– И теперь твой мозг выдаёт ту же самую реакцию на такую же ситуацию. Когда на тебя наставляют оружие.

– Это… лечится?

Макс только крепче прижал её к себе, не зная, как сказать ей о том, что таких волшебных таблеток ещё не придумали. Нет, кое-что, конечно было: психотропные, седативные, но их использовали обычно для другого.

– Макс, не молчи, пожалуйста… – Кай отстранилась и, сжав ладонями его плечи, заглянула в глаза. Она привыкла, что он знает всё, что у него есть ответы на любую ситуацию или вопрос, и эта тишина убивала её. Его поучения сейчас ей были совершенно необходимы. – Это можно вылечить?

– На что это похоже? На видение из прошлого, чёткую картинку или…

– Нет, ничего такого. Я осознавала всё, что происходит.

– Наше подсознание очень сложная штука, – осторожно начал Макс, взвешивая каждое слово, боясь не только напугать её ещё больше, но и не желая давать какие-то ложные надежды. – И не до конца изучено. Да и я не специалист. Я лишь видел людей с таким расстройством, но там было всё по-другому. Сработавший триггер заставлял их действительно погрузиться в прошлое, заново проживать случившуюся ситуацию. Какие-то боевые действия или что-то подобное. Но ПТСР могут быть самыми разными, как и методы их преодоления. В любом случае всё это нужно обсуждать с психиатром. Судя по тому, что это вылезло только сейчас, это никак не влияет на твою обычную жизнь, и поэтому самым простым способом было бы просто избегать всего, что связано с оружием, – вслух рассуждал он, но увидев, что Кай открыла рот, чтобы возразить ему, покачал головой: – И я знаю, что для тебя это не выход. Знаю, насколько сильно ты хочешь вернуться к работе. Поэтому просто забыть об этом не получится. Придётся прорабатывать ту ситуацию. И это также может помочь с твоим физическим выздоровлением. Я читал, что ПТСР может быть причиной психосоматических болей. В твоём случае – причиной затруднённого дыхания и всего остального, что мешает тебе двигаться как раньше.

– И каков процент… «поправившихся»? – тихо спросила Кай, пытаясь уложить в голове всё, что он сказал, но ещё до того как Макс решился озвучить это вслух, уже и сама знала ответ – в лучшем случае ничтожно мал, в худшем – стремится к нулю. – Почему сейчас? – в отчаянии простонала она, уперевшись лбом в его грудь. – В меня стреляли тысячи раз, я месяцами валялась в больнице от полученных ранений. Что такого особенного случилось в Риге?

– Обычно это либо слишком травмирующее событие, либо, что называется, последняя капля, когда психика слишком перегружена и не выдерживает. Скорее всего всё дело в ребёнке, – и как бы Максу и самому ни было сложно копаться во всём этом, пытаясь подавить в себе эмоции и мыслить логически, он даже не мог себе представить, что оставит её одну разбираться с этой проблемой, что хотя бы не поможет понять и не успокоит. – Ты не могла быть беспристрастна и думать только как агент. Слишком сильное эмоциональное вовлечение, вызванное тем, что происходило в последние годы.

– Почему тогда я не реагирую так на взрывы после того, что случилось с Адамом? Я любила его, а этого ребёнка видела впервые в жизни.

– Потому что это ребёнок. Девочка…

Тихо всхлипнув, Кай снова уткнулась носом в шею Макса, стараясь сосредоточиться на тёплых ладонях, поглаживающих её спину. Эти прикосновения и его рассудительный голос, пропитанный сожалением и поддержкой, успокаивали.

– Мне тоже было страшно тогда. И до сих пор иногда бывает страшно, – сглотнув вставший в горле ком, Макс горько улыбнулся: – И ты реагируешь на взрывы. Сейчас уже меньше, чем когда мы только познакомились. Но всё равно реагируешь. Я вижу, хотя ты научилась не замечать этого. И с остальным мы тоже справимся. Так или иначе. Со временем.

– У тебя со мной вечно одни только проблемы, – прячась в его объятиях, виновато пробормотала Кай. – Прости, что усложняю тебе жизнь.

– Как там вчера сказала Канзас? Скучно жить не интересно? Без тебя моя жизнь была бы абсолютно пустой. К тому же, – мягко потянув за волосы, Макс заставил Кай поднять голову и посмотреть на него, – ты с лихвой мне всё компенсируешь. Самыми приятными способами.

