Воздух застрял где-то в глотке, прямо поперёк — не сделать ни вдоха, ни выдоха. Я слышала, как бьет пульс по вискам, и плечом чувствовала колотящееся сердце своего охотника, как почувствовала прямо над нами чужое присутствие:

— Пять! – МЫ ИДЕМ ВАС УБИВАТЬ!

Изо рта вырвался неконтролируемый всхлип, и Док сильнее прижал руку к моему рту, заглушая меня.

— Может они пересели в другую тачку?

— Не успели бы, — раздраженно ответил Змей, сплюнув на землю. — Давай еще немного пройдем вперед, потом вернемся к трассе.

Шаги удалялись с каждой секундой всё дальше, а я всё боялась пошевелиться, оставаясь парализованной, даже моргнуть не решалась. Я пыталась сосредоточиться только на звуке сердцебиения рядом: такого живого и горячего. Постепенно хватка Дока ослабла. Его тело начало расслабляться, когда звук шагов уже не слышался продолжительное время. Горячие губы коснулись моего виска, и я почувствовала, как он протяжно выдохнул, зарываясь носом в мои волосы.

Наступила заветная тишина, не считая тихого мужского сопения рядом. Адреналин начал отпускать и боль во всём теле стала давать о себе знать. Но сейчас я даже была рада ей. Пока мы еще хоть что-то чувствуем — мы живы. И это было пьянящее чувство радости и минутного спокойствия, которое было очень шатким.

Я не знаю сколько мы так пролежали, но мне показалось, что обычно горячее тело Дока теперь стало казаться просто тёплым.

— Док, — тихонько позвала я. — Нам можно уже идти? Мне кажется, ты замерзаешь.

— Да, думаю, уже пора.

Мы стали потихоньку выбираться из нашего убежища. Я понятия не имела куда идти, но Док сказал, что местность кажется ему знакомой, а это значит, что мы уже были близки к его бункеру. Это давало надежду. Мы ступали по еще ночному лесу не спеша, периодически прислушиваясь и оглядываясь.

«Пять! – МЫ ИДЕМ ВАС УБИВАТЬ!»

Голос Змея с его считалкой сопровождал каждый мой шаг и противным скрежетом отдавался морозом по коже.

И хвала всем Богам, на горизонте показался небольшой ветхий деревянный домик, я бы даже сказала, что по размерам он больше напоминал будку. После моего предложения передохнуть там, Док, конечно же, стал отнекиваться, говоря, что это опасно, нас могут найти, но соблазн спрятаться от холодных ветров и сомкнуть глаз оказался слишком велик, и он согласился. Нам действительно нужен был отдых, особенно ему: это было понятно по болезненно бледному лицу и тому, с каким трудом ему давался каждый новый шаг.

В этой скромной лачуге было еще темнее, чем на улице. Думаю, что и днём ситуация со светом тут не лучше, так как здесь было лишь одно небольшое оконце.

Помимо деревянных поддонов и подозрительных шкур на них, больше ничего не было. Но, видимо, Доку такие одеяла не показались странными, и он быстро нырнул под них почти с головой, трясясь от холода. На секунду замер, послышался шорох и вскоре из-под шкуры полетела его одежда.

— Ты что делаешь?

— Стандартные способы выживания. Моя одежда мокрая, а так я быстрее согреюсь.

Последовав его примеру, я тоже разделась, оставшись в нижнем белье, собрала его одежду с пола и развесила всё на какие-то небольшие деревянные полочки, в надежде что это хоть как-то поспособствует их высыханию. Я легла рядом с Доком, стараясь не обращать внимания на затхлый запах от шкур.

И вот опять ночь, мы лежим с Доком под одним одеялом, если волосяные покровы убитого животного можно так назвать, почти голые, но отчего-то между нами нет неловкости и напряжение. Наверное, тело и разум слишком устали от резкого выброса адреналина, и теперь организм пытался прийти в норму, не израсходовав жизненные ресурсы на такие мелкие эмоции, как, например, стеснение и стыд.

Клацанье зубов и непрекращающаяся дрожь рядом начинала напрягать. Я отодвинулась максимально к стене, чтобы моя холодная кожа никак не соприкасалась с телом Дока. Но это не помогало.

