Пак Сумин опустила ладонь на затылок Ли Кён-Сука и прижала его голову к себе, чувствуя как его руки поднимаются все выше и выше, а совершенно ровное и спокойное дыхание немного холодит шею. Разве оно должно быть таким? Разве он сейчас не должен задыхаться от бушующих в его молодом теле гормонов, ведь даже если ему платят, но вытворяя подобное нельзя оставаться равнодушным. Пак Сумин чувствовала, как постепенно сбивается и ее дыхание, так как Ли Кён-Сук может оставаться таким спокойным, словно змей? В твердом касании Кан Ён Сока было больше жизни, чем во всех поцелуях Ли Кён-Сука. Она почувствовала, что перед тем, как между ними взмыла ледяная северная стена, он чуть-чуть, но дрогнул. Как дрогнул бы любой живой человек. Все последующие его действия — лишь проявление воли.

Но как сдерживается Ли Кён-Сук?

— Хватит, — сказала Пак Сумин, но Ли Кён-Сук даже не отреагировал. — Я сказала, хватит!

Девушка с силой толкнула в грудь актера, который уже почти взобрался на нее сверху.

— У нас еще полтора часа, нуна, — напомнил Ли Кён-Сук.

— Я не в настроении, — ответила Пак Сумин, отворачивая в сторону голову, чтобы не смотреть в это прекрасное точеное лицо.

— Вам все равно придется оплатить это время по двойному тарифу, — мгновенно собрался Ли Кён-Сук, — ради вас мне сегодня пришлось срочно отказать госпо…

— Проваливай, — раздраженно бросила Пак Сумин.

В доказательство своих слов она потянулась к небольшому клатчу, из которого достала тугую пачку десятитысячных купюр и бросила их в Ли Кён-Сука.

Актер ловко поймал деньги, провел пальцем по краю пачки, прикидывая сумму, после чего ослепительно улыбнулся и напоследок сказал:

— Благодарю за щедрые чаевые, нуна.

— Выметайся, — не глядя бросила Пак Сумин.

Как только актер-жиголо скрылся за дверью, Пак Сумин потянулась за налитой рюмкой и, не чувствуя вкуса, опрокинула в себя соджу. Почему все стало так сложно? Зачем ее семья внезапно решила избавиться от нее?

Когда на совете объявили, что она больше не может прохлаждаться и должна заняться работой в одной из компаний конгломерата, Пак Сумин даже подумать не могла, что ее засунут в InterConnect. Это точно было дело рук ее двоюродного брата Пак Минхо. Этот ублюдок вечно ее донимал и еще с малых лет заявлял, что именно он рано или поздно заполучит место главы Pak Industries, унаследуя компанию от ее дяди, сводного брата отца Пак Сумин.

У Пак Ки Хуна было двое сыновей и два внука и внучка в лице Пак Сумин. Девушка никогда не претендовала на лидирующие позиции, оставляя всю эту возню мужчинам. Тем более, у нее был отец, который и заботился обо всех клановых вопросах. Папа всегда повторял юной Сумин, что для наследования компании она всегда может привести в семью достойного зятя, который примет дела после него.

Отца не стало, как не стало и его планов. Пак Сумин осталась с довольно большим личным фондом, а еще с долей в компании, которая причиталась отцу на правах сына главы Пак Ки Хуна.

И именно за эту долю сейчас развернулась борьба. Ее дяде и кузену было мало того, что она не вникала в дела компании. Они решили отобрать у нее все, подговорив не только деда на этот эксперимент, но и всю ближнюю и дальнюю родню, которая не претендовала на долю, но стремилась выслужиться перед новым хозяином.

Деду осталось недолго, это понимали все, в том числе и Пак Сумин. И пока он жив, она должна доказать, что чего-то стоит. Чтобы хотя бы вырваться из этой ситуации и взять свою долю Pak Industries деньгами. Но подобное решение может принять только глава компании. Если она не справится до смерти Пак Ки Хуна — останется на улице. Хотя, вполне возможно, ее просто больше никто никогда не увидит.

Вопросы о том, как ей быть, разрывали голову Пак Сумин. Не помогал ни элитный клуб, ни соджу, ни другие развлечения. Мысли роились в ее голосе, рискуя разорвать череп изнутри. Но была мысль, был вопрос, в существовании которого Пак Сумин даже не хотела себе признаваться.

