Я не мог не смотреть на ее тело, не представлять его обнаженным.

Никто не заметил моего пристального взгляда, к счастью. И к обеду мне удалось взять свои гормоны и желания под контроль. Больше никаких пристальных взглядов в школе, сказал я себе. Меньше всего мне хотелось, чтобы люди узнали о моем интересе к Сэмми.

Тем не менее, с каждой минутой я чувствовала, что возбуждаюсь все больше и больше.

Сегодня вечером.

У меня были планы, грандиозные планы на вечер.

Как только я вернусь домой, я начну записывать новый аудиофайл.

Сегодня была ночь, когда я, наконец, смогу исследовать сексуальное тело моей прекрасной сестры.

«Ничего», — тихо проговорил я. «Ты вообще ничего не чувствуешь. Комфортно, расслабленно и удовлетворенно. Ты не чувствуешь одеяло на себе, не чувствуешь простыни под собой. Ты не чувствуешь меня — твоего брата — лежащего рядом с тобой. Ты ничего не чувствуешь. Ничего, кроме комфорта, ничего, кроме счастья, довольства, расслабленности и спокойствия».

Гипноз можно использовать для усиления чувств человека — сделать его слух острее, обострить чувство вкуса. Он может сделать удовольствие, которое испытывает человек, более сильным, более оргазмически потрясающим — это то, что я наверняка сделаю для Сэмми, когда мы, наконец, начнем заниматься сексом.

С помощью гипноза можно усилить чувства человека.

А можно и лишить его этих чувств.

«Ты ничего не чувствуешь физически», — сказал я в микрофон, в моих штанах нарастала выпуклость от мыслей, проносящихся в моей голове. «Ничего. Ни малейшего прикосновения. Только счастливое, блаженное спокойствие».

Она не почувствует моих пальцев на себе. Она даже не будет знать, что я прикасаюсь к ней.

И она была бы обнажена.

В моей голове пронеслась бесконечная череда идей и возможностей, все то, что я смогу сделать всего за несколько часов.

Я изо всех сил старался не выдать своего волнения, продолжая запись.

«Что ты хочешь делать, когда закончишь школу?» спросила Сэмми.

Вопрос застал меня врасплох.

«Я не знаю», — ответил я, пожав плечами. «Может быть, стану психотерапевтом или еще кем-нибудь».

Учитывая все успехи, которых я добился с Сэмми, зарабатывать на жизнь, манипулируя сознанием красивых женщин, казалось мне идеальной карьерой. Не то чтобы я сильно задумывался о будущем. На данный момент единственное будущее, которое меня волновало, было связано с Сэмми, а точнее, с возможностью трахаться с ней.

Моя сестра наклонилась назад. Мы оба сидели на ее кровати, скрестив ноги. Был уже поздний вечер. В любую минуту Сэмми решит, что пора спать, и спросит, хочу ли я снова спать в ее комнате.

И тогда она разденется.

«А ты?» спросил я, заставляя свои глаза оставаться на ее лице.

Почему она надела пижамную рубашку на пуговицах? И почему она оставила несколько верхних пуговиц расстегнутыми? Там было достаточное декольте, чтобы привлечь мой взгляд, но не настолько, чтобы это было намеренно со стороны Сэмми.

«Я не знаю», — сказала Сэмми через мгновение, голос был тихим. «Я понятия не имею, что я хочу делать».

Я ничего не сказал. Почему-то мне казалось, что это лучший вариант.

«Все всегда говорят о том, чем они хотят заниматься, какую работу хотят получить, о своих целях и будущем», — продолжала Сэмми, отстраненно глядя на меня. «Но я не знаю, что я хочу делать. Я не знаю, какую работу я хочу, или куда я хочу поступить».

Первой мыслью хорошего брата было бы помочь сестре. Предложить совет, поддержку или утешение. Что-то доброе и заботливое, что-то хорошее.

Мои единственные две мысли были совсем не такими, как у хорошего брата.

Первая мысль была о том, какие потрясающие сиськи у моей сестры — мой взгляд скользнул вниз, пока Сэмми отвлеклась на свои мысли. Я не мог не залюбоваться ее огромными, круглыми сиськами — ее пижамная рубашка так плотно облегала ее тело, что я мог видеть очертания бюстгальтера под одеждой.

Моя вторая мысль была о том, что сказала Сэмми — о том, что она не знает, чего хочет от жизни, и о том, как я могу использовать эту информацию, чтобы манипулировать ею дальше. Если она не знала, что хочет сделать со своей жизнью, возможно, я мог бы убедить ее подсознание позволить кому-то другому принимать такие решения за нее. Кому-то вроде ее любящего брата.

Я открыл рот, чтобы сказать то, что должен был сказать хороший брат — утешить и посочувствовать. Но ни одного слова не прозвучало.

Через мгновение все улеглось.

Сэмми сидела, улыбаясь своей обычной энергичной улыбкой.

«Почему ты хочешь стать психотерапевтом?» — спросила моя сестра.

Я пожала плечами.

«Мне нравится помогать людям», — соврал я.

Мои глаза были закрыты, пока Сэмми раздевалась.

Все чувства, все эмоции, гормоны и желания заставляли меня повернуться и посмотреть на нее — посмотреть на ее обнаженное тело, когда она отложила пижаму в сторону.

Я лежал на боку, лицом от нее, притворяясь спящим.

Все, что мне нужно было сделать, это перевернуться, чуть-чуть приоткрыть веки.

Она была голая. Сэмми была абсолютно голой прямо сейчас.

Каким-то образом я сопротивлялся желанию.

Одеяло зашевелилось, приподнялось, когда Сэмми легла в постель рядом со мной. Легкий холодок пробежал по моему обнаженному телу, а затем появилось мягкое тепло. Тепло тела Сэмми. Она не прикасалась ко мне, но я все равно чувствовал ее тепло. Или это было мое воображение? Мое сердце бешено колотилось, мысли путались.

Сэмми подвинулась ближе ко мне, ее обнаженная кожа оказалась в нескольких сантиметрах от моей.

Через несколько секунд в комнате воцарилась тишина.

Плотно закрыв глаза, я сосредоточился на тишине. Мое сердце билось в ушах, оглушительно громко. Я не мог слышать ничего, кроме стука собственного сердца.

И все же я сосредоточился, прислушался.

И через мгновение я услышал его.

Слабый, едва слышный. Я не мог разобрать, что говорит голос, не мог даже различить, что это мой голос. Он был настолько тихим, настолько приглушенным, что я даже не был полностью уверен, что вообще его слышу.

Наушники в ушах Сэмми, запись, которую я сделал ранее.

Теперь мне оставалось только ждать.

Самые длинные полчаса в моей жизни.

Я держал глаза закрытыми, считая секунды. В ожидании.

Вы знаете, сколько секунд в тридцати минутах?

Очень много.

Я ждал, считал, слушал.

Наконец, когда прошла целая вечность, я достиг этого магического числа. Той точки в аудиофайле, где начинался транс, где мой голос должен был заглушить чувства Сэмми.

Для надежности я подождал еще немного — еще несколько мучительных минут.

Затем я открыл глаза и повернулся лицом к сестре.

Было темно. Очень темно.

Но в тусклом свете цифр будильника и светодиодных индикаторов от электроники, разбросанной по комнате, я почти смог разглядеть лицо сестры.

Безмятежная красота. Ее глаза были закрыты, рот слегка приоткрыт. Она лежала на боку, одеяло было перекинуто через плечо. Одна прядь волос спадала на лицо, остальные волосы были убраны за голову. Мягкое, теплое дыхание вырывалось из ее приоткрытых губ медленными, ровными движениями.

Она была прекрасна. Даже в такой темноте она, казалось, сияла.

Медленно, дрожащими руками, я потянулся к ней.

Я коснулся ее щеки.

Ничего не произошло.

Она не отреагировала, не вышла из транса. Ее глаза не открывались, она не двигалась и не подавала никаких признаков того, что почувствовала мое прикосновение.

Я ткнул сильнее.

По-прежнему никакой реакции.

Мое тело потеплело, возбуждение охватило меня. С ухмылкой на лице, тяжело дыша, я снова протянул руку.

На этот раз я схватил одеяло и начал двигать его, стягивая вниз.

Сначала показались гладкие плечи Сэмми, а через мгновение — стройные руки.

По мере того как я стягивал, все больше и больше обнажалась грудь Сэмми.