Самым сложным было не смотреть пограничнице в глаза.

Я протянул насквозь фальшивый паспорт гражданина КНР старого образца, который годился только на то, чтобы подняться на борт самолета в стране третьего мира. Любая маломальская проверка моментально вычислит липу, но это мне и было нужно. Я не являлся шпионом Севера, я наоборот хотел сдаться. За спиной успешный переход границы с Монголией, покупка билета на самолет и уже через четыре часа я оказался здесь, на стойке пограничного контроля аэропорта Кимпхо в Сеуле. Конечно же, маршрут через Юго-Восточную Азию был в разы популярнее, но там меня могли ждать. Так что пришлось искать брокера, который переправит меня в монгольские степи. Но все это уже позади.

Я в Сеуле.

Едва завидев мои документы, милая на вид пограничница аккуратно подняла руку, давая кому-то знак.

— Господин, пройдемте.

Мужчина в штатском появился прямо за моей спиной и аккуратно положил ладонь на плечо, будто бы намекая, что дергаться мне не стоит. Вместе с ним, держась в трех шагах позади, пришли и несколько людей в форме, но говорил и активно действовал только этот человек, в простом коричневом пиджаке и небрежно затянутом галстуке-удавке, которые носят, судя по просмотренным мной сериалам и фильмам во время жизни в Китае, клерки и офисные сотрудники среднего звена.

Подавив желание пробежаться по лицам сопровождающих глазами, я упер взгляд в пол, коротко кивнул и покорно последовал за сотрудником службы безопасности.

Отличительная особенность всех беглецов — закрытость и недоверие, нервозность, а значит, я должен вести себя именно так. Я просмотрел сотни интервью и репортажей о беглецах, пока ждал липовый паспорт. За документы мне пришлось отвалить почти восемьдесят тысяч юаней, не говоря о стоимости перехода границы, дороги до Улан-Батора и билета на самолет до Сеула. Я хорошо изучил, как мне нужно вести себя во время прибытия в пункт назначения.

Но вот, мое долгое путешествие наконец-то подошло к концу. Впереди — дверь в тесную переговорку где проведут допрос, соберут мои данные, дадут первые наставления. А после нее мне откроется путь, к которому я так стремился. Наконец-то я сбежал на Юг и готов начать новую жизнь.

Полгода спустя, Южная Корея, Сеул, офис компании InterConnect

— Вот тут подпишите, на каждой странице.

Немолодая менеджер по персоналу подтолкнула в мою сторону внушительную стопку документов.

— Что это? — спросил я, пытаясь вчитаться в мелкий шрифт, не касаясь при этом листов.

— Дополнительное соглашение о неразглашении коммерческой тайны, — терпеливо ответила женщина, хотя по ее надменному выражению лица я видел, что она едва сдерживается. — Как только вы получите ключ-карту и станете сотрудником компании, все, что происходит внутри здания, является тайной и разглашению не подлежит. Вам понятно, господин Кан Ён Сок?

— Предельно понятно, — ответил я, пододвигая к себе документы.

Женщина смерила меня высокомерным взглядом, но ничего не сказала. Я же погрузился в чтение.

— Вы что делаете⁈ — воскликнула менеджер.

— Читаю то, что буду подписывать, — бесхитростно ответил я, поправляя на носу очки в тяжелой роговой оправе. — А что?

— Мы тут до конца дня просидим! Берите и подписывайте! — приказным тоном скомандовала менеджер и постучала ногтем по стопке бумаг. — На каждой странице!

— Простите, уважаемая госпожа Чхои, но в учебном центре нам твердили, чтобы мы не подписывали бездумно документы, даже если нас будут заставлять… — честно ответил я, сложив руки на коленях и как можно ниже опуская голову и плечи.

Я просто беглец из Северной Кореи, который устраивается на свою первую в жизни настоящую работу. Полгода обучения и адаптации были похожи на курорт, но все рано или поздно заканчивается.

— Это что еще за вздор! И что же вам такого надо беречь, господин Кан⁈ Хотите сказать, наша компания жулики⁈ Вы что себе позволяете!

