотелось сесть на подоконник, просунув ноги через решетки, какие были в этом здании на окнах каждого этажа, и раскачиваться вместе с ветвями.

В памяти всплывали картинки из детства. Ладони перед глазами расходятся, и я вижу несколько лучших друзей с праздничными колпаками. В центре стола, прямо передо мной, торт с горящими свечами. Огонь такой красивый. Через него взбитые сливки кажутся розовыми. Я приближаюсь к торту. Друзья сидят с надутыми щеками, чтобы случайно не задуть свечи вместо меня. Я обвожу их взглядом и слышу, как кто-то шепчет на ухо: «Не забудь загадать желание». Я делаю глубокий вдох и разом заставляю огонь исчезнуть. За столом поднимается гул аплодисментов.

– Дэниель? Все в порядке?

Миссис Тернер отрывает меня от мыслей. Я стал замечать за собой, что порой отвлекаюсь от действительности и могу пропускать все мимо ушей. Такого раньше не было, и мне становится страшно. Что со мной?

– Да, – ответил я, придя в себя.

– Отлично. Мне повторить вопрос, или вы его помните?

– Я уже ответил на него, – сказал я, осматривая комнату заново, узнавая в знакомых деталях что-то новое, что доставляло мне дискомфорт. – Раньше со мной такого не было.

Я заерзал на стуле. Принятая несколькими минутами ранее, поза показалась неудобной. Я подтянул штаны, сел. Закинул ногу на ногу. Поднялся, чтобы приспустить брюки, давящие на живот и вызывающие рвотные позывы, вернулся на место. Голова закружилась, руки отяжелели и упали вниз со стула.

Я не выношу тишины. Говорите! Говорите, черт бы вас побрал! Только не тишина. Только не…

– Вот, возьмите, – женщина протянула мне бумажный пакет, сопроводив это действие надежной улыбкой.

Вырвав пакет из рук, я заполнил его всем тем, что подпирал туго застегнутый ремень. Спустя десять секунд я откинулся на спинку стула, сжимая в кулаке тяжелый пакет с рвотой, словно это была фляга со спиртом, после глотка которого по телу распространилось тепло.

– Спасибо, – сказал я, вытерев рот. – Так на чем мы остановились?

– Вы говорили о Капитане. Он дает о себе знать время от времени, так ведь?

Я выпрямился, не сводя взгляд с женщины, занимавшей добрую часть своего скромного кабинета. Ее пышная грудь лежала на столе за баррикадой сложенных в замок пальцев. На покрасневшей коже шеи проступила морось. Психолог поправила очки, и я услышал голос:

– Эта сучка лжет! Она знает обо мне из рассказов мисс Блю. Ты не говорил ей ни слова.

Моя рука дернулась, едва не расплескав содержимое бумажного пакета, когда я услышал голос, похожий на гром, доносящийся со всех уголков тесного кабинета. Я замялся, осматриваясь в поиске того великана, кому мог принадлежать бас.

– Он снова что-то сказал? – спросила миссис Тернер. – Скажите, что именно?

Я не знал, можно ли доверять этой женщине. Все складывалось хуже некуда. Мисс Блю, мой психотерапевт, направила меня в кабинет номер тринадцать, к психологу, сказав, что со мной лишь побеседуют, больно не будет.

– Ложь! – сказал голос. – Тебя ждет адская боль! Они прикуют тебя к постели с плесневым матрасом и будут пичкать таблетками, уколами, пока ни затихнет не только мой голос, но и твой собственный. Ты превратишься в овощ, в зомби, сидящего на колесах только для того, чтобы волочить никчемное существование, отмечаться в журнале психбольницы, что ты не представляешь угрозы для общества.

Руки затряслись. Пакет с блевотой растекся по полу. Я хотел было что-то сказать, но губы не смыкались, голова начала отрицательно кивать, набирая все большую амплитуду. Стул подо мной раскачался, и я опрокинулся назад, зажмурился, предвосхищая удар, но его не последовало. Я открыл глаза и увидел крошечные глазки миссис Тернер, стоявшей за мной и контролировавшей мое состояние. Она не дала мне упасть.

Я знал проверенный способ избавления от судороги – упасть лицом вниз с кровати или начать биться головой о стену. Принято считать, что сумасшедшие делают это из-за навязчивых идей, однако на самом деле большинство из нас пытается заглушить голоса, почувствовать хоть что-то, кроме навязчивых мыслей, даже если это что-то – боль.

– Смотри, – говорит миссис Тернер сверху. – Мы сделали эту фотографию в прошлом году.

Психолог протянула мне фотографию в деревянной рамке с пластмассовым стеклом. Персонал больницы заботится о каждой мелочи, пытаясь обезопасить нахождение здесь пациентов. Я сверил фотографию с той, что несколькими минутами ранее разглядывал на стене. Она исчезла, стало быть, миссис Тернер сняла ее, чтобы показать мне.

– Узнаешь себя? – спрашивает она.

Узнаю ли? Я пришел сегодня на прием к мисс Блю. Успел даже заблудиться в одинаковых коридорах, не знал, где находится десятый кабинет, куда у меня была запись на тринадцать часов. Я в этом месте впервые, черт возьми!

Миссис Тернер мягко обхватила мой указательный палец и поднесла к одному из пациентов на фото, стоявших в серой пижаме на дворе стационарного отделения для душевнобольных. Я почувствовал приятный запах духов, тепло человеческого тела, забыв про корявую речь психолога, про идиотские вопросы теста.

– Вот, смотри. Лысый, со шрамом на голове, – ее голос струился, как родниковая вода, пробившаяся сквозь толщу земли и залежи горных пород, его хотелось слушать, прильнуть к плечу и наслаждаться. – Ты хотел себе модную прическу, но не смог усидеть на месте, и парикмахер задел твою голову, помнишь?

Я незаметно кивнул, хотя память была скомкана, и разобрать в виднеющихся из кома буквах нечто знакомое, было невозможно. Я доверился миссис Тернер. Она помнит все лучше меня.

– Только посмотри, какой ты тощий, – сказала она. – Нам было нелегко с тобой, но мы справились. С твоей помощью. Ребенку нелегко пережить гибель родителей. Особенно такую… Но мы уже очень близки к победе. Капитан скоро замолчит.

Мне ничего не оставалось, как устремить взгляд на женщину, которая верила в меня. Я потерял свою личность, потерял прошлое, но будущее, как уверяла миссис Тернер, еще можно было спасти. Тогда, глядя на лысого мальчугана с перекошенным в попытке улыбнуться лицом, я не узнавал себя. Я не мог поверить, что спортсмен в одночасье окажется рядовым.

– Скажи, чтобы эта шлюхина дочь облизала мои яйца, если думает, что ее внушения помогут тебе, – гонгом послышался голос Капитана. – Ты мой, Дэниель!