– О ком ты говоришь?

– Мать честная! Управляющий взял задатком половину стоимости номера на пять ночей. Наверняка рассчитывал, что мы можем опоздать или не приехать вовсе, чтобы присвоить себе легкие деньги. Попадись он мне, я бы три шкуры содрал!

– Ты перевел мои деньги, не сказав ни слова?

– Твои деньги? У нас все общее, забыл? Мы даже одежду одну носим. К тому же, в тот момент ты выбирал, какого цвета трусы запихнуть в рюкзак, я не хотел тебя отвлекать.

– И сколько же ты перевел?

– Знаешь, о чем тебе стоит думать? Как бы я ни старался предостеречь, ты снова и снова попадаешь в неприятности. Разуй глаза! Посмотри, где ты находишься! Это чертов подвал! Все еще переживаешь за деньги, которые я потратил на убежище, чтобы избежать всего этого?

Свет обжигал веки. Когда я открыл глаза, тьма расступалась какое-то время, прежде чем я смог осмотреть место, где нахожусь.

Капитан оказался прав. Серый, мрачный подвал с плесневелыми пятнами грунтовых вод на стенах. Тело окоченело от холода и позы: кисти рук стягивала тугая веревка за спинкой стула, точно такая же, как на скрещенных щиколотках. Я пошевелился, и по телу прошел разряд боли, казалось, конечности медленно отрывают от туловища, чтобы я смог прочувствовать каждую рассеченную клетку кожи, услышать треск костей.

Напротив меня была лестница. Некоторые ступени сгнили, треснули или вовсе обрушились. Кем бы ни был мой похититель, он хотел, чтобы я страдал не только физически, от невыносимой боли свежих ран и заломленных сухожилий, но еще и морально, глядя на путь к спасению, будучи практически на первой его ступени, но без возможности подняться наверх.

Я проклинал себя за пропущенный поворот, за все, что мог припомнить за вот уже десять лет знакомства с капитаном. Не просто знакомства, а своеобразного симбиоза. Впервые я услышал его на уроке физкультуры в школе. Теперь уже сложно представить, что я всегда был одним из самых спортивных учеников, выносливым и сильным. Все изменилось в один день. Я стоял на старте с Эл, всматриваясь в сигналы учителя, которому оставалось лишь опустить руку, чтобы мы бросились к финишной черте. Я бежал в паре с девчонкой, потому что она мне нравилась, а ей нужен был зачет по стометровке. Она считала, что, если будет гнаться за тем, кто быстрее нее, покажет лучший результат.

Мы отставили одну ногу, отвели руки, чтобы в нужный момент взмахнуть, разрезав воздух. Эл услышала: «Старт!» и бросилась вперед. Я же пересек линию и обмяк, потому что Капитан сказал:

– Слабак. Не мог придумать ничего лучше, чтобы добиться ее внимания. Она просто пользуется тобой, ты же знаешь.

Эл получила зачет. Все посмеялись над ней, решили, что я пошутил, согласившись помочь. Я сделал вид, будто так и было. Эл сказала, что не заметила, как я отстал на старте. В этих словах я услышал подтверждение голоса Капитана.

Он частенько говорил то, о чем я лишь иногда втайне от самого себя догадывался. Капитан раскрывал мне суть вещей, говорил, что учеба неважна, лучше друга, чем он, не найти, и вообще люди непредсказуемые и опасные. Так в конечном итоге Капитан стал моим единственным собеседником.

– Хватит скулить, – сказал Капитан, услышав мои мысли. – Мы не одни.

Он заставил меня вновь посмотреть на лестницу, и тогда я понял, что он имел в виду. На одной из ступеней сидел черный кот с повернутой набок головой и изучал мое жалкое бормотание.

При виде кота я вспомнил ночь. Не знаю, какое сейчас время суток, но человеческий взгляд из-под кошачьей морды я никогда не забуду. Я не сомневался, что передо мной был тот самый кот, который вился у моих ног и впивался когтями в кожу. Последнее, что должно было уметь делать это существо, – издавать голос.

Я смотрел коту прямо в глаза. Я где-то слышал, что животные не любят человеческий взгляд. Не знаю, так ли это на самом деле, но сидящий передом мной кот смотрел на меня в ответ, не двигаясь, даже не моргая.

Капитан молчал. Я был наедине со своим похитителем и старался соображать. Будь со мной здесь капитан, он бы так и сказал: «Соображай, недотепа, твоей шкуре грозит опасность».

Что делают в подобных ситуациях в фильмах? Не тогда, когда на тебя уставился кот, а когда ты приходишь в себя в подвале, связанный. Я никогда не любил геройские фильмы, с еще большим недоверием относился к фильмам ужасов. Так что первым, что мне пришло в голову, был жалобный крик, попытка пронзить бетонные стены писком в надежде, что поблизости есть тот, кто не останется равнодушным.

На деле же все обстояло иначе:

– Что тебе нужно? Зачем было меня похищать? – говорил я обездвиженному коту. – У меня нет денег, я живу в однушке в старом районе и выношу мусор только по нечетным числам. Черт!

Голос сорвался. Вдобавок к слезам, означавшим осознание безнадежности ситуации, я вспомнил, что забыл вынести мусор. День, другой, и остатки еды испортятся, поднимется смрадный запах. Только если… я вернусь домой и застану этот кошмар.

У меня тряслись руки. Постепенно дрожь дошла до ног, и тогда мое тело одолела такой силы судорога, что ножки стула застучали о бетонный пол. Мои мышцы, каждый их квадратный сантиметр, словно сжимали тески, мешая крови и кислороду двигаться в нужных направлениях. Тело искривилось, из приоткрытого рта потекли слюни, легкие перестали принимать воздух. Ходящий ходуном стул наклонился вперед, раскачался и замер на мгновение на задних ножках. Не смыкающий до того с меня глаз кот моргнул и ожил: зевнул, потянулся. Стул повторил движение маятника, из моего рта проступила пена, я мычал капитану, что нуждаюсь в его помощи, но оказалось слишком поздно.

Я откинулся на спинку стула и почувствовал, как тот накренился и вот-вот грохнется на пол. Кот заметил то же. Он запрыгнул на меня, перевесив в сторону спасения, и сбил темп судороги.

Я кричал Капитану:

– Спаси! Я вот-вот сдохну! У меня начался припадок.

Но он молчал. До тех пор, пока мы оба не взвыли от боли.

Кот махнул острыми когтями и оставил три симметричных разреза на моей груди. Я очнулся, и меня вырвало. В мозг снова поступил кислород, сердце закачало кровь по венам.

Первый приступ случился на приеме у психолога. Женщина в круглых очках, сером пиджаке с приподнятым воротом и копной седеющих волос, заколотых спицами, следила за каждым моим движением. Когда я зашел в кабинет, она сказала:

– Добрый день, молодой человек. Меня зовут миссис Телнел.

Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться в голос. Психологу, которого мне назначил психотерапевт, на вид было лет пятьдесят, хотя короткая стрижка, яркая губная помада и вызывающий цвет лака для ногтей, могли скрывать еще десяток-другой. При первом же взгляде на нее мне показалось, что плохо скрываемая усмешка ударила по ее самолюбию. Я хотел было выпалить что-нибудь остренькое, что в подростковом возрасте делал не хуже задир, издевающихся над младшими школьниками, но сдержался. Я мог вывести из себя любого, но вид миссис Тернер с ее картавым языком, подсказал мне, что не стоит атаковать. По крайней мере, пока.

После приветствия, не размениваясь на любезности, психолог выдала мне несколько листов с тестами. Слушая ее громкое дыхание, я думал, что она смотрит на меня, следит не только за выбранными вариантами ответов, но и за тем, как долго я изучаю задание, и это вызывало во мне волны смеха. Я до последнего считал, что решаю тесты только потому, что миссис Тернер не хочет со мной разговаривать, боясь столкнуться с насмешкой.

Когда я закончил, психолог изучала ответы, что-то помечала на листочках, пока я барабанил пальцами по столу, изнемогая от тишины и безделья. Тогда еще во мне было столько энергии, что хватило бы, чтобы обеспечить работу атомной электростанции, как говорили иногда некоторые учителя.

Я изучал кабинет психолога. На стенах висели почетные грамоты и сертификаты, рисунки, очевидно, детские, поскольку напоминали скорее мазню левой пяткой, нежели визуализацию мыслей, а также фотография, где миссис Тернер стояла в окружении каких-то людей на фоне серого четырехэтажного здания, от какого веяло холодом. Тогда я еще не знал, что спустя несколько месяцев буду называть это место домом.