— Ничего такого, Аджума, пожалуйста, вы не так все поняли… Нас учили в центре. Мне же положена выплата, про нее много говорили. Каждый месяц, как беглецу. Правительство обо мне заботится и вот, чтобы я не стал жертвой мошенников…

Я понял, что сказал лишнего. Лицо менеджера Чхои пошло пятнами, а сама она стала похожа на разъяренную рыбу фугу. Только что иглы не полезли во все стороны.

— Ты как меня назвал… — прошипела менеджер Чхои, пропустив мимо ушей слова о мошенниках. — Я что тебе, старуха⁈

— Простите, пожалуйста, госпожа Чхои, простите!

Я вскочил со своего места и согнулся в уважительном поклоне, ожидая, когда же женщина успокоится. Странно, в учебном центре объясняли всю эту запутанную систему обращений юга, но я не мог подумать, что допущу такую промашку. На севере все было проще — все друг другу товарищи. Госпоже Чхои точно было больше сорока, о чем говорила и сетка морщин на шее, и состояние ее рук, вот только мое почтительное обращение к ней, как к женщине намного старше меня самого, привело ее в бешенство. Неужели так можно называть только откровенных старух? Или она посчитала указание на ее возраст издевкой с моей стороны?

— Чего еще ждать от беглеца из Ибука…

Ее слова резанули мой слух, будто бы она говорила о безродной собаке.

— Садись и подписывай, — уже менее гневно скомандовала госпожа Чхои. — Никто тебя тут не ограбит. Твой успех в интересах этой компании. Все же, ты первый, кого прислали по программе интеграции. У тебя и свой куратор будет, и поможем. И может быть, когда-нибудь ты сможешь стать полноценным членом общества.

Опять она говорит обо мне, словно я мусор. Но за время своего пребывания в Намджосоне я уже почти привык к тому, что слишком многие видят в беглецах нахлебников, шпионов или даже врагов. Никогда не знаешь, протянут ли тебе руку или плюнут в лицо, когда узнают, что ты выходец из Пукчосона.

Оформление на работу заняло у меня подозрительно много времени, почти два часа. Госпожа Чхои наконец-то выбила из меня подписи под документами о неразглашении, после чего бросила в душной переговорке почти на сорок минут.

Все это время, пока я ждал возвращения HR-менеджера, я размышлял о том, как же так получилось, что моя жизнь будет опять связана с компьютерами и сетью.

Я не избегал интернета или техники, но старался как можно меньше соприкасаться с высокими технологиями и сферой IT. Просто чтобы не вызвать у своих кураторов лишних вопросов. Я прекрасно понимал, что среди этих доброжелательных мужчин и женщин, которые занимались адаптацией беглецов с Севера и старались вложить за полгода в наши головы знания, которые прочие южные корейцы получают с самого детства, затесались люди из Национального агентства разведки или, если коротко, из NIS. Эти люди были обучены подмечать странности и нестыковки в поведении беглецов, чтобы выявлять шпионов, диверсантов и прочих агентов Севера.

Глупо считать, что моя родная страна не вела активную деятельность на Юге. Конечно же тут работала целая агентурная сеть, с которой неустанно боролись агенты из NIS. Вот только я не имел к ним никакого отношения и сознательно не интересовался этой темой, чтобы не бросить на себя тень подозрений со стороны бывшего командования. Просто прилежно учился, выполнял партийные задания и пользовался теми немногочисленными привилегиями, которые давала служба в кибервойсках.

Мне нужно быть осторожным. Неброская, дешевая одежда. Всю зиму я отходил в невзрачном китайском пуховике и таких же туфлях-галошах, хотя взгляд нет-нет и падал на модную и качественную обувь, которую тут предпочитала молодежь. Но мне нельзя было выходить из образа. Рубашка, застегнутая на все пуговицы, безразмерный свитер, хорошо выглаженные бесформенные брюки из грубой ткани темно-синего цвета. Стрижку пришлось выбрать уставную — под машинку. Мне был недоступен даже привычный полубокс, потому что в исполнении местных мастеров он выглядел слишком стильно и смущающе для недавнего жителя Севера. Апогеем моей внешности были очки с толстыми стеклами на −7 и тяжеловесная оправа из уже чуть пожелтевшего дешевого пластика. Я одевался так же, как и большинство жителей нашего района, где расположились общежития для тех, кто проходит реабилитацию и еще не встал на ноги.