– Звучало очень пошло, – шмыгнув носом, Кай сморгнула несколько собравшихся на ресницах слезинок, а её губы сами собой растянулись в улыбке в ответ на смешливые морщинки, собравшиеся в уголках глаз Макса. И, кажется, все переживания сразу отошли на задний план.

– О, я знаю. На это и был расчёт.

– Мне нравится жить с тобой. Только вдвоём, – мечтательно протянула Кай, сидя на столе и наблюдая за тем, как Макс рядом с ней старательно поливает тонкими струйками сладкого сиропа только что снятые со сковородки гренки, уложенные на тарелке ровной стопочкой друг на друга – точно создаёт кулинарный шедевр из самых простых ингредиентов. Кухню заливал мягкий дневной свет, а запах поджаренного хлеба возбуждал аппетит.

– Потому что можно ходить по дому полуголой в три часа дня? – с ироничным прищуром Макс покосился на её обнажённые бёдра, едва прикрытые белой свободной майкой на тонких бретельках, и, отставив баночку, достал из ящика несколько вилок.

На рассвете они вернулись из Нью-Йорка, куда Макса всё ещё изредка выдёргивали для глобальных проверок уже не только систем безопасности, но и работы команды техников, которую он собрал и обучил несколько лет назад, чтобы минимизировать свои поездки в главную штаб-квартиру, и, проспав до обеда, они собирались по полной воспользоваться редким совместным выходным: неторопливо позавтракать и смотаться к океану, который хоть немного прогрелся под летним солнцем. И Макс получал удовольствие от каждой минуты этого дня, когда можно было побыть просто обычными людьми, парой, а особенно от заливистого хохота Кай, то и дело разносившегося по кухне.

– Это определённо один из самых главных плюсов, – пройдясь игривым взглядом сначала по его обнажённому торсу, а потом и по дорожке чёрных волос, ныряющей под резинку низкосидящих пижамных штанов в красно-белую клетку, Кай стянула с тарелки одну из гренок и с наслаждением впилась в неё зубами. У них не так часто выдавалась возможность поесть дома, а ей до безумия нравилось, когда Макс готовил. Было в этом что-то очень особенное. То, по чему она невероятно скучала все эти годы и чем всё ещё не могла насытиться. Как, впрочем, и многим другим.

– Весьма спорный плюс, – мягко раздвинув её колени, Макс встал между её ног, проведя ладонями от босых ступней вверх по икрам, и потянулся к кусочку поджаренного хлеба, зажатому в её пальцах.

– Почему это? – смешливо вздёрнув бровь, Кай отклонилась назад, не собираясь делиться с ним своим завтраком, а на её бедро упало несколько капель сиропа, сорвавшихся с гренки от резкого движения, и Макс опустил глаза вниз, качнув головой со снисходительной улыбкой.

– Потому что меня это отвлекает. Растяпа, – отстранившись, он наклонился, и Кай закусила губу, стоило его языку коснуться горячей кожи, собирая с неё сладкую жидкость. По пояснице поползли мурашки, а настроение совсем расшалилось.

– Растяпа, значит? – отложив гренку обратно на тарелку, она собрала с неё пальцами сироп и мазнула Макса по голой груди, довольно разглядывая его лицо с удивлённо изогнувшейся бровью, которое тут же, впрочем, заострилось хищной усмешкой, когда он угрожающе навис над ней.

– Теперь ты решила и меня перепачкать?

Кай с вызовом закивала.

– Зря ты это. Будешь вся в сиропе, – дотянувшись до полупустой баночки, Макс занёс её над ней, и Кай самоуверенно прищурилась.

– Не-е-ет. Ты не посмеешь.

– Уверена? Упс, – с показным сожалением обронил Макс, когда немного сиропа вылилось и на её грудь, устремляясь в глубокий вырез майки, а Кай расхохоталась, обхватывая его ногами, а потом, притянув к себе за шею, заговорщически зашептала.

– Теперь и ты растяпа. А мы оба будем липкие.

– Мы уже липкие, – улыбнувшись и сверкнув глазами, Макс мягко прихватил губами её губы. – Но я знаю, как это исправить, – взяв Кай за запястье, он поднял её руку и провокационно облизал сироп с её пальцев, а потом, придержав Кай под поясницей, скользнул поцелуями по ложбинке её груди, собирая разлившуюся по ней сладость, и снова вернулся к её губам: – М-м-м очень вкусно. Но мало.