— Прости, что не могу тебя согреть, — от этого я действительно чувствовала себя виноватой.

При сильном переохлаждении и ознобе рекомендуется использовать теплоту человеческого тела — укутаться общим одеялом, в нашем случае сомнительного вида шкуры, похожей на медвежью. Но тепло мое тело не источает и сделает только хуже. Горячая ванная была бы идеальным вариантом, да хоть бутылочка спирта и то пригодилась бы, чтобы я могла растереть окаменевшие конечности охотника, запуская кровоток.

А Док старался не подавать виду, что ему становится холоднее, обхватив себя руками и стуча зубами через раз, а северный ветер, что просачивался через щели дома, только усугублял ситуацию.

Двое молодых людей в холодной хижине, не могут найти способ как согреться. Боже…

Но решение, что пронеслось у меня в голове, сначала показалось мне до тошноты смешным и нелепым, но уже через секунду — единственно верным.

Пока остатки адреналина ещё кружили по моим жилам и мозг решил, что безумнее от этого ночь не станет, я, не дав себе времени обдумать правильность своего решения, приподнялась на локте, правой рукой прикоснулась к щеке Дока, притянув его лицо ближе, и оставила еле заметный поцелуй дрожащими губами в уголке губ.

Вкус моря. Я скучала…

— Стеф… — Прохрипел осипшим голосом Док, — Что ты…

— Я хочу тебя согреть.

От моих слов он замирает, втягивает воздух и медленно выдыхает, словно тянул время, чтобы осмыслить мои слова.

Сердцебиение Дока стало набирать обороты и это было музыкой для моих ушей. Он вздрагивает, когда я пододвигаюсь ближе, проводя пальчиками по небритой щеке, и чувствую кожей его нервный выдох.

И ещё один. И еще.

Уже не могу отвести взгляд от его глаз, что за секунду покрылись пеленой похоти и легкого безумия, отталкивая здравый смысл и благоразумие на задние ряды. Даже в темноте, я, кажется, вижу, как его зрачки расширяются и сужаются от того, что его глаза начинают блуждать по моему лицу, опускаясь к губам.

Этот круговорот, в каком-то смысле запретных и будоражащих чувств, затягивает, и, ведомая ими, мои пальцы спускаются по его скуле, очерчивают подбородок, ключицы, и схватившись за край пледа, тянут медленно вниз.

— Нет, — Док останавливает, схватив меня за запястье. — Ты не должна. Это неправильно. Я ведь не твоя истинная пара…

Его тембр голоса изменился, стал более томным, даже в противовес его внутренним сомнениям и колебаниям. Это моментально подняло температуру между нами, как минимум на несколько градусов.

— Замолчи, — почти шепчу я, когда начинаю носом вести по его щеке, добираясь медленно до мочки уха. И не могу противостоять тому чтобы не попробовать её на вкус. Лишь слегка, кончиком языка, но этого хватает, чтобы рот заполнился слюной, и я отбросила последние ненужные мысли о правильности своего решения.

Этот аромат… Его запах… Этот вкус… Так ощущается жизнь.

Он жадно втягивает воздух, и мне кажется, что я даже слышу, как рассыпаются его не произнесенные вслух аргументы, словно карточный домик.

— Хоть раз в жизни… Позволь себе быть эгоистом.

Это больше звучало как просьба, как вопрос. Мне действительно хотелось, чтобы Док, всеми любимый дружище Док, который вечно всех пытается спасти, ставит на пьедестал в первую очередь чувства других, забывая о себе, сейчас себя отпустил это, и хоть на одну ночь поддался своим желаниям.

Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

Слегка отстранившись, и заглянув в его глаза, я увидела ответ.

Глава 16

Секс, и всё, что было с ним связано, никогда не ассоциировался у меня с неземным наслаждением, о котором все так кричат и временами так отчаянно желают. Первый и единственный мой опыт был, скорее, из-за цели познать что-то новое, понять, почему вокруг всего действа так много разговоров — чисто научный интерес. И меня ждало разочарование, когда вместо мнимого удовольствия я получила пятиминутный выброс сумбурных чувств, что представляли из себя стеснение, неуклюжесть и отвращение чужому потному телу надо мной. А призом научной работы было дикое жжение и боль между ног.