Дали погладила Катра по руке. Она понимала.

– Дорогой, ну что ты, это ведь было необходимо для исследования! – попыталась утешить помрачневшего друга.

– Видишь ли, дорогая… – Катр с признательностью пожал ее ладошку. – Любой продукт системы Корпорации по умолчанию безопасен и эффективен. Если удалось корректно изложить потребность и получить желаемое – это всегда будет нечто безукоризненное. Далюша, ни в каких мышах необходимости не было. Мне просто хотелось поиграть в настоящего ученого. Я и себе в этом долго не признавался, но теперь-то чего уж скрывать…

Наклонившись к Катру, Дали прошептала ему на ухо:

– Дружок, а ведь иногда эти пушистые существа сами собой появляются. Только в нашей лаборатории такое было уже несколько раз, представляешь? Или это какой-то сбой, или ты что-то тогда напутал при заказе. На наше счастье, они не умеют размножаться. Искренне надеюсь, что это так и останется. Хочешь, попрошу кого-нибудь из стажеров отыскать одного и принести сюда?

Катр вежливо отказался, но ему почему-то понравилась эта новость, хотя меньше всего переживал о мышах и вопросах, с ними связанных.

– Дали, это звучит как попытка оправдаться, но их гибель не была напрасной. Если бы не эти эксперименты с цветом животных и утилизацией неудачных образцов, я никогда бы не сделал главного открытия.

– Если уж ты сам об этом заговорил… Я всегда хотела, но не решалась спросить – как ты вообще дошел до мысли остановить возраст? Откуда у тогда еще совсем юного автора идеи цвета появилась такая оригинальная задумка?

– Дорогая, ты не поверишь! – от смеха у него на глазах выступили слезы.

– Катр, только не говори, что случайно, это было бы слишком!

– Клянусь, именно так и было.

Дали скрестила руки и строго произнесла:

– Катриэль, ты не выйдешь отсюда, пока я не узнаю эту историю, понятно?

– Дорогая, я бы остался у тебя навечно, но, боюсь, буду тебя стеснять, да и ем я, как видишь, много. Само собой, расскажу, какие у меня могут быть секреты от тебя? – галантно улыбнулся Катр.

***

И он, сбивчиво и смущенно, начал издалека: с того времени, как идея цвета была принята системой и с восторгом одобрена Сообществом, признавшим, что мир уже давно нуждается в преображении.

Пользуясь новообретенным высоким статусом первого автора, Катр выбрал для исследований ту самую башню, с которой началось знакомство с миром. Это расположение было весьма привилегированным: рядом с Галереей и буквально за стеной от капсулы покоя. Самозабвенно трудился над воплощением новых палитр, и спектр цветов постоянно расширялся. Постигать способы легкого и безболезненного изменения параметров внешности без наружного воздействия было увлекательно. Сначала пробы по усилению интенсивности оттенков, а затем полет фантазии было уже не остановить. Экспериментировал на почти настоящих мышах, неотличимых от живых, подсмотрев этот способ в залинейном фильме, за что получил от коллег обидное прозвище – «доктор Маус». Катр усмехнулся, вспомнив, как оно раздражало и как быстро всеми забылось. После совершенного им открытия, изменившего мир, былые насмешники все как один, сгибались в учтивых поклонах. Благодаря прорыву он получил звание профессора, не заботясь о том, чтобы кто-то из учеников добился докторской степени.

Катр тогда сам себе не поверил, когда понял, ЧТО нечаянно изобрел.

Дело в том, что капсула покоя, разумеется, неофициально, использовалась им не совсем по прямому назначению: лишние мышки неподходящего оттенка исчезали в ней, оставляя после себя цветную вспышку, проникающую через стену. В глубине души профессор был гуманистом и хотел облегчить страдания пушистым неудачникам. Не мог же он их устранять собственноручно… Капсула покоя принимала обреченных зверьков, безболезненно останавливала их сердечки, после чего утилизировала цветные останки. Это было крайне удобно, учитывая объем исследования.

Разумеется, этот сакральный прибор вовсе не был предназначен для ликвидации отработанного материала, и Катр не рассчитывал, что комиссия по этике стерпит такое кощунство, поэтому проделывал все запретные манипуляции исключительно в короткие циклы приватности – вместо отдыха.

