Подходил к концу второй час лекции по генетике, которую монотонно зачитывал приглашённый в наш университет профессор. Не вовлеченность на занятиях была не для меня — прилежной студентки, которая в каждом предмете, особенно тех, что касались загадок человеческого тела, находила что-то интересное и занимательное. Но это был не тот случай. Мои ожидания не были оправданы, и по скучающему виду преподавателя, было видно, что он не заинтересован пробудить в нас интерес к его науке. И, возможно, дело было даже не в том, что обучать юные дарования, вкладывать в их умы новые знания была не его стезя, а просто он потерял запал и интерес к делу всей его жизни. И вот уже несколько месяцев он приходил в наш университет, чтобы отчитать порученные им часы без какого-либо энтузиазма и ответов на вопросы по его профилю, которые вначале еще задавались в стенах этой аудитории.

Поступая в медицинский, я буквально сгорала от предвкушения, начать поскорее впитывать в себя новые знания. Да, зубрила до мозга костей. Это прозвище привязалось ко мне, кажется, с первого класса, когда окружающие дети стали замечать мою ненормальную тягу познать всё новое. Плевать. Но какого было моё разочарование, когда на втором курсе мне пришлось сменить профиль. Оказалось, что я не переношу вида крови, не говоря уже о том, чтобы рассматривать чужие внутренние органы прямо у себя в руках. Как многие и делали, когда была практика в морге. И именно тогда я поняла, что всё это не для меня и перевелась на фармацевтический факультет.

Сегодня было последнее занятие по генетике, и я старалась законспектировать каждое слово, хотя с этим же успехом можно было просто переписать всё из учебника нашей университетской библиотеки, от куда и диктовался материал. Но то и дело отвлекалась, бросая короткие взгляды на парту спереди себя.

Парень, сидящий за ней, появился в нашем университете из ниоткуда. Он был не из нашей группы, не из нашего потока. По слухам, что он ходил на лекции платно, так как он «человек с улицы». Этакая безумная тяга к учёбе. Он никогда ни с кем не разговаривал, появлялся только на генетике, а сразу после окончания — быстро уходил. Он держался уверенно, излучая толику опасности и тонну загадочности. Для него никого не существовало, ничто не вызывало в нём интерес. Всегда был одет в чёрную толстовку с капюшоном, который он опускал только, когда входил в аудиторию.

Настоящая тень, невидимка. Я бы, наверное, его и не замечала, как и многие, если бы он не сидел передо мной.

Прежде, чем сесть за свою парту, он каждый раз открывал перед собой настежь окно, запуская весенний свежий воздух. Никому не было понятно зачем он это делал, но возражений не было. И через отражение в стекле я могла хоть немного, не совсем чётко, рассмотреть незнакомца — точёные скулы, волевой подбородок, легкая щетина, которая чертовски ему шла. Но больше всего меня гипнотизировали его глаза, его карие глаза, глубина и теплота которых плавила тебя на месте, заставляя растечься на месте мокрой лужицей.

Нет, я не влюбилась.

Такие парни, как он, прекрасно знают насколько хороши собой, и никогда в жизни не посмотрят на таких девушек, как я — обычных. Вот так просто. Я могла охарактеризовать себя лишь одним словом. Хотя, нет, было ещё одно — неуклюжая. Я могла споткнуться два раза о линолеум, пока шла к своей парте в аудитории; пролить на себя тарелку с супом в столовой; уронить кипу бумаг в коридоре. И это был мой обычный день. Во мне нет ничего примечательного, кроме фантастической способности попадать в неприятности.

Нет, я не влюбилась.

Но не заметить, что этот парень был очень красив — было бы преступлением. И тем более, за просмотр денег не берут. И вот сейчас я смотрю на него, наблюдая, как длинными пальцами он зачёсывает назад чёлку, упавшую ему на глаза. За его тяжёлым, задумчивым взглядом из-под густых бровей, за образовавшейся складкой между ними, от того, что он нахмурился. И, напоследок, пробежалась глазами по шраму на правой руке около костяшек, похожий на порез, который я изучила за эти месяцы вдоль и поперек.

