В воскресенье поутру в Магдалу пошли втроем. Иешуа вел осла, а Иоанн и Петр шли позади, страхуя лодку, лежащую на повозке. Под тяжестью свежеотремонтированного судна повозка кряхтела и трещала, но Иешуа за нее был спокоен: всю свою жизнь ее помнит, не одна сотня лодок на ней уже перевезена, и еще столько же перевезено будет. Вот только кем? Это уже Петр размышлял о том, что со временем галилейские рыбаки лишатся своего спасителя-древодела, а весь остальной мир приобретет спасителя Христа. Со словом Божьим все будет в полном порядке. Но кто же тогда примется чинить лодки?..
То ли услыхав мысли Мастера, то ли по случайному совпадению, но Иешуа заговорил о том, что в Хоразине живет очень неплохой плотник, который составляет ему неслабую конкуренцию. Да и ближе Хоразин к Галилейскому морю, ближе значительно, нежели Нацрат. Этого человека обучал мастерству Иосиф, отец Иешуа, так что в качестве его работы сомневаться не приходится. Машиах рассуждал об этом без зависти, скорее — с озабоченностью. Видимо, ему тоже было не все равно, кто станет помогать галилейским рыбакам после…
А кстати, после чего?
Петр и Иоанн, конечно, могли бы, наглухо заблокировавшйсь, попробовать обсудить странное настроение Машиаха в мысленном диалоге — вдруг бы да не подслушал Иешуа! Да только делать этого совсем не хотелось. Чудесная погода, длинная, но нетрудная дорога в безлюдной гористой местности, легкий и теплый ветерок, пахнущий и горами и водой (такая вот смесь!), — все это вызывало удивительное чувство единения трех паранормов, трех людей, которые многое если не все! — знают друг о друге. Трех друзей, говоря коротко. И заспинные потаенные беседы неуместны. Сейчас можно обсудить любой вопрос, не шифруясь и не боясь оказаться непонятым.
Петр давно внимательно прислушивался к своим ощущениям, понимал, что этих двоих он, совершенно не колеблясь, может назвать своими друзьями. Братьями, если угодно. Вот ведь — в родном веке никого, кроме коллег и приятелей, не нажил, не сумел, не успел, а за две тыщи лет до собственного рождения пожалуйста, друзья нашлись… В этом времени ему ощущалось — именно так: не жилось, а ощущалось! — явно комфортнее, чем в своем. Спокойнее? Нет, не то, какое тут спокойствие! Скорее — надежнее…
Человек, заказавший Иешуа ремонт лодки, дома отсутствовал. Его сын объяснил, что отец, взяв лодку у соседа, ушел на промысел и, видимо, скоро вернется. А пока можно отдохнуть с дороги и слегка перекусить.
Молодой человек крикнул в сторону внутреннего двора дома:
— Мирьям! Принеси гостям вина и еды!
— Сейчас принесу, — отозвался издалека тонкий женский голосок.
Однако «сейчас» растянулось до четверти часа. В комнату вошла девушка с подносом в руках, нагруженным нежной рыбой, приготовленной на пару, зеленью, хлебом. Переставив все это с подноса на низенький стол, она встретилась взглядом с Иешуа, но не отвела глаза сразу, а пристально посмотрела, улыбнулась и медленно вышла из комнаты, не забыв оглянуться и еще раз подарить Машиаху очаровательную улыбку.
— Славная, — только и сказал Иешуа, принимаясь за еду. Странноватый комплимент, подумал Петр. Давно забытый в его времени, сохранившийся лишь в старых хороших книгах.
После трапезы «славная», убрав со стола, не исчезла, как полагалось бы, а села рядом с Иешуа и, совсем не стесняясь, взяла его за руку и стала расспрашивать о плотницкой работенке, будто бы ей и вправду это было любопытно. Петр и Иоанн, картинно извйнившись, покинули помещение, чтобы не мешать женщине охмурять Машиаха. Охмурять — так Петр подумал. Видно было невооруженным глазом, что плотник понравился незамужней девице, хотя, не исключено, и слава его — не плотницкая, вестимо! — тоже помогала симпатии. Сам же Иешуа, словно и не понимая, в чем дело, а то и не желая понимать, простодушно рассказывал о запахе стружек, о легкости и податливости дерева, о том, как на ощупь отличить тело дуба от тела оливы… Романтика, в общем.