Почему после встречи с Ли Кён-Суком, после этих нежных касаний и мягких поцелуев от красивого и услужливого мужчины, у нее из головы не идет грубая ладонь непокорного северянина на ее запястье?

Последующая неделя прошла относительно спокойно. Хоть я и купил себе новые очки, по совету госпожи Юн Хян Ми перешел на контактные линзы, да и люди относятся к человеку в очках с толстыми стеклами все же немного предвзято. В конце недели на банковский счет пришли деньги. В InterConnect платили дважды в месяц, и по-своему это было удобно. Никогда не возникало вопросов, как дотянуть до зарплаты, ты всегда был при деньгах.

Выплата пришла еще стажерская, за последние две недели, так что это были несчастные семьсот тысяч вон, большая часть из которых уйдет на оплату аренды моей коморки. Но у меня имелись кое-какие накопления даже после приобретения техники, так что я был решительно настроен отправиться за покупками.

Мне нужна была нормальная одежда, ведь я больше не дрожащий стажер, а молодой сотрудник отдела! А значит, пора прикупить пару рубашек и брюк, ремень, новые туфли и, возможно, даже пиджак. Некоторые коллеги ходили в пиджаках, хоть это было и не обязательно, и я вполне понимал этих мужчин. Пиджак крайне удобная и практичная одежда: летом в нем легко, поздней весной и ранней осенью — достаточно тепло, чтобы не носить куртку. Ты всегда выглядишь в пиджаке более презентабельно, чем в обычной одежде, даже если он сидит на тебе отвратительно.

Единственное, что я оставил неизменным — короткую стрижку. Пусть я и начал отращивать волосы, подражая южанам, но торчащие над ушами клочки бесили. Так что в парикмахерской мне чуть приподняли затылок и бока, сделав классический «горшок», который отлично укладывался двумя «шторами» на лбу. Я все больше и больше начинал походить на местного. Хотя, к моему удивлению, не все правильно восприняли мою новую стрижку.

— Я думала, ты опять подстрижешься коротко, — заявила Джин Су, когда мы вдвоем вышли на обед и попить кофе на кухне.

— С чего ты взяла? — спросил я, отправляя в рот очередной комок риса.

— Ну, у тебя же красивая голова, я думала, ты так хвастаешься, — ответила девушка.

— В смысле, красивая голова? — удивился я.

— Ну, почти у всех корейцев плоский затылок, — ответила девушка, похлопав себя ладонью по шее. — Поэтому и носят объемные прически, чтобы не показывать этот кошмар. А вот айдолы и актеры наоборот, временами стригутся коротко, чтобы похвастать головой. Особенно те, кто недавно отслужили в армии.

Я смотрел на Джин Су и не мог поверить в то, что слышу. Форма головы? Люди здесь на самом деле хвастаются формой своего черепа? Я конечно знал, что на юге все сильно иначе, чем дома, но о подобных вещах слышал впервые.

— Да ладно, — ответил я, опуская ладонь на затылок и щупая собственный череп. — Ты думала, я головой хвастаюсь?

— Угу, — ответила Джин Су. — А ты не знал?

— Не имел ни малейшего представления, — честно ответил я. — Коротко я стригусь, потому что привычно. И удобно. Да и выбор стрижек на севере не очень большой.

— Двенадцать причесок, одобренных партией?

— Они самые.

— Тогда чего передумал? — спросила Джин Су.

— Решил отращивать, чтобы больше походить на местных, вот и все, — ответил я.

— О чем печалитесь, новички?

Ким Бон-Со пружинящим шагом вошел на кухню и сразу же отправился к кофемашине.

— Хён, скажи, у меня красивая голова? — спросил я.

— Макнэ, тебе не нужно искать моего одобрения в таких вещах… — с прыгающими огоньками в глазах ответил Ким Бон-Со.

— Да я не об этом!

— Точно?

— Хён! Джин Су рассказала, что на юге стригутся коротко, чтобы похвастать формой головы! — выпалил я. — Соответственно, у меня есть два вопроса…

— Дай угадаю второй, — сказал Ким Бон-Со, протирая рожок кофемашины салфеткой, чтобы окончательно убрать следы старого жмыха.

— Так вы на первый-то и не ответили, хён…