Через непродолжительное время выяснилось, что мыши-исходники, ожидающие очереди на получение цвета вблизи помещения, где утилизировались их пигментированные собратья, переставали взрослеть. А еще позже профессор приметил, что и сам подозрительно неплохо выглядит несмотря на ставшую уже привычной усталость от постоянного недосыпа. Предположил тогда, что у присутствующих при утилизации тела, наполненного оттеночным пигментом, останавливаются процессы старения. Как он хохотал! Побочный эффект! Всеобщая недостижимая мечта досталась ему «на сдачу»…

***

– Профессор, ты и вправду сумасшедший! – Дали пришла в экстаз от таких откровений. – Кому еще могло прийти на ум использовать самый священный предмет этого мира в качестве утилизатора отходов производства! Умоляю, Катриэль, никому об этом не рассказывай, это чудовищно… – уронила голову на руки, обессилев от смеха.

– Дело давнее, кому такое интересно? – благодушно согласился он и спросил: – Дали, а чем так божественно пахнет? Я снова проголодался.

Нарезая толстыми ломтями только что испеченный пирог, Дали поглядывала на приятеля. Они не виделись после того, как возраст к нему вернулся. Катр ушел тогда не прощаясь, и в ее памяти так и остался несуразным юношей, внезапно получившим профессорские регалии. Улыбнулась, вспоминая угловатую тощую фигуру, огненно-рыжую копну волос и веснушки на выдающемся тонком носу. Впрочем, не так уж этот красавчик и изменился, в отличие от нее самой…

– Так что, понравились тебе мои свежеизобретенные деликатесы? – потребовала признания своих талантов Дали.

– Спасибо, очень красиво! – похвалил Катр и, прикусив язык, уткнулся в тарелку, избегая недоуменного взгляда хозяйки.

Под угрозой пыток не сознался бы автору идеи вкуса, что именно вкус еды для него второстепенен. Имели значение только запах и цвет. Мог с удовольствием употребить абсолютно безвкусную пищу, при условии, что это будет приятно пахнуть и красиво выглядеть. Надо отдать Дали должное, она никогда не пренебрегала оформлением своих произведений.

– Спасибо тебе, – растроганно повторил, поймав изучающий взгляд.

– Это тебе спасибо! Мне приятно выведать твои тайны, дорогой друг, – от лучезарной улыбки на постаревшем лице Дали засветились отблески прежней ослепительной красоты.

Катр благостно покосился на нее – уже почти перестал замечать разительные перемены, произошедшие с Дали за это время. Казалось, всегда и была такой: уютной, приветливой и мудрой.

– Далюша, ты чудесная! Ты единственная в этом мире, кто никогда не допрашивал меня о возвратном эффекте! – восхитился деликатностью подруги. – Знала бы ты, как меня все достали с бессмысленными расспросами! Я ведь и сам представления не имел о природе этого побочного явления.

Она замялась, но все-таки откликнулась на откровенность.

– Катриэль, я не спрашиваю, потому что знаю. Точнее, всегда знала.

Не обратив никакого внимания на нежелательную полноту имени, он подался вперед и взревел так, что задрожала посуда за медной стойкой.

– Ты знала?! Всегда знала? Почему ты… – он насупился и демонстративно отвернулся.

– Ну что ты, дорогой, не волнуйся так. Как ты говорил стажерам: «Ты не спрашивал».

Он и правда не спрашивал, возразить было нечего, и профессор рассмеялся. И правда, какая разница? Никто не вернет ему время, потраченное на разгадку сути своей ошибки.

– Друг мой, если бы я могла для тебя что-то сделать, перевернула бы весь этот мир. Недостаточно желать тебе другой участи. Ты не из тех, кто принимает помощь или нуждается в спасении, к моему великому сожалению.

Моргнув, Катр признал ее правоту.

– Прости, Далюша, что-то нервишки пошаливают в последнее время. Одичал. – он покаянно склонил голову и усмехнулся.

– Ничего, это пройдет, – утешительно подмигнула Дали.