— Кто из вас Иешуаиз Нацерета, сын плотника Йосефа, выдающий себя за Машиаха?

Мечи обнажены, луки на изготовку…

— Я, — шагнул вперед Иуда.

— Нет, я, — сделал шаг Андрей.

— Разве они похожи на Машиаха? — открыто улыбнулся Яаков. — Они лгут. Вы ищете меня.

И так бы продолжалось красивое и, самое главное, неподдельно искреннее действие, когда ученики легко и желанно готовы были взять неведомую вину на себя и пойти на крест вместо Учителя, но Петр решил не тянуть кота за хвост, а достойно и, главное, грамотно завершить эпизод и плавно перейти к следующему.

Он выхватил меч из поножей и встал в стойку.

Ничего особенного не стоило бы ему порубить к такой-то матери всех этих надутых от важности стражей числом в две дюжины. Да и все делать самому не пришлось бы: встал бы рядом Симон с мечом, а остальные, вооружившись обломками веток, в изобилии заброшенных в сад рукотворным землетрясением, помогли бы им. Но мгновенно были натянуты тетивы на луках, ощетиненных стрелами с бронзовыми наконечниками, и каждая нацелилась на каждого ученика, а на Петра — так и вовсе штук восемь.

И опять — ушел бы Петр от стрел, он от пуль умел уклоняться, но что делать с остальными одиннадцатью? Они должны остаться живыми, стерва История не поймет преждевременной смерти будущих апостолов. Как там в старой доброй песне: «А пуля знает точно, кого она не любит: кого она не любит, в земле сырой лежит…» Здесь не пули, здесь стрелы, но Петр знал: среди стражников, посланных Кайафой, вряд ли были мазилы…

— Стойте! — поднял руку Иешуа. — Не нужно кровопролития. Я — тот, за кем вы пришли. Не трогайте моих друзей, они просто хотели защитить меня. Разве всякий из вас не поступил бы так же со своим другом?..

Тщетный призыв к добросердечию стражников. Они — профессионалы, а для профи слова — всего лишь слова. За ними — пустота. Поэтому луки по-прежнему остались натянутыми, а меченосцы быстро окружили Иешуа, оттеснив от него учеников, и повели вниз, освещая чадящими факелами еще недавно исхоженную, теперь заваленную камнями, ветками, просто грудами рыхлой земли дорогу в город.

Петр смог услышать странно замедленную, тягучую — вот она, прыгающая кошка! — мысль, хорошо знакомую, но сформулированную впервые, не исключено Петру и адресованную, хотя официально адресат был другой:

«Господи, прошу Тебя, пронеси эту чашу мимо меня…» И все. Тишина. Безмыслие.

Петр только успел назвать про себя имя: — «Йоханан…» — как тот, опередив мысль учителя и друга, уже исчез в темноте, зная, что должен поспеть в дом Кайафы раньше процессии с арестованным. Он тоже был профи, и ему не стоило напоминать о необходимом. А вот остальные десять повели себя по-разному. Симон и Иуда, не заметив, впрочем, маневр Иоанна, тоже нырнули в темноту следом за Иешуа, окруженным стражниками, Симон даже меч не спрятал. Петр хотел было задержать их, но не успел, подумал: вряд ли они станут ввязываться в бой, не дураки ведь, скорее — проследят конвой до дома первосвященника. Пусть их. Был уверен: Иоанн почувствует их, не позволит увидеть, что он вошел в дом врага… Андрей сидел на земле, плакал, не стыдясь слез, все время бессмысленно и неизвестно кого спрашивая:

— Что же теперь будет? Что же теперь будет?..

Яаков и Фома смотрели на Петра с немым ожиданием: что делать? Как действовать? То же, что и Андрей, только — молча и без слез.

Кто-то не успел еще отойти от той минутной силы, которая совсем недавно обрушилась на них невесть откуда, двигался замедленно, не совсем ощущая себя в реальности. Кто-то просто сидел и ждал — тоже непонятно чего. Чуда? На сегодня — все, чудеса исчерпаны…

Петр взял командование на себя, что, впрочем, от него ждали.

— Всем — в дом камнереза, где провели седер. Выяснить: что там натворило землетрясение, что с женщинами. Если надо — помочь. Оставаться в доме до моего прихода. Никаких самостоятельных действий. Это — приказ.