Лучик солнца упал ему на голову, образовывая в его каштановых волосах рыжеватые прядки. А каково было бы зарыться пальцами в его шевелюре, провести кончиком пальцев по напряженной линии челюсти и задержаться около линии губ? И, возможно, только на секунду получить как награду его улыбку, адресованную тебе.

Это было бы прекрасно. Это было бы тепло.

Я подумала о том, что меня, скорее всего, привлекает не его внешность, а его манера поведения, его скрытность ото всех в своём собственном мирке. Он был для меня загадкой, нечитаемой книгой, ребусом, которые я любила разгадывать с самого детства. И не могла успокоиться, найти себе место, пока не изучу, не раскрою её.

Только к этой головоломке у меня не было ни ключика, ни зацепки. Только вечные вопросы.

Кто он? Почему ходит именно на генетику? Куда он убегает после пар, натянув свой треклятый капюшон? Откуда у него шрам на руке? Да, в конце концов, как его зовут?

Однажды одногруппник хотел с ним познакомиться, начал расспрашивать обо всём.

Но этот парень не ответил ни на один из вопросов и даже имени своего не назвал, словно не хотел оставлять хоть какую-то пыль воспоминаний о себе.

Дохлый номер.

Но все эти вопросы не давали мне покоя. Начало казаться, что именно от них начались головные боли. Так и до мигрени недалеко…

Всё, Стеф! Хватит себя мучить!

Вот только ещё одним глазком, лишь на мгновение посмотреть на него, запомнить, попытаться в последний раз уловить в его движениях хоть какие-нибудь подсказки на мои немые вопросы.

Только вместо ответов я поймала на себе взгляд карих глаз через отражение оконного стекла.

Боже, он смотрит…

Такой внимательный и проникновенный взгляд, что в первые секунды невозможно было даже моргнуть. Полувздох застрял между горлом и лёгкими, и начинал печь. А он всё еще смотрел не отрываясь, словно изучая, пытаясь пробраться в мои мысли, голову, где сейчас лишь кровь шумит. И надо бы отвернуться, да не могу, когда замечаю в его карих глазах огонёк — чуть тронь его и загорится пожар, а уголки рта медленно, дрожа, поползли вверх, расплываясь в улыбке.

Кожу моментально жаром обдало, щёки румянцем покрылись. Я сдалась первой. Уткнулась носом обратно в свои конспекты, прикрывая пылающие щёки своими тёмно-русыми волосами. И пытаюсь не обращать внимание на то тепло, что греет сейчас частичку в груди. Там, около сердца.

Нет, я не влюбилась.

Такого просто быть не может! Просто недопустимо. Это же так легкомысленно — влюбиться в парня, с которым ты даже не обменялась и парой слов, о котором ты не знаешь ровным счетом ничего.

Тогда откуда такая реакция? Почему одним своим взглядом пробил до мурашек, к месту приковал, словно канатами к стулу привязал.

Я сжала зубы. Прекрати…Прекрати думать о нём.

И вот, долгожданный звонок. «Мой ребус» поспешно стал собирать вещи и, по обычаю, его не должно быть здесь уже через секунду. Но он стоял на месте. А моё сердце пропустило удар. Он стоял и смотрел в мою сторону. Замешкался и будто хотел поддаться вперёд, но вовремя себя отдёрнул — резко, словно пощечину себе дал.

И всё-таки, он ушел. А я, наконец, снова смогла сделать вдох и на ватных ногах начала подниматься со своего места.

В груди тоска завыла. Это было наше последнее занятие и больше я его не увижу.

Глава 1.

Подходя к автобусной остановке, я чувствую, что он наблюдает за мной. Дрожь пробегает по всему телу. Но она приятна мне, и день ото дня нахожусь в предвкушении ощутить её снова. За три месяца, что он следит за мной, я так привыкла к этой мысли, к его присутствию, к ощущениям, когда кто-то прожигает мою спину взглядом.

Резко остановившись, стараюсь действовать осторожно. Делаю вид, что что-то ищу в дорожной сумке. А сердце в этот момент бешено колотится.