Сидя возле самой воды на перевернутой лодке, Петр подкалывал Иоанна:
— Не понимаю, что она в нем нашла? Взять хотя бы меня — высокий, красивый, в возрасте о пять же. Женщины любят мужиков в возрасте. Или вот ты…
Надо было что-то говорить. О чем-то серьезном — лень, не хотелось, обстановка явно мешала, расслабляла. А так — самое оно. Тем более что Иешуа, как ни странно, не был избалован вниманием женщин к нему — не как к Мессии, а как к обыкновенному мужику. Как к плотнику. А впрочем, что тут странного-то? Обычная история. Богу — Богово…
— Женщины… — только и ответил Иоанн, тяжело вздохнув.
Его Марфа была сейчас далеко, и неизвестно, когда еще он к ней попадет.
Петр услышал, о чем думает друг, и свернул тему, чтобы не бередить душу. Паранормальность, конечно, паранормальностыо, а как дело до любви доходит, так все сразу обычными людьми становятся.
Кстати. Мирьям. Мария из Магдалы. Мария Магдалина? Совпадение или так и случится?.. Было бы логично: интерес юной прелестницы к молодому красивому мужику — это куда житейски понятнее, нежели абсолютно необъяснимая синопсисами верность Марии Магдалины Иисусу Христу…
Вскоре вернулся с промысла заказчик. Худощавый жилистый мужчина по имени Алфей, абсолютно седой, хотя и не старый еще. Поприветствовав гостей, он сразу же устремился к своей лодке и начал пристрастно осматривать отремонтированную красавицу. Казалось — искал, к чему придраться. Не нашел: Иешуа хорошо потрудился. Потом прошли в дом, добавили вина, тут соседи-рыбаки подгребли, и началась обычная мужская посиделка-говорилка-выпивалка. Хозяин не отпускал Иешуа и его друзей, просил остаться на ночь, а утром обещал взять с собой на промысел, испытывать обновленную лодку.
Так и поступили, не стали спорить.
Поднявшись чуть свет, снарядили судно, взяли еды и питья и волоком оттащили лодку к воде. Петр, проникнувшись торжественностью момента, пристойно просвистел еще неизвестный в здешних палестинах туш, нисколько, впрочем, не удивив легкой музычкой окружающих рыбаков, Еще пять минут — и шестеро мужчин гости и хозяин с сыновьями Яаковом и Филиппом — отправились-в плаванье, держа курс на ущелье Гиппос, смутно похожее издали на голову лошади.
Лодка держалась молодцом. Точно пригнанные доски, заботливо вымоченные в хитром веществе, придуманном еще Иосифом для предотвращения течи, были изнутри абсолютно сухими. Алфей не уставал нахваливать мастерство Иешуа. Петру никогда не нравилась эта все-таки восточная манера — преувеличивать хвалу и хулу. Он по жизни не терпел лишних слов, особенно — громких и высокопарных, поэтому, кстати, тесно сошелся с Иешуа и Иоанном, так похожими на него и друг на друга в лаконичности, даже скупости проявления чувств. Сделал — спасибо. Пришел здравствуй. Уходишь — счастливо… Петру чудились в этих излишествах некие потаенные комплексы, он всегда испуганно бежал их. Но тут — что уж поделать! Отечество, как известно, не выбирают, а Галилея теперь была его Отечеством…
Расположившийся на корме Петр молча наблюдал за манипуляциями рыбаков, готовящих снасти и напевающих какую-то специальную рыбацкую песню. К его, Петра, изумлению, Иешуа тоже ее знал и слегка подпевал, помогая, кстати, очень сноровисто, разматывать сети. Долгое общение с рыбацким людом не прошло даром. Но самым удивительным было то, что за все время, что Иешуа находится здесь, в Магдале, никто не заикнулся о его просветительских — божественных! — деяниях. Редкий человек в Галилее не знал об Иешуа-лекаре, многие приходили на Фавор, слушали проповеди, но, видимо, людям казалось комфортнее лично общаться с Иешуа-древоделом. Что сам Машиах думает по этому поводу, было, конечно, тайной. Можно лишь строить предположения о том, что Иешуа не позволяет окружающим вспоминать о его паранормальных талантах. Видимо, имеется на то некая причина.
Лодка отплыла на положенное расстояние от берега, сеть была выброшена, на борту начались приготовления к подъему ожидаемого улова. Петр и Иоанн сразу почувствовали себя лишними, так как, куда бы они ни пересаживались, чтобы не мешать сосредоточенным рыбакам, сразу же именно это место требовалось освободить. Для шестерых лодка в общем-то маловата.