— А ты куда? — ревниво спросил Яаков.

— Я послал Йоханана проследить, куда поведут Машиаха. Очень надеюсь, что эти два сумасшедших, Иуда и Шимон, не испортят Йоханану слежку, не вспугнут стражников… Я иду к дому первосвященника: не может быть, чтобы захват Иешуа обошелся без него. Все встречаемся в доме камнереза. Никому не расходиться, иначе потеряемся — и Иешуа не поможем, и сами дурных дел наделаем… Все поняли?.. В путь, быстро!

Петр знал, где Иешуа дождется утра: в одной из каменных пещер под домом Кайафы, откуда выбирался камень для строительства дома. Иоанн пройдет в дом, выяснит у Кайафы подробности суда или заседания Малого Совета, что это было не суть важно, и очень желательно, чтобы он — закулисно, естественно! — поприсутствовал во время разговора первосвященника с Машиахом. Если он состоится, этот разговор… В канонических евангелиях написано, что «книжники, фарисеи и синедрион», то есть скорее всего вышеназванный Малый Совет, собрались у Кайафы этим утром и лично допрашивали Иешуа. На самом деле это было вряд ли возможно. Кайафа наверняка с немалым трудом и хитрыми интригами собрал голоса того минимума священников, которые поверили ему или просто послушались его и заочно приговорили назаретянина к распятию, позволив Кайафе арестовать его, вырвать разрешение у Пилата и успеть казнить до заката, до начала субботы, которая, как и любые следующие сутки, начинается здесь в шесть пополудни накануне. И так уж, как говорила Клэр, уломанный авторитетом Кайзфы Малый Совет пошел на немыслимое нарушение традиций: в пасхальную неделю казни запрещены. Пилату на то, конечно, наплевать, но правоверным — вряд ли… Так что Кайафе отдуваться за всех, хотя, не исключал Петр, на суде у Пилата появится и близкий Кайафе человек — саган, священник второй чреды, и вообще второй человек в Храме. Возможно явление и кое-кого из коэнов третьей и четвертой чреды, но это уж как получится. При всей боязни ими первосвященника, зря светиться перед народом они не захотят, большинство из них свое дело сделали, осудили к распятию — и свободны.

Если бы в Службе Времени существовали возможности поощрения своих секретных сотрудников, Петр с удовольствием выторговал бы для Кайафы по максимуму. Но это уже бред и совсем не научная фантастика. Ведь секретные они еще и потому, что даже не подозревают о своей высшей секретности.

Но Кайафа был хорош, очень хорош!..

Все эти вольные размышления привели Петра к простеяькс мысли о том, что он сам преотлично может появиться в доме первосвященника, как известный тому эллин Доментиус, тем более что ему до суда у Пилата делать, по сути, нечего, только дожидаться рассвета в своем доме в Нижнем городе, а потом идти и всемерно утешать мать Марию и учеников. Только в чем утешать? В том-то и штука, что Петр не знал — в чем. Говорить, что не казнят сына и Учителя, — вранье, всем понятное. Нести высокие слова о Вере, которой, как сказал Машиах, они все беременны, — не его это занятие. Успеет он прийти к ним до суда у прокуратора, а пока — переодеться и к Кайафе. И сам оправдал свое решение: Иоанн твердо помнит, что он у первосвященника — человек Доментиуса, а ученик-отличник Кайафа может самостоятельно ненароком и дров наломать, обвинить, например, назаретянина в работе на заговорщи-ков-эллинов…

Вот уж что тайна, то тайна! Только Клэр могла с сомнением предположить здесь эллинский заговор, на самом деле — никаких эллинов нигде не наблюдается, и в Истории они в данном конкретном случае отсутствуют, их сам Петр одушевил и виртуально воплотил в жизнь.

А судят всего лишь провинциального пророка, замахнувшегося на титул Царя. Иначе — богохульника.

В дом к Кайафе Петр в облике эллина прошел беспрепятственно. Времени было — три часа сорок две минуты. Хотите — ночь, хотите — утро.

Кайафа не ложился. Он встретил Доментиуса во всем домашнем, без давешнего парадного кидара с золотой табличкой. Не здороваясь, спросил удивленно:

— Ты откуда? — добавил, не скрывая радости: — Хорошо, что ты здесь…

На вопрос Петр отвечать не стал, сразу перешел к делу: