– В чем дело, моя Бесс? – хрипло сказал он, нежно беря ее за плечи и усаживая к себе на колени.

– Не пора ли нам завести еще одного ребенка? – Она прижалась к нему.

Алекс рассмеялся.

– Так быстро? Все будут думать, что я совершенно не забочусь о тебе. Если меньше чем через два года мы вернемся из свадебного путешествия с двумя детьми, меня назовут грубым животным, а на тебя все будут смотреть с жалостью.

Рука Бесс скользнула в распахнутый ворот рубашки Алекса и прижалась к теплой, покрытой волосами широкой груди.

– Мне плевать на это, дорогой. Скорее всего, женщины будут завидовать мне.

– Баловница! – пробормотал он. – Ты самое соблазнительное существо из всех, которых я когда-либо видел. Дорогая, если ты хочешь ребенка, ты его получишь.

– Когда, Алекс? – беззастенчиво спросила она, наклоняясь и нежно кусая его за ухо.

Алекс не ответил. Будучи человеком действия и считая, что в подобных случаях слова излишни, он просто поднял ее на руки, поднялся по лестнице в спальню и закрыл за собой дверь.

Окли-холл, Англия

Декабрь 1931 года

Бесс никогда не надоедал вид из окна ее спальни. Сейчас, в канун Рождесва, перед ней открывалась сказочная картина. Весь день хмурились облака, но последние три часа сыпал снег, как будто благостный Господь Бог взрезал над Сурреем набитую гусиным пухом подушку.

Река Идеи, вьющаяся между берегами, поросшими высокими дубами и ясенями, была покрыта пятнами сверкающего голубизной льда, а дорога к ближайшей деревне, Южному Годстону, вся оказалась заваленной только что выпавшим снегом. И с каждым часом Бесс все более и более сомневалась в том, что по ней сможет проехать карета.

Хотя было всего лишь четыре часа пополудни, уже наступили сумерки. На засыпанную снегом улицу из окон ее дома падал снег.

Бесс нахмурилась. Зрелище было замечательным. Но она смотрела на эту красоту из окна своей теплой, уютной спальни. Тот же, кто путешествовал, преодолевая необычно толстый снег, вероятно, не столько любовался красотами природы, сколько проклинал связанные со снегопадом неудобства. Зак, наверное, приедет совсем окоченевшим. Но больше всего в данный момент Бесс беспокоило то, что он мог вообще не приехать.

Если к западу погода еще хуже, то Зак может решить переждать метель в гостинице. Тори, Джейсон и Сесили страшно огорчатся, если лишатся на Рождество своего любимого дяди Зака. По правде говоря, Бесс тоже расстроится, и Алекс, безусловно, испытает то же чувство. Последние четыре года Зак проводил Рождество с ними.

Отвернувшись от окна, Бесс подошла к туалетному столику, на котором в беспорядке валялись склянки с духами, разнообразные головные гребни и кусок изумрудно-зеленой ленты, оставленный ее горничной после того, как она сделала ей вечернюю прическу. Найдя расческу, Бесс начала было приводить в порядок выбившиеся из-под шиньона пряди волос.

– Не причесывай их, – раздался от двери низкий мужской голос. – Ты же знаешь, как мне нравится вид этих кудряшек на твоей прекрасной шее.

От голоса мужа, в котором слышалось восхищение, Бесс не только почувствовала, как вздрогнула, но, так как сидела напротив зеркала, даже увидела его. Они были женаты вот уже десять лет, и все же одно его присутствие – звук голоса, весь облик – по-прежнему волновало ее. Отложив расческу, она повернулась к мужу с радостной улыбкой на устах. И замерла как статуя, не в силах оторвать взгляда от одетого с иголочки франта.

Единственной переменой в наружности Алекса Викема за все время их совместной жизни была седина на висках. Фигура его осталась по-прежнему стройной, мощной и мускулистой. Глаза были так же ясны и оказывали на Бесс столь же гипнотизирующее действие, как и раньше.

Он насмешливо приподнял свою черную бровь.

– Я надеюсь, что правильно понимаю значение выражения на твоем лице, моя Бесс. Находишь ли ты меня столь же привлекательным, какой нахожу тебя я?

Закрыв за собой дверь, Алекс прошел по бежевому абиссинскому ковру и подошел к туалетному столику. Положив руки на резную спинку кресла, он нагнулся и прислонил щеку к щеке жены так, что теперь они оба смотрели в зеркало.

– Я рад, что ты оделась в зеленое, – прошептал он ей на ухо. – Это такой веселый цвет. И теперь мы с тобой прекрасно подходим друг другу. Но что лучше всего, этот оттенок делает твою кожу такой свежей… что ее хочется целовать. – Он наклонил голову и запечатлел на выступающей из-под кружевной отделки платья выпуклости груди долгий поцелуй.

Подняв руки, Бесс запустила нетерпеливые пальцы в его густые шелковистые волосы и задыхающимся голосом произнесла:

– Ты негодяй! Разве можно так искушать меня? Ты же знаешь, что в гостиной нас ожидают дети и с ужином нельзя опаздывать, иначе повар будет винить нас в том, что гусь пережарился.

Алекс поднял к ней раскрасневшееся лицо.

– Мне нет никакого дела до сочного гуся, когда прямо здесь могу насладиться глупенькой маленькой гусыней.

– Какая чушь, – со смехом ответила Бесс.

Алекс улыбнулся, громко чмокнул ее в щеку и выпрямился. Он подошел к окну и, подобно Бесс, стал вглядываться в ранний вечерний сумрак.

– Кроме того, – сказал он, – почетного гостя еще нет, и я боюсь, что до его приезда у детей не будет никакого аппетита.

– Только у детей? – лукаво спросила Бесс.

Алекс бросил на нее смущенный взгляд.

– Что ж, признаюсь, я тоже немного озабочен. Сейчас не лучшее время для путешествий. Надеюсь, что он не застрял в каком-нибудь сугробе.

– Заку тридцать два года, дорогой, – сказала Бесс, – и он вполне разумный человек.

Думаю, что если он решит, что дорога опасна, то остановится в гостинице. И тебе с детьми придется набраться терпения и подождать до завтрашнего утра.

– Такие аргументы могут удовлетворить взрослого человека, но дети будут расстроены, – возразил Алекс.

– Знаю, но что делать, – согласилась Бесс. – Надо будет занять их какими-нибудь играми. Джейсон любит играть в «Путь в Иерусалим».

– Это потому, что Джейсон всегда выигрывает, – заметил Алекс с ноткой отцовской гордости в голосе. – Мальчик совсем не дурак.

– Точная копия своего отца, – улыбнулась Бесс.

Грудь Алекса гордо выпятилась, но затем он заметил ехидное выражение лица Бесс.

– Ты надо мной издеваешься, – с упреком сказал он.

– Нисколько, любимый, – серьезно ответила она, перебирая пальцами пряди своих волос. Но, заметив в его темных глазах знакомый ей озорной огонек, вовремя спохватилась. Такой взгляд обычно предвещал какую-нибудь выходку с его стороны, вроде сражения на подушках или страстной любовной игры. Она понимала, что сейчас у них не было на это времени, но если бы не это…

– Мама? Папа? Вы здесь? Можно нам войти?

Бесс кинула на мужа лукавый взгляд.

– Само Провидение спасает нас. Благодаря детям гусь у нас сегодня будет сочный.

– Но я оставлю гусыню напоследок, – предупредил он.

Бесс рассмеялась и крикнула:

– Входите, дети!

Возглавляемые Тори, один за другим вошли трое детей.

Тори была небольшого роста, но, обладая острым умом и самоуверенной манерой поведения, выглядела гораздо старше своих лет. В дополнение к этим свойственным взрослому человеку чертам характера она отличалась веселым нравом, поэтому ее общество всегда доставляло удовольствие окружающим. Обожая приключения, Тори вовлекала Джейсона и Сесили в различные опасные игры, но она же научила их просить прощения с такой ангельской искренностью, что они редко подвергались суровым наказаниям.

В довершение ко всему, Тори была красива – своеобразной, несколько экзотической красотой. Бесс замечала в лице девочки изящные черты Тэсси, но золотистые глаза и мелькающее в них время от времени гордое выражение, несомненно, достались ей от Зака.

Джейсон, которому исполнилось восемь, был, как и сказала Бесс, точной копией своего отца, которого он просто обожал. Мальчик был уже выше Тори, очень строен, почти худ, но крепок, как боевой таран, – сравнение, которое Бесс находила весьма подходящим: он, вечно бегая, натыкался на что-нибудь. Джейсон был впечатлительным ребенком и чувствовал себя обязанным защищать сестер, что ярко продемонстрировал, посадив синяк под глазом сыну викария, который имел неосторожность обозвать Сесили толстухой.